Вся остальная ночь была подобна горячечному бреду. Утро не принесло успокоения.

Бледный как мертвец, постаревший лет на десять, он позвал своего камердинера и велел подать черное бархатное платье, какое носили богатые люди третьего сословия.

Мрачный, безмолвный, испытавший столько мук, он направился к дворцу Трианон во время смены караула, то есть около десяти часов.

Королева выходила из часовни, где только что прослушала мессу.

Когда она проходила, головы и шпаги почтительно склонялись перед ней.

Шарни заметил, что несколько дам вспыхнули от досады при виде того, как хороша королева.

И вправду, она была очаровательна: прекрасные, приподнятые на висках волосы, тонкие черты лица, улыбающийся рот, усталые, но светло и кротко сияющие глаза.

Вдруг в конце шпалеры придворных она заметила Шарни. Она покраснела и удивленно вскрикнула.

Шарни не склонил головы. Он продолжал смотреть на королеву, и она в глазах графа прочла его новое горе.

— Я думала, что вы в своих поместьях, господин де Шарни, — строгим тоном сказала королева, подходя к нему.

— Я вернулся оттуда, ваше величество, — проговорил он отрывисто и почти нелюбезно.

Королева, от которой никогда не ускользали малейшие оттенки речи, остановилась в изумлении.

После этого обмена почти враждебными словами и взглядами она обернулась к своим дамам.

— Доброе утро, графиня, — ласково сказала она г-же де Ламотт, приветливо взглянув на нее.

Шарни вздрогнул и стал всматриваться в графиню внимательнее.

Жанна, встревоженная его упорным взглядом, отвернулась.

Шарни следил за ней с упорством безумца, пока не увидел еще раз ее лицо.

Потом он обошел вокруг нее, изучая ее походку.

Королева, раскланиваясь направо и налево, следила тем временем за уловками обоих наблюдателей.

"Похоже, он совсем потерял голову, — подумала она. — Несчастный юноша!"

И она снова подошла к нему.

— Как вы себя чувствуете, господин де Шарни? — ласково спросила она.

— Очень хорошо, но, благодарение Богу, не так хорошо, как ваше величество.

Его поклон, сопровождавший эти слова, скорее ужаснул, чем удивил королеву.

"Тут что-то есть!" — сказала себе наблюдательная Жанна.

— Где же вы теперь живете? — снова заговорила королева.

— В Версале, ваше величество, — отвечал Оливье.

— С каких пор?

— Уже три ночи, — ответил молодой человек, подчеркивая эти слова взглядом, жестом и интонацией.

Королева не высказала ни малейшего волнения; Жанна вздрогнула.

— Не имеете ли вы мне что-нибудь сообщить? — с ангельской кротостью спросила королева у Шарни.

— О, ваше величество, — ответил он, — мне слишком многое нужно вам сказать.

— Пойдемте, — коротко сказала она.

"Проследим", — подумала Жанна.

Королева быстрыми шагами направилась к своим покоям. Все последовали за нею, взволнованные не менее, чем она. Госпожа де Ламотт увидела особую милость Провидения в том, что Мария Антуанетта, не желая этому разговору придавать характер свидания, пригласила нескольких лиц следовать за нею.

В числе их проскользнула и Жанна.

Королева прошла к себе и отпустила г-жу де Мизери и всех своих прислужниц.

Утро было теплое и пасмурное; солнце не показывалось из-за туч, но его свет и теплота просачивались сквозь толстый, пушистый покров облаков.

Королева открыла окно, выходившее на маленькую террасу, и села перед шифоньером, заваленным письмами. Она ждала.

Все вошедшие за нею поняли ее желание остаться одной и постепенно удалились.

Шарни, сгорая от нетерпения и задыхаясь от гнева, мял свою шляпу в руках.

— Говорите же! Говорите! — сказала королева. — У вас очень взволнованный вид, сударь.

18*

— С чего мне начать? — сказал Шарни, размышляя вслух. — Как дерзнуть обвинять честь, обвинять веру, обвинять величие?

— Что? — воскликнула Мария Антуанетта, обернувшись и сверкнув глазами.

— И тем не менее я не скажу о том, что я видел! — продолжал Шарни.

Королева встала.

— Сударь, — холодно заговорила она, — теперь час слишком ранний, и я не могу подумать, что вы пьяны, а между тем ваше поведение не такое, как подобает дворянину, если он трезв.

Она полагала, что уничтожит его этой презрительной фразой; но он даже не шелохнулся.

— Да что такое королева, в сущности? — продолжал он. — Женщина. А я что? Мужчина и вместе с тем подданный.

— Сударь!

— Ваше величество, не будем к тому, что я имею сказать вам, примешивать гнев, способный довести до безрассудства. Я, как мне кажется, доказал вам свое благоговение перед величием королевского сана; боюсь, что я доказал и свою безумную любовь к особе королевы. Поэтому выбирайте, которой из двух — королеве или женщине — должен ваш преданный поклонник предъявить обвинение в бесчестье и вероломстве?

— Господин де Шарни, — воскликнула королева, побледнев и делая шаг к молодому человеку, — если вы не уйдете сейчас же отсюда, я велю страже выгнать вас!

— Но прежде чем меня выгонят, я скажу вам, что делает вас недостойной королевой и бесчестной женщиной! — воскликнул Шарни, опьянев от бешенства. — Вот уже три ночи, как я слежу за вами в парке!

Вместо того чтобы отпрянуть при этом страшном ударе, чего ожидал Шарни, королева подняла голову и подошла к нему еще ближе.

— Господин де Шарни, — сказала она, взяв его за руку, — ваше состояние внушает мне сожаление… Берегитесь, ваши глаза горят, руки дрожат, лицо бледно, вся ваша кровь отхлынула вам к сердцу. Вы страдаете… Хотите, я позову кого-нибудь?

— Я вас видел! Видел! — холодно повторил он. — Видел с тем человеком, когда вы ему дали розу; видел, когда он целовал ваши руки; видел, когда вы с ним вошли в купальню Аполлона.

Королева поднесла руку ко лбу, точно желая убедиться, что она не спит.

— Погодите! Сядьте, — сказала она. — Ведь вы упадете, если я не поддержу вас. Сядьте, говорю я вам.

Шарни и вправду почти упал в кресло; королева села на табурет рядом с ним и заговорила, взяв его за руки и стараясь взглядом проникнуть до самой глубины его души.

— Успокойтесь, — сказала она, — дайте вашему сердцу и голове несколько остыть и повторите мне еще раз то, что вы сейчас сказали.

— О, вы хотите убить меня! — прошептал несчастный.

— Позвольте же мне предложить вам вопросы. Когда вы вернулись из своего поместья?

— Две недели тому назад.

— Где вы живете?

— В доме начальника охоты, который я нарочно нанял.

— Да, знаю, дом самоубийцы, на краю парка?

Шарни утвердительно кивнул головой.

— Вы говорили о каком-то человеке, которого будто бы видели со мной?

— Прежде всего я говорю, что видел вас.

— Где же?

— В парке.

— В котором часу? В какой день?

— В первый раз — во вторник, в полночь.

— Вы меня видели?

— Как сейчас; я видел также особу, сопровождавшую вас.

— Меня кто-то сопровождал? Могли ли бы вы узнать эту особу?

— Мне показалось, что я видел ее здесь; но не смею утверждать этого. Фигура похожа… Что же касается лица, то ведь его прячут, когда идут на такое преступное дело.

— Хорошо, — спокойно заметила королева, — вы не узнали мою спутницу, но меня…

— О вас, ваше величество… я вас видел… Да разве я теперь не вижу вас?

Она нетерпеливо топнула ногой.

— А… тот господин, — сказала она, — кому я дала розу… ведь вы видели, что я давала розу?

— Да; но к этому кавалеру мне не удалось подойти ни разу поближе.

— Вы его знаете, однако?

— Его назвали монсеньером; вот все, что мне известно.

Королева с еле сдерживаемым гневом стукнула себя по лбу.

— Продолжайте, — сказала она, — во вторник я дала розу, а в среду?

— В среду вы дали ему для поцелуя обе руки.

— О! — прошептала она, кусая пальцы. — И наконец, в четверг, вчера?

— Вчера вы с этим человеком провели полтора часа в гроте Аполлона, где спутница ваша оставила вас наедине.