Отключив связь, Ветров пригласил всех к столу. Праздновали по московскому времени. Завтра команде будет позволено поспать на два часа дольше. Раздался бой курантов. Все подняли бокалы.

Мичманы-электрики в костюмах Деда Мороза и Снегурочки пошли поздравлять команду. Новый год — он и в море Новый год.

62.

Катерина заскочила в офис фирмы взять бумажные варианты буклетов для перевода с немецкого. Электронный вариант они почему-то не могли найти. Секретарь Елизавета Сергеевна передала ей конверт с бумагами.

— Кать, это просили к пятнице. Успеешь? Катерина вынула содержимое. Пробежала глазами. Ничего сложного. С немецкого на русский всегда проще, чем обратно. — Да, я успею. Скину на почту тогда. — Хорошо. Ну беги. Я пока дизайнерам кофе-брейк организую.

Катерина уже завязала шарф поверх пуховика. — Кто-то может, мать вашу, нарисовать мне этот чёртов макет? Руками. Просто на листочке. Можно с фото. Но чтоб это был рисунок. Не обработка. Нашему генеральному семьдесят два года. Вы же знаете, он не выносит эту вашу компьютерную хрень. И чует подвох за километр. Просто нарисуйте! — из-за двери конференц-зала на дизайнеров ругался кто-то из немецкого начальства.

Переводчик Мариночка сладким голосом перевела, опуская все идиомы. — Марина, я по-вашему идиот? Переводите дословно.

Катя замерла рядом с секретарём. Та так и стояла с подносом возле двери, не решаясь попасть под горячую руку. — Кать, дверь мне открой, — прошептала. Кузьмина спохватилась, аккуратно открыла ей дверь. — Повторяю вопрос. Кто-то может нарисовать это? — Я могу, — по-немецки отозвалась из дверей Катерина. — Кто это сказал? — молодой немецкий парень в очках, чем-то напоминающий школьного друга Катиного отца Йохена Ратта, обернулся к двери.

Так вот кто тут "ахтунг" устраивает. Мариночка пожирала немца глазами. Дизайнеры не знали, куда спрятать свои. Катя разглядывала всех собравшихся.

— Свободны все! — рявкнул немец. По его виду и не скажешь, что он способен так вздрючивать персонал.

Дизайнеры очень быстро потянулись к выходу, одаривая Кузьмину разными по значению и степени удивления взглядами. Марина осталась. — Проходите. Вы! Да, Вы. Проходите сюда. Раздевайтесь. В смысле, снимайте… В общем, давайте. Рассказывайте.

Марина начала переводить. Елизавета Сергеевна так и стояла у двери с подносом. — Что непонятного я сказал, Марина? Идите. Эта девушка и без Вас меня прекрасно понимает. Елизавета, давайте уже кофе.

Катя обернулась к секретарю, забрала у неё поднос. Та благодарно кивнула. Марина выплыла за дверь, гневно сверкнув на Кузьмину глазами. Катя покраснела. Кажется, она зря влезла. Черт её за язык дёрнул.

Наконец дверь захлопнулась. И Катя осталась наедине с немцем. Тот посмотрел на неё пристально. И потом вдруг широко улыбнулся. — Привет, художник со знанием немецкого языка. Меня зовут Хельмут Ратковски. А вы кто? Вы у нас работаете? — Да. То есть не совсем. Я по договору. Перевожу буклеты. После выставки попросили. Я Катерина Кузьмина. — Очень приятно, Катрин. Хельмут протянул ей руку. Катя ответила на рукопожатие. — Так что, ты действительно можешь нарисовать это? — Конечно. Прямо сейчас? — А можно? — Конечно. Только мне листок нужен. И карандаш. — Держи. Подойдёт? — Ратковски подвинул ей лист и вынул из стаканчика карандаш. Катя покрутила его в руках. — Помягче нет? — На, смотри, выбирай. Я в этом не разбираюсь. А ты где училась? — Вы про рисование или про немецкий? Тому и другому в школе. Катя насколькими точными движениями срисовывала требуемое с фотографии. Техника. Какие-то агрегаты.

Ей сразу вспомнилось, как она по памяти рисовала "Разящий". Пришлось тогда в интернете поискать картинки. Память у нее отличная, но точность могла и подвести. Тут похожее дело. Почти чертёж.

Через три минуты она подвинула Хельмуту лист с рисунком. Тот ещё свой кофе выпить не успел. — Ну, вот как-то так примерно. — Катрин… То есть ты за несколько минут просто рукой сделала то, что эти умники мне неделю на компьютере делали? — На компьютере я как раз не умею, — пожала плечами Кузьмина, — И, если честно, не понимаю, зачем. Теперь же всё можно с графического планшета завести. — Чтобы рисовать на планшете, нужно в принципе рисовать. А не тянуть точки в векторном редакторе. Рукой именно. — Так зачем Вам именно рисунок от руки? — Мой дед, он не понимает всего этого. Признает, что без компьютеров не обойтись. Но на утверждение принимает только эскизы и чертежи, сделанные вручную. Вот такая, если хочешь, старческая придурь. И если большинство технических решений принимается без его участия, то вот это он будет смотреть лично. — То есть Вы — внук генерального директора? — Ну да. Директора и совладельца. Так уж вышло, — Ратковски снова улыбнулся, — Слушай, давай я тебя кофе угощу, раз уж ты меня сегодня спасла. И тут совсем не с кем поговорить по-человечески. Немецкий у всех, как я понял, в объёме туристического минимума. — А Марина? — Марина… М-да. Марина на меня странно смотрит. — Может быть вы ей просто нравитесь? — предположила Катерина. Ей стало почему-то легко и весело. — Не знаю, — Хельмут пожал плечами, — Не задумывался. Так что? Кофе и пирожное. — Ну, если только пирожное, — рассмеялась Катя. — Нет, ещё гонорар за рисунок. Елизавета, оформите, пожалуйста, договор на имя Катерины Кузьминой. Я сумму напишу, когда вернусь. Ох, Катрин, переведи, пожалуйста.

Краснея и смущаясь, Кузьмина перевела слова начальника. Ещё больше она смутилась, когда выходила с ним вместе из офиса. Возле крыльца перекуривали и обсуждали ситуацию дизайнеры. Ратковски даже голову в их сторону не повернул. У Кати пылали щеки.

С Хельмутом оказалось действительно интересно. Он удивлялся Катины знаниям, её хох-дойч и проскакивающему саксонскому акценту. После кофе и пирожного в соседней кофейне Ратковски церемонно пожал ей руку. Пошёл обратно в офис.

Катерина побежала домой. Дел было много. Буклеты, подготовка работы по культурологии. А ещё завтра утром приходил из похода "Разящий".

Значит будет связь. И они с Вадимом наконец увидят друг друга. Пусть только на экране. Катя погладила кончиками пальцев серебряные крылья у себя на шее.

63.

"Разящий" был уже близко к причалу. Ветров всматривался в толпу встречающих. А вдруг сюрприз? Вдруг всё же приехала-прилетела его любимая? Нет. Он бы увидел её сразу. Её смешную розовую шапку. И намотанный в три оборота шарф. Кати не было. Стало немного обидно.

А с другой стороны, они увидятся уже через две недели. Бодровский должен был квартиру в Питере найти.

Ветров сошёл по трапу. Доложил начальству. Принял поросёнка, сразу отдал, чтобы срочникам выдали. Склодовский тоже встречал. Пожали друг другу руки. — Приветствую, Вадим Андреевич, с возвращением! — Спасибо. Всё штатно, слава богу.

Команда начала сходить на берег. Несмотря на холод, все встречающие были с цветами. Вадим ещё раз оглядел толпу. — Не грусти, Вадим Андреевич, приедет она. В Питер точно. Вчера с бабушкой разговаривала. Говорит, на билеты сама заработала. — Как, заработала? Зачем? — не понял Вадим. — Переводила что-то. Вроде с немецкого. Говорит, неудобно ей на родительские кататься. — Я ж просил… — Вот будешь мужем — тогда попросишь. А сейчас ей важно, что она может сама. Что взрослая. И самостоятельная. — Летом. Свадьба будет летом. Катя хотела, чтобы тепло было. — Добро. Тут или в Москве? — Видимо, и там, и тут.

Стоило Владимиру Максимовичу сделать несколько шагов в сторону, как почти с разбегу на Вадиме повисла Кристина Шемякина. Сунула ему в руки цветы. Обняла. — Вадечка, с возвращением!

Ветров растерялся. — Кристина, ты чего творишь то? Люди смотрят. — Пусть смотрят. Я тебя встречаю. Вот где она, твоя очередная? А? Сначала Маша. Потом Катя. А придёшь ты все равно ко мне. Рано или поздно поймёшь… — Кристина Анатольевна, руки уберите от меня. Не вынуждайте силу применять, — зашипел на неё Ветров. — И не подумаю. Пусть твой любимый Склодовский посмотрит. Где его кукла Катя? В своей Москве? А я здесь. С тобой.