— Наш то самый лучший, да, сыночек? — тётя Валя не сводила глаз с первой фотографии внука, — Вот отец, жаль, не дожил. — Про отца, мам…. У меня в тот момент в голове голос его звучал, вот будто он рядом: "Юрий, ты мужик, а не тряпка". Он, помнишь, всегда так говорил, когда я тут сопли распускал. — Он очень тобой гордился, — утерла слезы Юрина мама. — Ну вот… Я и подумал. Вернее, Алуся сказала: "Может, Михаилом?". Мы ж всё выбрать не могли. Решили, посмотрим на ребёнка и решим. Так что решили. Михаил Юрьевич Бодровский. — Отлично звучит! За наследника твоего, брат!

Катя почувствовала, как руки Вадима подхватили её и понесли куда-то. Утром она очнулась в кольце его рук, крепко прижатая спиной к животу Вадима. Рассказ Юрки про роды сильно впечатлил. Так, что заныло всё внутри. Это она ещё Аллочкину версию не слышала. Просьба Ветрова о присутствии на родах теперь виделась очень разумным решением.

100.

Всё время до выписки из роддома Аллочки с сыном Юрка вместе с Вадимом и Катей покупали всё нужное малышу.

Катерина буквально висела на связи с Лёлей. Всё-таки Сонечка совсем ещё маленькая. Опыт недавний. Да и сама Катя отлично помнила, как из роддома приносили младших. Она насилу уговорила Бодровского не звать на выписку большую толпу домой.

— Ты понимаешь, она только родила. Еле ходит. Сидеть долго тяжело. Кушать всё подряд нельзя. А ты устроишь застолье, где она ещё подорвется накрывать и посуду мыть. Позови к роддому. А потом уже на крестины. И Миша побольше будет. И Аллочка в себя придёт.

Жить у Бодровских было очень неудобно. Комната проходная. Чужая ванная. В гостях у друзей хорошо, но у них свои дела и заботы. Катя жалобно посмотрела на Вадима первым же утром. Тот кивнул. — Сейчас решим. Не переживай.

Забронировать отель прямо на Гороховой, ровно на том перекрёстке, где он поймал Катю, показалось Вадиму отличной идеей. Да и из центра ближе до всего, что им нужно, чем с Юркиной окраины.

Когда такси остановилось у парадного, Катя глазам своим её поверила. Снова это волшебное место. Кажется, её любимый перекрёсток в Петербурге.

Юрке и тёте Вале отъезд в гостиницу Вадим объяснил просто. Они не хотят мешать приводить квартиру в порядок к приезду Аллочки с малышом.

Ветров был рад за друга и его семью. Готов помогать во всем. Но у него теперь своя семья и свои обязанности.

После беготни по детским магазинам голова и ноги одинаково гудели. Если бы не Катя и его будущая тёща, фиг бы они столько успели, да ещё так эффективно. Купили даже какой-то расчудесный горшок в виде машинки. Какие-то бутылочки и соски. Автокресло. И милейший комбинезон с ушками.

Во всех этих магазинах с крошечными, будто на куклу, вещами, Ветров чувствовал себя странно. Но его проводил в восторг то, как Катя выбирает детские вещи. Со знанием дела. Ответственно. Тормозить фантазию было всё сложнее. Вадим торжественно пообещал себе, что своим детям он точно купит всё заранее.

Пока Бодровский сайгаком поскакал к своим в роддом, Вадим с Катей в четыре руки собрали кроватку. Получили в награду тетьвалиных сырников с чаем. И отбыли в отель с чистой совестью.

Вечером вышли прогуляться. В крохотном обувном магазинчике недалеко от Красного моста Катя увидела туфли. Изящнее не придумать. Удобнее и не представить. Особенно учитывая приличный каблук. Вадим чувствовал себя практически принцем перед своей невестой. Стоя на одном колене, он надел на неё туфельки. Она покрутилась перед зеркалом. Было видно, как глаза загорелись.

Хозяйка магазинчика смотрела на ребят с умилением. Редко, очень редко она видит здесь такие пары. Буквально год или два назад были одни с такими же счастливыми лицами. Но у тех было четверо детей. Это она запомнила. А эти явно купили туфли к свадьбе.

Лёжа уже ночью на мягкой широкой кровати, разглядывая бегущие друг за другом тени на высоченном потолке с лепниной, не могли уснуть. Впечатлений было много. — Вадюш, ты чего не спишь? — Катя влезла под бок к Вадиму. — Думаю. Какие стихи я бы читал. — И какие? — Ну, не знаю… Например: Бегут по морю голубомуБарашки белые, резвясь…Ты медленно подходишь к дому, Полугрустя, полусмеясь…

Улыбка, бледно розовея, Слетают с уст, как мотылек…Ты цепенеешь, морефея, И взгляд твой близок и далек…

Ты видишь остров, дальний остров, И паруса, и челноки, И ты молчишь легко и просто, И вот — крыло из-под руки!..

Не улетай, прими истому: Вступи со мной в земную связь…Бегут по морю голубомуБарашки белые, резвясь…

— Ого! Северянин? Серьёзно?

— Ну, или это: В напрасных поисках за нейЯ исследил земные тропыОт Гималайских ступенейДо древних пристаней Европы. Она забытый сон веков, В ней несвершенные надежды. Я шорох знал ее шаговИ шелест чувствовал одежды. Тревожа древний сон могил, Я поднимал киркою плиты…Ее искал, ее любил В чертахМикенской Афродиты. Пред нею падал я во прах, Целуя пламенные ризыЦаревны Солнца — ТаиахИ покрывало Монны Лизы. Под шум молитв и дальний звонСклонялся в сладостном бессильеПред ликом восковых МадоннНа знойных улицах Севильи. И я читал ее судьбуВ улыбке внутренней зачатья, В улыбке девушек в гробу, В улыбке женщин в миг объятья. Порой в чертах случайных лицЕе улыбки пламя тлело, И кто-то звал со дна темниц. Из бездны призрачного тела. Но неизменная не таОна скользит за тканью зыбкой, И тихо светятся устаНеотвратимою улыбкой.

— Вадя, — Катерина подскочила рывком, уселась рядом, — Волошин? Мой любимый Волошин? — М-да, Екатерина Александровна, и как мне тебя удивлять? А? Видимо, придётся читать по-японски. — А Вы и японские стихи знаете наизусть, Вадим Андреевич? А на конкурс чтецов Бодровского с Лермонтовым отправили? — Ну, во-первых, Бодровский проиграл. Пусть скажет спасибо, что не танцевал полонез. А во-вторых, ради Вас, Екатерина Александровна, я обязательно выучу стихи на японском языке.

101.

Из "своих" дел будущие Ветровы успели тоже немало. Вадим сдал три контрольные работы из предстоящей сессии. Значит освободил несколько дней.

Вдвоём они нашли чудесную типографию, где им за сутки сделали стильные приглашения по вполне вменяемой цене. Катерина торжественно вычеркнула из своего списка два пункта: туфли, приглашения. Они определено молодцы. Зря времени не теряли.

В день выписки Бодровских удалось купить связку забавных гелевых шариков и явиться к роддому на радость Юрке и тёте Вале.

Катя не могла понять, где же Аллочкины родители. На свадебной фотографии они точно были. Но возле роддома топтался одинокий мужчина в нечищеных ботинках и несвежей рубашке. В нем Катя опознала Аллочкиного отца, только когда тот поздоровался с Юркой.

— Это отец Аллочки? — переспросила она на всякий случай тётю Валю, — А мама? — Отец, да, — как-то невесело отозвалась Юркина мама, — Нет у неё матери. Умерла. Мачеха есть. Как в сказке, знаешь? И две младшие сестры-двойняшки. Она у них как прислуга была. Нянька, повар, прачка. У нас долго не могла просто сидеть за столом и есть. Не разрешала мне даже чашку с чаем ей подать. От громких звуков вся в комок сжималась. Может, били её. Я не спрашивала. Только она меня мамой через неделю назвала. И оттаяла потихоньку. Юрка ей туда ходить запретил. Но она и сама не хотела.

Катя проглотила подступивший к горлу комок. Мачеха, как в сказке? Она не стала ничего рассказывать про себя и свою мачеху. Все считают Лёлю её мамой. Пусть считают. Так оно и есть. Ближе неё и папы у Кати сейчас только Вадим. При мысли настоящей маме стало муторно на душе.

Когда она писала список гостей на свадьбу со своей стороны, даже в голову не пришло, что можно её позвать. Ей потом тихонько и деликатно задала этот вопрос Лёля. Катя тогда только молча покрутила головой. Нет. В свой самый главный день она хочет, чтобы рядом были те, кто делал её такой счастливой. Кто приносил в её жизнь радость. Пусть это эгоистично. И возможно несправедливо. Пусть.