Самсон начал двигаться — медленно и осторожно, не проникая на всю глубину. Он входил туго, и это было приятно. Элизабет подавалась навстречу, желая ощутить его в себе целиком.

Но вскоре Самсон замер, опираясь на руки. Он склонился над ее ухом и прошептал, тяжело дыша:

— Вы такая тесная. Боюсь, я долго не продержусь.

Вместо ответа Элизабет обняла его и погладила по спине. Нащупав грубые шрамы, она спросила:

— Больно?

— Нет, мэм.

— Ради бога, не называй меня «мэм»!

Ее руки скользнули ниже и стиснули круглые, гладкие как шелк ягодицы. Элизабет рывком прижала Самсона к себе так, что член вошел целиком. Она охнула и затрепетала от восторга. Теперь он весь ее, без остатка!

Самсон глухо застонал и начал снова двигаться в ней. Сперва осторожно, потом все быстрее, и вот его бедра заплясали в бешеном ритме, вбивая Элизабет в матрас.

Она крепко обхватила ногами его бока, покоряясь неистовому напору. С каждым толчком по телу расходились жаркие волны. Не будь в доме полно людей, Элизабет стонала бы в голос, а так ей приходилось прижимать руку к губам, чтобы не закричать.

Огонь разгорался, и в полузабытьи Элизабет ощутила, что приближается к точке невозврата. Она затаила дыхание, мышцы напряглись… Несколько ритмичных движений — и она сорвалась в бездну. Сладкие, невыразимо приятные судороги сотрясали тело одна за другой, а лоно обхватило член пульсирующим кольцом, превратившись в средоточие неземного блаженства.

Краем сознания Элизабет уловила свой собственный надсадный всхлип, а затем почувствовала, как рука Самсона закрывает ей рот. Она мотнула головой. Плевать, если она перебудит весь дом! Никогда в жизни ей еще не было так хорошо!

Наконец она без сил откинулась на подушку, слыша, как сердце гулко бьется в груди. Казалось, будто из тела выкачали все соки, и оно стало податливым и безвольным, как тряпичная кукла.

Когда в голове немного прояснилось, она открыла глаза и увидела над собой Самсона. Он по-прежнему был в ней и, опираясь на руки, ждал, пока она придет в себя. Поймав ее взгляд, он сверкнул в темноте белоснежной улыбкой. Она улыбнулась в ответ, слишком изнеможенная, чтобы что-то сказать.

— Теперь моя очередь, — произнес он и сделал плавный толчок.

Элизабет обняла его за плечи. Он быстро и напористо задвигал бедрами, но уже через несколько секунд со стоном вышел из нее, садясь на колени между ее раздвинутых ног. Член пружинисто вздрогнул, и мощная серебристая струя выстрелила в потолок, описывая в воздухе дугу.

Горячие капли попали Элизабет на живот, но она не обратила на это внимания, как завороженная глядя на искаженное экстазом темно-бронзовое лицо. Оно казалось самым прекрасным, что ей когда-либо доводилось видеть, и в груди так защемило от нежности, что слезы навернулись на глаза.

Наконец Самсон расслабленно вытянулся рядом с ней на кровати. Задранная ночная рубаха болталась где-то под горлом. Элизабет хотела ее одернуть, но он ей не дал.

— Пожалуйста, — попросил он, — позвольте мне полюбоваться на вас.

— Ладно, — с легким удивлением кивнула она.

Самсон помог ей избавиться от сорочки и пеньюара. Теперь она лежала голая, а он, привстав на локте, ласково поглаживал ее грудь и живот. Элизабет невольно вспомнила, как разделась перед Джеймсом в первую брачную ночь. Как он пренебрежительно говорил с ней, как равнодушно на нее смотрел. А сейчас она просто таяла в обожании и восторге, что плескались через край в устремленных на нее черных глазах.

Одного этого взгляда хватило, чтобы у нее опять приятно заныло между ног. Опустив взор, она заметила, что у Самсона после соития практически не опал член. Странно… Джеймса хватало на один раз, после чего он прикрывал халатом свой обмякший отросток и уходил.

Она коснулась члена, затем обхватила его. Он был чуть мягким, но уже через секунду она ощутила, как он буквально каменеет в ее руке.

— Осторожнее, мэм, иначе мне придется снова на вас залезть, — с улыбкой сказал Самсон, поглаживая ее по щеке.

— Давай ты хотя бы в постели не будешь называть меня «мэм». — Элизабет еще сильнее стиснула пальцы вокруг подрагивающего ствола.

— Как вам будет угодно, мэм.

— Да ты издеваешься! — Она со смехом притянула Самсона к себе.

Он снова овладел ею, и второй раз оказался еще лучше первого. Потом Элизабет, удовлетворенная и уставшая, лежала в объятиях Самсона. Несмотря на жару, она прижималась к его влажному от испарины телу, и ей было хорошо как в раю.

И нет, совесть ее совершенно не мучила. Напротив, Элизабет содрогалась при мысли о том, что могла бы прогнать Самсона и тогда не познала бы такого блаженства.

Элизабет проснулась только к полудню. В полудреме она потянулась и обнаружила, что у нее ноют мышцы бедер и живота. Ей не приснилось — она действительно изменила мужу с рабом! Самсон провел с ней всю ночь и ушел лишь когда забрезжил рассвет. Сладостное упоение его объятий было лучшим, что случалось с Элизабет до сих пор.

Эйфория расцветила все вокруг яркими красками и наполнила грудь искристым теплом. Элизабет лежала, прижимая к себе подушку, и мысленно смаковала каждый миг, проведенный с Самсоном наедине. Как страстно и трепетно он ее ублажал! Как благодарно ее тело отзывалось на его ласки!

Чуткие прикосновения и поцелуи разожгли в ней такое пламя, о котором она даже не подозревала. После неудачного опыта с Джеймсом она и не думала, что с мужчиной может быть так хорошо.

Джеймс… Ненавистное имя ввинтилось в мозг ржавым сверлом. Хоть бы он пробыл на Севере как можно дольше! Пока его нет — она сможет тайно встречаться с Самсоном и наслаждаться близостью с ним. Но когда муж вернется… Нет, не стоит сейчас об этом думать. У них еще много дней впереди.

В ее мысли ворвался стук в дверь и обеспокоенный голос служанки:

— Мадам?

— Анна? — Элизабет привстала на кровати.

— С вами все в порядке? Уже обеденный час, а вы все не звоните.

— Что-то я заспалась. — Элизабет нарочито громко зевнула. — Входи.

Дверная ручка повернулась, но дверь не поддалась.

— Закрыто, — растерянно пробормотала служанка.

— Ах да! — Элизабет заметила торчащий в замочной скважине ключ. — Одну минуту.

Она поднялась с постели и, дохромав до туалетного столика, взглянула на себя в зеркало. Лихорадочный румянец, растрепанные волосы, воспаленные пунцовые губы — отражение предательски выдавало, что его хозяйка провела бурную ночь.

— Черт… — выдохнула Элизабет и вдруг увидела на шее огромный лиловый засос. — Черт!

Она подобрала валявшуюся на ковре шаль и закуталась в нее по подбородок, прикрывая столь явное доказательство греха. Кое-как пригладив лохмы на голове, она наконец, отперла дверь.

— Доброе утро, мадам. — Анна переступила порог. — Точнее сказать, добрый день.

Она вдруг остановилась и завертела головой по сторонам, шумно принюхиваясь.

— Чем это у вас тут пахнет? — недоуменно спросила она.

Элизабет покраснела. Сама она никаких посторонних запахов не чуяла, скорее всего, ее нос к ним привык. Но в наглухо закупоренной спальне, где всю ночь два разгоряченных тела сплетались на ложе любви, запашок, должно быть, еще тот.

— Да вроде ничем, — пробормотала она.

Взгляд упал на кровать, и по спине прокатился холодный пот. На измятой простыне отчетливо темнели подозрительные пятна, и Элизабет прекрасно знала, откуда они взялись. Она молнией метнулась к постели и уселась на нее, прикрывая улики собой.

Анна как-то странно покосилась на нее и направилась к шкафу.

— Какое платье вы хотите надеть? — распахнув створки, спросила она.

— Э-э-э… белое в голубой цветочек. — Элизабет вспомнила, что давно не надевала этот наряд, а значит, он должен висеть где-то в глубине.

Пользуясь тем, что Анна зарылась в шкаф с головой, она мигом набросала на пятна кучу подушек. Окинув комнату быстрым взглядом и больше ничего предосудительного не обнаружив, она допрыгала на одной ноге до балконной двери и распахнула ее, чтобы впустить свежий воздух.