— Ладно, тогда сделаем так. Норма по-прежнему останется двести фунтов, но за каждый фунт сверху вы будете получать один цент.

Рабы недоверчиво переглянулись, но одобрительный кивок Самсона подсказал Элизабет, что она на верном пути.

— А теперь надевайте перчатки и покажите мисс Элизабет, как вы умеете работать, — скомандовал он.

Рабы подчинились. Немного понаблюдав, как они ловко обирают хлопок с кустов, Элизабет повернулась к Самсону.

— Что ж, думаю, эксперимент удался. Мы раздадим перчатки всем.

Она вернулась к Биллу Брауну и строго настрого запретила ему бить рабов. Говорить о плате за собранный сверх нормы урожай, она не стала. Этот идиот поднимет ее на смех. Мол, где это видано, чтобы рабам платили за труд! Да и все равно, деньги ведь пойдут не из его кармана. О них придется договариваться со свекровью.

По дороге домой, Самсон предложил показать место, где зарыл чайник. Очутившись у пруда, он оглянулся по сторонам, затем подошел к беседке и присел у ее каменного основания.

— Смотри, Лиз, вот эти кирпичи вынимаются. Я спрятал чайник за ними. — Он пошатал несколько камней.

— Как ты думаешь, сколько там монет? — поинтересовалась она.

— Много. Под самую крышку. Хочешь, вытащу чайник, и ты сможешь пересчитать?

Элизабет опасливо оглянулась. Густые кроны персиковых деревьев надежно укрывали беседку от посторонних глаз, но доставать золото при свете дня все же не стоит.

— Пока не нужно, — сказала она. — Пусть останется здесь.

Самсон кивнул и, подхватив Снежинку под уздцы, направился к дому. Покачиваясь в седле, Элизабет задумчиво смотрела на его спину. Он знает о спрятанных деньгах, но ему можно доверять. Прошлой ночью, она хотела вернуть ему монету, которую он принес, но он отказался:

— Лиз, ты представляешь, что будет, если у меня ее найдут?

Он прав. Хотя, если бы он вдруг захотел вырваться на свободу, деньги бы ему пригодились. Элизабет вспомнила о «подземке».

— Скажи, только честно, — понизив голос, заговорила она, — ты никогда не думал сбежать?

Самсон вздрогнул и, замедлив шаг, удивленно посмотрел на нее.

— Не бойся, — подбодрила она. — Уж мне-то ты можешь довериться.

Он шумно сглотнул.

— От мистера Чарльза — нет. Мне неплохо жилось в его доме, да и он вроде как подумывал меня освободить.

— А от моего мужа?

Какое-то время Самсон молча вел Снежинку по тропе, явно собираясь с мыслями.

— Знаешь, Лиз, — наконец заговорил он, — когда я валялся на грязном тюфяке и не мог пошевелиться, потому что спина была измочалена в хлам, то я мечтал поскорее сдохнуть, чтобы хоть так обрести свободу… Но потом пришла ты… И когда твои нежные ручки коснулись моей спины, я понял, что выдержу любое дерьмо, если хоть иногда буду слышать твой голос и видеть тебя даже издалека…

Элизабет наклонилась и погладила его по плечу. Самсон поймал ее руку, прижал к своей теплой щеке и поцеловал. По телу пробежали мурашки. Но впереди уже белели колонны Большого Дома, и Элизабет поспешно отстранилась.

«Мы оба сошли с ума! — подумала она. — Если кто-то узнает — нам конец! Но я не могу отказаться от него сейчас. Это выше моих сил!»

Привязав Снежинку у входа, Самсон подхватил Элизабет на руки. Собственно, она уже могла бы, опираясь на его руку, взобраться по ступеням и сама… Но ей так нравилось обнимать его за шею, прижиматься к широкой груди! И она не стала возражать.

Взойдя на второй этаж, Самсон отворил дверь спальни и внес Элизабет внутрь. Она хотела его поцеловать, но замерла, увидев, что они в комнате не одни. Над кроватью склонилась Роза, разглаживая на ней свежую простыню.

Рабыня повернулась к ним. Она тотчас опустила взгляд, но Элизабет успела уловить странный блеск в ее глазах. От стыда захотелось провалиться под землю. Как все это должно быть скандально смотрится со стороны! Самсон на руках вносит ее в спальню, словно невесту на брачное ложе.

Самсон тотчас же поставил ее на ноги. Он был явно смущен не меньше нее. Роза стояла, потупившись, но ее губы кривились так, будто она с трудом сдерживает ухмылку.

«Она все знает!» — обрушилось на Элизабет ушатом ледяной воды. Взгляд упал на измятые простыни, лежащие на ковре. Запах, пятна… не нужно быть гением, чтобы обо всем догадаться.

Сердце колотилось, ладони взмокли от пота. Неловкая пауза затянулась. Элизабет понимала, что должна что-то сделать, что-то сказать, но от паники потеряла способность соображать.

— Я пойду, мэм? — голос Самсона донесся до нее как сквозь толщу воды.

— Да, — выдавила она из себя. — Иди. Я пошлю за тобой, если ты мне понадобишься.

Когда за ним захлопнулась дверь, Элизабет, кое-как совладав с собой, обратилась к Розе:

— Долго тебе еще?

— Нет, мэм, я почти закончила.

— Хорошо. Заканчивай.

Доковыляв до кресла-качалки, Элизабет рухнула на сиденье. Негритянка снова склонилась над кроватью, а Элизабет уставилась на груду белья. Может, Роза ничего не заметила? Зачем ей присматриваться и принюхиваться к простыням? У нее и так полно хлопот.

Но ее взгляд… Ухмылка… Нет, она точно о чем то догадывается! Черт? Когда же меняли постельное в последний раз? Было это до или после отъезда Джеймса? Но как Элизабет ни напрягала память, вспомнить ей это не удалось.

«И что теперь? Роза спит с Джеймсом. Посмеет ли она доложить ему обо мне? Может дать ей денег или побрякушек, чтобы она молчала? — Взгляд метнулся к шкатулке с украшениями на туалетном столике. — Нет, так она поймет, что у меня действительно рыльце в пушку».

Она так ничего и не придумала. Оставалось только качаться в кресле и смотреть, как Роза застилает постель. Когда негритянка подошла к куче грязного белья и наклонилась, чтобы его подобрать, Элизабет вся напряглась. Рабыня сгребла простыни в охапку, и на миг показалось, будто усмешка промелькнула на черном лице. Но в следующий момент Роза вышла из спальни и закрыла за собой дверь.

Остаток дня Элизабет провела в душевных терзаниях. Неужели Роза обо всем догадалась? Да еще и Анна вчера вечером видела засос. Но Анна хотя бы будет держать язык за зубами, а вот насчет Розы такой уверенности нет. Прислуга любит перемывать косточки господам. Кто знает, о чем судачат негры на кухне?

«Какая же я дура! — укоряла себя Элизабет. — О нас с Самсоном и так наверняка ходят сплетни, а я еще больше подливаю масла в огонь. И почему я не додумалась подстелить полотенце, чтобы не было этих дурацких пятен на простыне!»

Винить Самсона она не могла. Он по мере сил заботился, чтобы она не забеременела, и, надо отдать ему должное, еще ни разу не сплоховал. И это было очень кстати, потому что Анна до сих пор не достала снадобье, а поторопить ее Элизабет не решалась.

Случай с простыней так напугал и обескуражил ее, что этой ночью она не стала звать Самсона к себе. Но сейчас, лежа в пустой и чересчур просторной постели, Элизабет сходила с ума от одиночества и тоски. Время утекало сквозь пальцы словно песок. Как знать, сколько еще у них осталось ночей? Драгоценных жарких ночей, пока не вернулся Джеймс…

Промаявшись несколько часов, она забылась тяжелым сном, а наутро проснулась разбитая и с больной головой. Сидя перед зеркалом, пока Анна причесывала ее, Элизабет угрюмо смотрела на свое бледное лицо и раздумывала над тем, что делать дальше. Считать ли вчерашний эпизод с простыней знаком свыше о том, что надо немедленно все прекратить? Или послать все к черту и броситься в омут с головой? Ведь о ней с Самсоном в любом случае будут чесать языки, независимо от того, продолжит она с ним встречаться или нет.

Хорошо бы еще спросить у Анны про снадобье. Элизабет украдкой взглянула на служанку, сосредоточенно втыкающую шпильки в ее прическу. Нет, сейчас это будет слишком подозрительно. Ничего не поделаешь, придется полагаться на самообладание Самсона… Если, конечно, прямо сейчас с ним не порвать. Но как это сделать? Ведь душа так и рвется к нему, словно мотылек на огонь.