Цезарь так выпятил нижнюю губу, что она почти достала до подбородка.

— Отдать мои перчатки грязным полевым ниггерам?! — голосом, звенящим от праведного негодования, воскликнул он. — Но, мисс Дороти!..

— Живо! — рявкнула свекровь.

Дворецкий, насупившись словно бык и возмущенно сопя, принялся медленно, по одному пальцу, стягивать с рук перчатки. Толстые губы беззвучно шевелились, но высказаться вслух Цезарь не рискнул. Наконец он снял перчатки и с самым скорбным видом протянул их свекрови.

Она небрежно кивнула на управляющего.

— Отдай их мистеру Брауну. Остальные пары — тоже, и не вздумай ничего утаить.

— Но мисс Дороти, — чуть не плача, взмолился Цезарь, — как же я без перчаток-то?

— Переживешь. Ты все равно целыми днями бездельничаешь. Давай, неси их сюда!

Дворецкий сгорбился и побрел к выходу, едва волоча ноги. Элизабет не без злорадства смотрела ему вслед. Похоже, перчатки давали этому зазнайке повод задирать нос перед другими рабами, а теперь его авторитету нанесен сокрушительный урон.

В дверях Цезарь едва не столкнулся с Самсоном. Тот проводил опечаленного дворецкого недоуменным взглядом и повернулся к Элизабет.

— Коляска подана, мэм, — сообщил он.

Элизабет кивнула свекрови и, не обращая внимания на недовольство, написанное у той на лице, произнесла:

— К сожалению, вынуждена вас покинуть, мадам. — Она повернулась к Биллу Брауну и приказала: — Завтра дадите рабам перчатки. Самсон скажет, кому из них.

Бородатая физиономия управляющего досадливо скривилась, но свое мнение он придержал при себе.

Самсон подхватил Элизабет на руки и вынес из дома. На подъездной площадке стояла коляска, запряженная парой гнедых. Усадив Элизабет на бархатное сиденье, Самсон забрался на козлы.

— К Паркерам? — поинтересовался он, оглянувшись через плечо.

— Да, — кивнула она.

Он щелкнул вожжами, и ландо с шорохом покатилось по гравию.

Коляска ехала по тенистой аллее. Дубовые ветки ажурным сводом сплетались над головой. Обмахиваясь веером, Элизабет буравила взглядом широкую спину Самсона, умело управляющего лошадьми, и предавалась воспоминаниям о прошлой ночи.

Глядя на могучие плечи, обтянутые белой сорочкой, Элизабет ощущала, что плывет. До боли захотелось его обнять. Запустить под рубаху ладони, прижаться щекой к ложбинке между лопатками и закрыть глаза, вдыхая будоражащий запах тела.

Аллея закончилась, и вдоль дороги потянулись бескрайние хлопковые поля. Элизабет решилась прервать затянувшееся молчание:

— Что говорят о новом режиме работы? — спросила она.

Самсон обернулся через плечо.

— Народ доволен, — сказал он, — но никто не верит, что это надолго. Говорят, когда вернется ваш муж, все станет как раньше.

Джеймс… Горло будто сдавила невидимая рука. За его недолгое отсутствие Элизабет успела вкусить сладость свободы. Но он приедет, и все вернется на круги своя…

— Я постараюсь его убедить, что загонять рабов до полусмерти невыгодно, — пробормотала она.

— Надеюсь, он вас послушает, — ответил Самсон, но в его голосе не было особой уверенности.

Элизабет и сама понимала, что обвести мужа вокруг пальца будет не так просто, как его мать. Он не поверит, что, работая на три часа меньше, негры ухитряются собрать столько же лишь потому, что они хорошо отдохнули. Придется рассказать ему о махинациях управляющего. Но скорей всего, Джеймс попросту вернет прежние порядки, а «лишний» хлопок, который воровал Браун, будет оставлять себе.

Ладно, сейчас нет смысла об этом гадать. Еще неизвестно, когда он вернется. Может, к тому времени весь урожай уже соберут.

Они ехали дальше, и хлопковые поля сменились шелестящей кукурузой. Навстречу то и дело попадались телеги, запряженные волами и мулами, и красная дорога была сплошь в рытвинах и колеях.

— Мэм? — подал голос Самсон.

Элизабет покоробило такое обращение, после того, как они провели вместе ночь, но поправлять его она не стала.

— Да?

— А вы не задумывались, куда мистер Браун девал краденый хлопок?

— Наверное, кому-нибудь продавал, — предположила она. — А что?

— Он воровал пятнадцать тюков из ста, мэм. Даже если он спихивал их по дешевке, у него должна скопиться целая прорва денег.

Элизабет нахмурила брови. А ведь и правда. Наверняка Браун ворует уже несколько лет. Живет он на всем готовом и, судя по его лохмотьям, не слишком тратится на одежду. Куда же он девал все эти деньги?

— Знаете, что я думаю? — продолжил Самсон.

— Говори.

— Деньги закопаны у него на заднем дворе.

— С чего ты решил?

Он хотел ответить, но тут ландо подскочило на ухабе, и он тотчас схватился за вожжи, осаживая лошадей. Они поехали дальше, но прежде чем Самсон смог продолжить свой рассказ, из-за поворота вынырнула тяжело груженая телега. Чтобы с ней разъехаться, пришлось свернуть на обочину.

Когда колымага проехала, Самсон стегнул вожжами гнедых, и коляска снова тронулась в путь. Ее трясло, колеса грохотали, из-под копыт поднималась красная пыль. Разговаривать в таких условиях было не с руки, поэтому, завидев впереди тропинку, ведущую в сосновый бор, Элизабет попросила:

— Сверни-ка здесь. Остановимся, поговорим.

Самсон повернул, и коляска с шорохом покатилась по опавшей хвое. Заехав в глубокую чащу, он натянул вожжи.

— Тпру-у!

Ландо остановилось, и Самсон повернулся к Элизабет.

— В позапрошлую ночь к нам приходила Кэнди… — начал он и, уловив ее вопросительный взгляд, пояснил: — Кэнди работает в прачечной. И чтобы Браун не погнал ее в поле, ей приходится ходить к нему… сами понимаете зачем…

Элизабет кивнула без особого удивления. Чего еще ожидать от этого негодяя? Похоже, в «Персиковой долине» спят с чернокожими все, кому не лень. Джеймс, Билл Браун… да и она сама недалеко от них ушла…

Самсон явно заметил, как зарумянились ее щеки, и у него как-то по-особому заблестели глаза. Но он, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Так вот, в тот вечер, когда вы разоблачили Брауна, он велел Кэнди прийти к нему ночью. Она говорит, что он всегда был грубияном и скотом, но в ту ночь она испугалась, что и вовсе не уйдет от него живой. Говорит, он был пьяный в хламину. Душил ее, бил о спинку кровати, а как сделал дело — вытолкал голой за порог.

— Господи, бедная девушка! — выдохнула Элизабет. — Почему она не рассказала об этом мне?

Самсон пожал плечами.

— Люди боятся, мэм. Если честно, никто не верит всерьез, что вы сможете что-либо изменить.

Элизабет вздохнула. Она и сама не слишком-то в это верила. Даже если ей и удалось прижать Брауна к ногтю, когда вернется Джеймс, наверняка все станет как раньше.

— Ну так вот, — продолжил Самсон, — выгнал он Кэнди на улицу. А у нее ноги от страха так тряслись, что она и шагу сделать не могла. Села она, значит, под забором перевести дух и подумать, как бы забрать свое платье, чтобы не тащиться через поселок в чем мать родила. И тут видит: открывается дверь, и выходит Браун с лопатой.

— С лопатой?

— Ага. Кэнди чуть со страху не померла. Подумала, что он хочет ее убить и закопать. Но он ее даже не заметил. У него там куча хлама навалена в углу двора — ящики, доски… Так он их отодвинул, и начал копать.

— Прятал деньги? — догадалась Элизабет.

— Скорей, хотел перепрятать, да передумал, — уточнил Самсон. — Кэнди говорит, что он откопал какую-то посудину, вроде как чайник. Смотрел на него, смотрел, а потом взял и закопал назад. Так вот, мэм, я думаю, в том чайнике — деньги.

— Хм, похоже на то. — Элизабет резко захлопнула веер и нервно стиснула рукоять. — Кто-нибудь еще об этом знает?

— Люси знает, — ответил Самсон. — Когда Браун ушел, Кэнди побежала к нам — они дружат, и наш дом ближе всех. Она попросила у Люси платье и рассказала о том, что видела. Я сперва не придал этому значения. Ну чайник и чайник, мало ли что пьяному в голову взбредет… А потом поразмыслил и скумекал…