— Часа три назад.

— Хм. Надеюсь, эта сучка не успела далеко уйти. Вперед, ребята, догоним их! Бывайте, мэм.

Они развернулись и с гиканьем поскакали в сторону, противоположную той, где Элизабет встретила негритянку.

Лишь когда собачий лай затих вдалеке, Элизабет позволила себе выдохнуть. Гипотетические беглые ниггеры пугали ее куда меньше, чем эти «джентльмены». Неизвестно, что взбрело бы им в головы, не соври она, будто Джеймс и Билл Браун где-то рядом.

— Здорово вы их надули, мисс Элизабет, — подал голос Самсон. — Спасибо, что не выдали Рэйчел.

— Выходит, она все-таки удрала от твоей бывшей госпожи?

Самсон помедлил, явно обдумывая, стоит ли откровенничать с хозяйкой, но все же решился:

— Да, мэм. Она как услыхала, что нас распродадут на аукционе, то перепугалась, что ее разлучат с Тоби. С тех пор только и разговоров у нее было, что про побег.

Элизабет невольно стиснула поводья в руках.

— Хоть бы у нее все получилось! — сказала она. — Проделать такой путь, да еще и с ребенком на руках… Бедная женщина! Кстати, помнишь, когда Джеймс купил тебя, он отдал работорговцу Майка — сына Люси? Как же она за ним убивалась! Бежала за этим фургоном… бедняжка.

— Она до сих пор ревет каждую ночь, — сообщил Самсон, и тут Элизабет вспомнила, как Джеймс сегодняшним утром беспардонно приказывал ему «как следует обрабатывать» Люси.

Думать об этом было стыдно и неприятно, но все же любопытство взяло вверх. Она осторожно поинтересовалась:

— Ты так и живешь в ее хижине?

Самсон смущенно поскреб курчавый затылок.

— Да, мэм… Вот только…

— Что?

Он колебался, явно подбирая слова. Элизабет выжидающе смотрела на него и, в конце концов, не выдержала затянувшегося молчания.

— Говори уже, как есть! — велела она, придержав Снежинку.

— Только пообещайте, что не расскажете мистеру Джеймсу.

— Обещаю.

— В общем, Люси меня к себе не подпускает. Говорит, что скорей вырвет себе утробу, чем родит еще одно дитя, которое у нее отберут.

Как это было ни глупо, но Элизабет почему-то обрадовалась тому, что Самсон не спит с Люси.

— Что ж, ее можно понять, — протянула она. — Какая мать захочет обречь своего ребенка на рабство? Бедного Майка не спасло даже то, что его отец…

Она осеклась и глянула на Самсона. Тот кивнул.

— Я знаю, кто его отец, мэм. Уж если такого ребенка продали, то что говорить о щенке от простого ниггера вроде меня? Лучше уж вовсе не иметь детей, чем вот так…

Он замолчал и уставился на дорогу. Элизабет невольно задержала взгляд на его профиле. Самсон имел типично негритянские черты, но не настолько гипертрофированные, как у некоторых его сородичей. Широкий, но не приплюснутый нос; полные, но не раздутые губы; подбородок не скошенный, как у многих негров, а хорошо развитый, выступающий вперед.

— А у тебя есть дети? — поинтересовалась Элизабет.

Самсон повернулся к ней и с грустной улыбкой вздохнул.

— Была у меня жена… Ну, как жена… ниггерам-то нельзя жениться по настоящему. Мы с ней перепрыгнули через метлу.

— Как это?

— Очень просто, мэм. У белых — церковь и священник, а у ниггеров — метла. Ее кладут на землю, пара берется за руки, перепрыгивает ее, и после этого считается мужем и женой.

— Интересный обычай. И где же твоя жена?

— Померла при родах, — вздохнул Самсон. — Младенец ножками пошел да застрял. Мистер Чарльз даже белого доктора к ней вызывал, но тот ничего не смог сделать. И ребенка спасти не удалось.

— Ох! Соболезную.

— Спасибо, мэм.

Элизабет не нашлась что добавить, и воцарилось молчание. Дорога красной лентой вилась под копытами лошадей. Ветер шумел в деревьях, в воздухе разносилось жужжание насекомых и пение рабов, гнущих спины на раскинувшихся вокруг полях.

Когда впереди показались колонны «Персиковой долины», Элизабет стало жаль, что поездка подошла к концу. Приятно проведенное время омрачала лишь встреча с негроловами в сосновом бору.

Подъезжая к Большому дому, Элизабет заметила, что на террасе качается в кресле свекровь. При виде фигуры, затянутой в неизменно черное платье, настроение испортилось. Даже не присматриваясь, Элизабет могла бы поклясться, что старая ведьма буравит ее пристальным взглядом. Ну и ладно! Плевать на нее! Пусть лучше следит за своим распутным сынком.

Самсон спешился и, накинув поводья Брута на коновязь, подошел к Элизабет, чтобы помочь ей слезть с лошади. Она положила руку ему на плечо и, когда он, обхватив ее за талию, снял с седла, их взгляды встретились. Ее прожгло насквозь обсидианом черных глаз. По телу пробежала дрожь, ноги ослабли, и не поддержи ее Самсон, Элизабет шлепнулась бы на землю.

Он поспешно выпустил ее из объятий и, поклонившись, занялся Снежинкой и Брутом. Наваждение спало, но сердце продолжало учащенно стучать. Элизабет даже украдкой взглянула на свекровь: не заметила ли та ничего подозрительного. К счастью миссис Фаулер как раз распекала Сару за какую-то провинность.

Элизабет выдохнула, сама не понимая, что на нее нашло. Провожая взглядом Самсона, уводящего лошадей, она твердила про себя, что все это чушь. Бесспорно, он — приятный, симпатичный мужчина, но, черт побери, он — негр! А она, между прочим, замужняя дама! Даже если они разоткровенничались в пути, между ними нет и не может быть ничего общего, кроме отношений госпожи и слуги.

Две недели стояла адская жара, и все вокруг плавилось в раскаленном зное. С той прогулки Элизабет ни разу не выезжала верхом, так как единственное, на что она была способна в такую духоту — это сидеть в комнате с опущенными жалюзи, поминутно обтираясь водой.

Как-то ночью, когда Элизабет уже легла в кровать и задула свечу, дверь открылась, и на пороге показался Джеймс. Он держал фонарь, и в его тусклом свете Элизабет разглядела, что волосы мужа растрепаны, глаза лихорадочно блестят, а рубаха наполовину вылезла из штанов.

— Ты пьян! — возмутилась Элизабет, по подбородок натягивая на себя простыню. — Что тебе надо? Я уже сплю!

Джеймс, пошатываясь, направился к ней.

— Др-рогая, — заплетающимся языком пробормотал он, — пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

— Никуда я не пойду! Ты знаешь, который час? Оставь меня в покое, я хочу спать!

— А я гр-рю, пойдешь! — Он сдернул с Элизабет простыню и схватил ее за плечо. — Вставай!

Несмотря на подпитие, сил у Джеймса было предостаточно, и пришлось подчиниться. Элизабет села на кровати и спустила босые ноги на пол.

— Идем! — Муж потянул ее за руку.

— Дай мне хотя бы одеться!

Джеймс оглянулся по сторонам, подошел к креслу и взял висящий на спинке пеньюар.

— Надевай! — Кружевная вещица полетела Элизабет в лицо.

Поняв, что с пьяным спорить бесполезно, она накинула пеньюар поверх ночной сорочки и сунула ноги в домашние туфли.

Джеймс схватил ее под локоть и рывком притянул к себе. В бок уперлось что-то твердое и, опустив глаза, Элизабет увидела на поясе мужа свернутый кнут и револьвер в кобуре.

— Что ты задумал? — испуганно спросила она.

— Сюрприз, дорогая. Все, хватит вопросов. Ступай!

Они спустились по лестнице и вышли во двор. В черном небе сияла луна, из кустов доносились звонкие трели цикад. Несмотря на жару, Элизабет пробирала дрожь, и она зябко закуталась в пеньюар. Что еще за дичь взбрела в хмельную голову муженька?

Джеймс повел ее через сад, освещая путь фонарем. Свет желтым пятном ложился на дорожку, а все остальное утопало в глубокой тени. Вдруг что-то резко зашуршало в кустах. Элизабет вздрогнула, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Скорей всего это опоссум или еще какой-то мелкий зверек, но ее нервы и без того были натянуты как струна.

Хозяйственный двор скрывался во мраке, лишь тускло светился красным кузнечный горн. Джеймс с пьяным сопением тащил Элизабет за собой, и она не решалась задавать вопросы, боясь его разозлить. От него и трезвого не знаешь чего ждать, а уж когда он навеселе — и подавно.