О последующей судьбе Пронска летописи пишут по-разному. «И посади у них Олга Володимерича, а сам поиде к Рязаню, посадникы посажав своё по всем городом их» — читаем в Лаврентьевской летописи.
Возможно, что Олег Владимирович и должен был стать пронским князем. Не исключено даже, что именно ради Пронска он и его брат затеяли всю интригу с огульным обвинением родичей. Но когда именно случилось его вокняжение? И случилось ли вообще?
Другие летописцы о княжении Олега в Пронске не знают. Наиболее подробные сведения о судьбе города приведены в Летописце Переяславля Суздальского. Оказывается, заключив мир с Изяславом и отпустив его «в свою волость», Всеволод посадил в Пронске муромского князя Давыда Юрьевича, приставив к нему своего посадника Ослядюка45.
Но и княжение Давыда в Пронске продолжалось недолго. В следующем, 1208 году князья Олег, Глеб и Изяслав Владимировичи и примкнувший к ним Кир-Михаил Всеволодович в сопровождении половцев подступили к Пронску и вынудили Давыда покинуть город. «Сему ли отчина Пронск, а не нам?» — приводит их слова переяславский летописец. Давыд оправдывался тем, что не по своей воле сел на княжение в Пронске, «но посадил мя был в нём Всеволод. А ныне ваш город, а яз иду в свою волость!». В Пронск же, по версии автора, сел на княжение совсем не Олег, а враг Всеволода Большое Гнездо Кир-Михаил. Олег же, судя по всему, ушёл в Белгород-Рязанский (город на Оке, чуть ниже Рязани; он-то, вероятно, и был уделом Владимировичей46); в том же году он умер здесь «и положен бысть у Святого Спаса». Времени для княжения в Пронске при таком развитии событий у Олега не остаётся.
Между тем война продолжалась и после падения Пронска. Всеволод Юрьевич двинулся к Рязани. Войско шло левым берегом реки Прони. У села Доброго, или Добрый Сот (существующего и по сей день), великий князь остановился, намереваясь наутро переправиться через Проню. Здесь его и встретило рязанское посольство. «Рязанци же прислашася к нему с поклоном, моляшеся, дабы не приходил к городу». В роли ходатая выступил рязанский епископ Арсений[33], который несколько раз обращался со словами мольбы к великому князю:
— Князь великый! Не опусти (не опустошай. — А. К.) мест честных! Не пожжи церквий святых, в них же жертва Богу и молба стваряется за тя! А ноне всю волю твою стваряем, чего то хощеши!
Всеволод Юрьевич и прежде старался избегать кровопролития, если это было возможно. Вот и на этот раз он внял мольбам епископа и рязанских послов. Летописец привычно объясняет всё милосердием князя, но дело было не только в этом. Всеволод добился всего, чего хотел. Он выставил очень жёсткие условия мира, и рязанцы вынуждены были принять их.
Рязанское княжество как таковое по сути прекращало своё существование. Города княжества переходили под управление посадников Всеволода. Рязанские «мужи» обязались отослать во Владимир к великому князю «остаток» князей «и со княгинями». Правда, о каких именно князьях шла речь, сказать трудно. Наверное, был выслан Роман Игоревич, сидевший в Рязани и воевавший против Всеволода; может быть, дети схваченных прежде князей. Братья же Владимировичи, и не только Олег и Глеб, но и Изяслав, как мы уже имели случай заметить, остались в Рязанской земле. (Ещё один их брат, Константин, в связи с Рязанской войной в летописях не упоминается — видимо, из-за молодости или из-за того, что он находился вне пределов Рязанского княжества.) Новым же рязанским князем должен был стать сын Всеволода Ярослав — а это означало полное подчинение Рязани владимирскому «самодержцу».
Конечно же, это пришлось не по душе братьям Владимировичам, недавним союзникам Всеволода. Не для того они затевали свою интригу, чтобы лишиться Рязани и других главных городов княжества. Об их враждебных действиях против Всеволодовых ставленников в Пронске речь уже шла. Владимировичи легко пошли на союз со своим двоюродным братом Кир-Михаилом, и этот союз сохранился и после смерти одного из братьев в Белгороде-Рязанском.
Всеволод же, по-видимому, счёл, что война с Рязанью завершена. От Доброго он повернул войско назад, к Коломне. Обратный путь тоже оказался не без приключений. Стоял ноябрь, и на реке начался ледостав. Однако морозы были такими, что ждать пришлось только два дня; на третий лёд встал и войско перешло Оку по льду. А ещё на следующий день пошёл сильный дождь, началась буря, и лёд на реке взломало, так что епископ Арсений и сопровождавшие его люди переправлялись через Оку уже в «лодьях» — с немалым риском для жизни.
Епископ Арсений догнал князя у устья реки Нерской, примерно в 30 верстах от Коломны на пути к Москве. Он явился «с мольбою от людей и от княгинь» — но тщетно, своего решения Всеволод не отменил, и рязанцам пришлось исполнять его волю и отсылать княгинь во Владимир. Епископа Всеволод тоже увёл с собой. Как и рязанские князья и бояре, он проведёт во Владимире в неволе почти пять лет.
В Коломне Всеволод распрощался с новгородцами, «одарив бещисла и вда им волю всю и уставы старых князь». Впрочем, об этом мы уже говорили.
21 ноября 1207 года, в праздник Введения Богородицы, Всеволод вернулся во Владимир — «и бысть радость велья в граде Володимери».
Успехи Всеволода Юрьевича в Рязанской войне немедленно отразились на судьбе его главного противника Всеволода Чермного. «То же слышав Рюрик князь, оже Всеволод великый князь стоить у Рязани и князи их изимав, — читаем в Суздальской летописи, — он же совокупней и гна изъездом к Кыеву, и выгна Всеволода Чермнаго ис Кыева, а сам седе в немь»47. Так «отчина» Мономашичей, Киев, вернулась в их руки. Правда, Всеволод Юрьевич ничуть от этого не выиграл. Напротив, успехи Ростиславичей негативным образом отразятся на его собственных делах. Спустя год с небольшим почувствовавший силу князь Мстислав Мстиславич отберёт у Всеволода Новгород — и это можно рассматривать как отдалённое последствие столь успешной для Всеволода Рязанской войны.
Да и сама Рязанская война была далеко не завершена.
Решение отправить Ярослава в Рязань было для Всеволода Юрьевича во многом вынужденным. Его третий сын отличался завидным честолюбием (в отличие, видимо, от второго сына Юрия) и претендовал на обладание каким-либо княжеским уделом даже после своего бегства из Южного Переяславля. Обеспечить его уделом внутри княжества Всеволод не хотел — это значило бы подвергнуть княжество дальнейшему дроблению, разрушить то, что создавалось десятилетиями его собственных трудов и трудов его предшественников. Всеволод и так уже пошёл на уступку старшему из своих сыновей, Константину, передав тому Ростов. И теперь он не нашёл ничего лучшего, как наделить Ярослава только что завоёванной Рязанью.
Точно так же за полвека до него, в 1154 году, поступил его отец Юрий Долгорукий, пославший на княжение в Рязань своего сына Андрея. Чем это закончилось, известно: тогдашний рязанский князь Ростислав Ярославич (дед рязанских князей Глебовичей), «совокупя половцы», напал ночью на свой город, и Андрею пришлось бежать из Рязани «об одном сапоге», а дружину его Ростислав «овех изби, а другиа засув во яму, а иные истопоша в реце»48.
Всеволод, несомненно, знал об этой истории. Однако уроков из неё не извлёк. И Ярослав оказался в Рязани почти в том же положении, что и его знаменитый дядя.
«Послал великий князь Всеволод сына своего Ярослава в Рязань на стол» — такими словами начинается в Лаврентьевской летописи статья под 1208 годом, рассказывающая о последствиях вокняжения Всеволодова сына49. Как видно из неё, ненависть рязанцев и жителей других городов княжества была направлена не столько против Ярослава, сколько против Всеволодовых «мужей», которые от имени молодого князя начали распоряжаться в городе.
На этот раз рязанцы действовали сами, хотя связей со своими оставшимися на воле князьями они, конечно же, не теряли. Как рассказывает суздальский летописец, рязанцы «сольстили» Всеволоду: целовали ему крест и «не управиша» того, то есть нарушили крестное целование и «изимаша» его людей: одних «исковаша, а инех в погребех засыпавше, измориша». Самого Ярослава Всеволодовича рязанцы не тронули. Но судьба его оставалась неопределённой. Кажется, в Рязани готовы были по-прежнему признавать Ярослава своим князем, противопоставив его отцу. А вот вступившие в открытое противостояние со Всеволодом рязанские князья Глеб и Изяслав Владимировичи настаивали на том, чтобы Всеволодов сын был передан им — очевидно, рассчитывая использовать его в будущей войне с владимирским «самодержцем».
