Дядюшка рвал и метал.

— Ты погубишь себя! — восклицал он. — Как ты будешь жить среди этих варваров? Они же все дебоширы и пьяницы! Корчат из себя аристократов, а на деле — кроме рабов и непомерной спеси у них ничего нет.

Несколько часов кряду он пытался ее вразумить, но Элизабет была непреклонна. До возвращения Альберта из Европы оставались считанные дни, и дальше медлить было нельзя. В конце концов, дядюшка, напуганный ее угрозами выброситься из окна или уйти в монастырь, сдался и позволил объявить помолвку.

Время до свадьбы пронеслось незаметно. И вот — после утомительного путешествия из Нью-Джерси в Джорджию, ночевки в гостинице Мейкона, венчания и скромного банкета — Элизабет едет в коляске в имение своего супруга.

Вся ее прошлая жизнь словно подернулась туманом, как река Делавэр промозглым осенним днем. Здесь, на Юге, все казалось совершенно другим. От буйства зелени захватывало дух, а небо сияло такой ослепительной голубизной, что глазам было больно смотреть.

По сторонам от дороги простирались бескрайние поля, на которых гнули спину полчища негров. Элизабет с любопытством разглядывала их. Конечно, и в Трентоне ей доводилось видеть чернокожих. Некоторые из них даже трудились на фабриках ее отца. Но то были наемные рабочие, а не рабы.

Негры мотыжили грядки, которые извилистыми зелеными рядами расчерчивали бурую землю и терялись на горизонте в дымке оранжевой пыли. Крупные лапчатые листья, розовые и кремовые цветы — Элизабет никогда не видела, как растет хлопок, но, заметив кое-где коробочки с комьями белой ваты, догадалась, что это именно он.

Наряду с мужчинами, под палящим солнцем работали женщины и даже дети. Элизабет, сроду не державшей в руках ничего тяжелее книги, стало не по себе. На миг она устыдилась того, что родилась богатой и белой, и имеет все в изобилии, а у этих людей ничего нет.

Интересно, каково это, быть рабом? Принадлежать хозяину, который может тебя продать, избить и даже убить…

Элизабет вздохнула и отогнала непрошенные мысли. На все воля Божья. Кто-то раб, а кто-то господин. Не стоит забивать себе этим голову. Нужно сосредоточиться на более важных вещах. Теперь она замужняя женщина, и у нее появились обязанности. Правда, что это за обязанности, понимала Элизабет довольно смутно. Мать умерла, когда она была еще совсем крошкой, не успев посвятить ее в подробности супружеской жизни.

Зато родительница Джеймса была жива-здорова. Чопорная сухопарая дама во вдовьем наряде сидела напротив, обмахиваясь черным веером. Должно быть сейчас хозяйством занимается именно она.

Элизабет украдкой посмотрела на свекровь. Та поймала на себе ее взгляд, но ее бескровные губы даже не дрогнули в намеке на улыбку.

«Надеюсь, мы с ней поладим, — ободрила себя Элизабет, но что-то внутри подсказало: — Просто не будет».

— Это все ваши поля? — спросила она, чтобы хоть как-то разбавить затянувшееся молчание.

От звука ее голоса, Джеймс вздрогнул, словно очнувшись от сна.

— Вы что-то сказали? — переспросил он.

— Сынок, твоя жена спрашивает, наши ли это поля, — пришла на помощь свекровь и тут же сама ответила на вопрос: — Да, милочка. Все, что вы видите вокруг, принадлежит нам. Наша плантация называется «Персиковая долина».

— Какое красивое название, — улыбнулась Элизабет. — Здесь, должно быть, очень сладкая жизнь.

В ответ на этот неуклюжий комплимент миссис Фаулер изогнула бровь.

— Вовсе нет, дорогуша. Ничто не дается нам просто так. Чтобы добиться процветания, мы вынуждены трудиться, не покладая рук. Еще мой отец, царство ему небесное, выращивал здесь лучший хлопок во всей округе.

— Ваш отец?

— Да, изначально этот участок принадлежал ему. Он дал мне его в приданое, когда я вышла замуж за мистера Фаулера, упокой Господь его душу. Владения наших семей лежали по соседству, и мой супруг присоединил это поле к «Персиковой долине».

В ее тоне почудилась нотка осуждения. Не понимая его причины, Элизабет вежливо улыбнулась.

— Раньше, вступая в брак, люди думали о том, как приумножить благосостояние семьи, — продолжила миссис Фаулер. — Молодежь чтила традиции. Но сейчас, увы, уже не те времена…

Свекровь замолчала, многозначительно поджав и без того тонкие губы. На душе неприятно заскребло.

«Это просто старческое брюзжание или камень в мой огород? Упрек в том, что я северянка?» — подумала Элизабет.

В поисках поддержки она посмотрела на Джеймса. Тот равнодушно разглядывал окрестности, не слушая, или делая вид, что не слушает этот разговор.

В груди стало тесно, и Элизабет вдруг остро осознала, что оказалась вдали от дома в чужом краю. Дядюшка сразу после венчания отбыл в Трентон. Хорошо хоть Анна — ее личная горничная — согласилась последовать за хозяйкой на Юг, и сейчас сидела рядом, обмахиваясь веером так энергично, что оборки ее чепца раздувались как паруса.

Вчера в номере гостиницы Анна тактично поинтересовалась, знает ли Элизабет о том, что происходит в первую брачную ночь. Кое-что Элизабет знала. Как бы строго отец и преподавательницы женского пансиона не следили за ее воспитанием, ей доводилось тайком почитывать французские романы. Там — расплывчато и метафорично — описывались некие вещи, о которых неприлично говорить вслух. А еще она как-то нашла в кабинете отца медицинский справочник. Статьи в нем изобиловали научными терминами и латынью, но кое-что Элизабет все-таки поняла.

Неужели сегодня ночью она останется с Джеймсом наедине? При мысли об этом Элизабет заливалась краской. И пусть уже пару лет она тайком вздыхала о нем, но одно дело мечты, а другое — реальность.

Она же совершенно не знает этого мужчину! Поцелуй в церкви оставил лишь странную неловкость. Под носом царапнуло жесткими усами, и чужие холодные губы прикоснулись к ее губам. Хотя, наверное, глупо ожидать какой-то феерии, когда ты так взволнована, и все внимание окружающих сосредоточено на тебе.

Но ведь должно случиться какое-то волшебство, чтобы неловкость развеялась, и ей на смену явилась страсть, о которой с таким восторгом пишут в романах. Как часто в постели перед сном Элизабет мечтала о Джеймсе! О том, как они венчаются в церкви. Как он целует ее перед алтарем… А дальше… дальше ее фантазия не заходила.

А что если она совершила ошибку, связав судьбу с малознакомым мужчиной, уехав так далеко из родных краев!

Элизабет оглянулась по сторонам. Бескрайние, залитые солнцем поля, блистающая небесная лазурь, и Джеймс — красивый, элегантный, единственный из всех мужчин, который заставляет ее сердце трепетать. Все будет хорошо. Он тоже любит ее, иначе не тащился бы в такую даль просить ее руки. Да, он получил контроль над мануфактурами ее отца, но он и сам далеко не беден, так что вряд ли женился из-за наследства.

Коляска свернула на подъездную аллею, обсаженную могучими дубами. Узловатые ветви сплетались над головой, и свисающие с них бороды испанского мха погружали дорогу в густой и даже какой-то зловещий полумрак.

Через несколько минут впереди показались белые колонны особняка. За ними виднелись бледно-розовые стены, высокие окна с узкими зелеными ставнями и широкий балкон, опоясывающий второй этаж. Весь облик дома говорил о том, что здесь не стесняются своего достатка, а непогода обычно обходит эти края стороной.

Когда экипаж остановился на подъездной площадке, на крыльце появилось несколько чернокожих. Первым бросился в глаза черный, как смола, седовласый негр. Горделивая осанка, безупречная ливрея с начищенными пуговицами — скорей всего это дворецкий.

— Мисс Дороти! Масса Джеймс! — Отпихнув негритянок, он засеменил к коляске. — Добро пожаловать домой!

— Привет, Цезарь, — кивнул Джеймс.

Он выпрыгнул из коляски и первым делом подал руку матери. Пока миссис Фаулер, шелестя вдовьим крепом, спускалась на землю, Элизабет с любопытством разглядывала остальных слуг. У двери переминались с ноги на ногу две молодые негритянки в синих платьях, накрахмаленных фартуках и белых тюрбанах. За их спинами маячила парочка черномазых юнцов, а из-за колонны выглядывал негритенок.