— А вот тебе крестные грамоты! А ты поезжай к Смоленску, а я — к Чернигову. Да как нас Бог рассудит да крест честный!
И Ярослав Всеволодович повернул обратно.
Ситуация обострилась до предела. В плену оказался не только родной племянник великого князя Киевского, но и сват великого князя Владимирского. Союзникам надо было что-то предпринимать. И Рюрик отправляет очередное послание Всеволоду:
— ...Ныне же, брате, и твоему, и моему сыновцу Мстиславу так случилось, что схвачен Ольговичами. А не мешкая сел бы на коня! А сошлись бы где любо, отомстили бы обиду и сором свой, и сыновца своего выстояли, и правду свою налезли!
«От Всеволода же не было вести всё лето», — продолжает киевский летописец. Правда, слова его про «всё лето» надо понимать как некоторое преувеличение, потому что парой строк ниже он приводит фразу из ответного послания Всеволода Рюрику, и из неё следует, что Всеволод всё же призывал свата к совместным действиям против черниговского князя, обещая присоединиться позже:
— Ты починай, а яз готов с тобою!103
Суздальский же летописец сообщает более определённо: узнав о поражении смоленской рати и о том, что сват его Мстислав Романович «ят» черниговцами, «и от Рюрика речь слышав ту», Всеволод «ту зиму перестряп (переждал; речь идёт о зиме 1195/96 года. — А. К.)», а «на лето вседе на конь про свата своего».
Так что весть от Всеволода в Киев или Вручий всё-таки пришла, но вот реальной военной помощи Всеволод оказывать своему свату не спешил — очевидно, выжидая наиболее удобный для этого момент и копя силы, а заодно дожидаясь, когда киевский и черниговский князья истощат силы в войне друг с другом. По свидетельству новгородского летописца, той же зимой 1195/96 года Всеволод послал «в Половцы». Так поступали в подобных случаях и другие русские князья, и Всеволод не являл собой исключение. Готовясь к войне, он взаимодействовал преимущественно с Давыдом Смоленским: «И почаста вое копити Всеволод и Давыд собе, а Ярослав Черниговский и Игорь с братьею; и не бяше мира межи ими, но рать большю въздвигнуша».
Пока Всеволод и Давыд «копили» воев, Рюрику Ростиславичу пришлось принять на себя всю тяжесть войны с Ольговичами. Он вновь призвал под свои знамёна «братью» — младших князей; вновь нанял «диких» половцев — благо те всегда были готовы поживиться за счёт внутренних русских междоусобиц, охотно принимая сторону любого князя, который готов был им заплатить. Однако военные действия шли вяло. Рюрик всё ещё ждал вступления в войну Всеволода Юрьевича, но не мог даже связаться с ним, потому что все пути сообщения между Киевом и «Залесской» землёй были перерезаны Ольговичами (или, может быть, потому, что Всеволод сам не прилагал усилий для того, чтобы посланцы Рюрика добрались до него). При этом Ярослав Черниговский не прочь был заключить отдельный мир с Рюриком («К чему, брате, начал волость мою воевать? А поганым руки полнишь. А нам с тобою делить нечего, а Киева под тобою не ищу»). Черниговский князь готов был вернуть Рюрику его племянника безо всякого выкупа, «по любви», только просил помирить его с Давыдом Смоленским, а про Всеволода Юрьевича выразился так:
— А Всеволод аже восхочет с нами уладитися, а уладится. А тобе не надобе с братом Давыдом! (То есть вам с Давыдом до этого дела нет. — А. К.)
Рюрик, однако, мира не взял — ссылаясь на то, что у него нет связи со Всеволодом, а без него заключать мир он не хочет. «И тако воевашася межи собою, ездячи, всё лето и до осени».
Положение Рюрика Ростиславича осложнилось ещё и тем, что той же осенью 1196 года войну с ним возобновил оправившийся от ран волынский князь Роман Мстиславич. Сам Рюрик воевать с ним не стал (как раз к этому времени он, наконец, сумел согласовать свои действия со Всеволодом Юрьевичем), но послал против бывшего зятя племянника Мстислава Мстиславича, который объединил усилия с галицким князем Владимиром Ярославичем. Князья пожгли Романовы волости около Перемышля, а сын Рюрика Ростислав со своей дружиной и «чёрными клобуками» разорил окрестности другого Романова города — Каменца.
Всеволод Юрьевич вступил в войну с Ольговичами только в самом конце лета или начале осени 1196 года. Но и при нём военные действия по-прежнему шли вяло. Что в общем-то неудивительно. И сам Всеволод по возможности избегал кровопролития и отнюдь не питал склонности к решительному наступлению, предпочитая выжидать, когда победа сама упадёт к нему в руки, и его союзники Рюрик и Давыд никогда не принадлежали к числу выдающихся полководцев, нередко уклоняясь от войны даже тогда, когда другие князья призывали их к этому. В полной мере то же относится и к их главному противнику Ярославу Черниговскому, также стороннику выжидательных действий. И хотя «Слово о полку Игореве» характеризует его как одного из сильнейших в военном отношении русских князей — «сильного, и богатого, и многовоя» (перечисляя далее, помимо «черниговских былей» — бояр, каких-то неведомых нам «могутов, и татран, и шельбиров», и прочие, по-видимому торкские, кланы, кои «без щитов», с одними засапожными ножами «кликом полки побеждают»)104, — Ярослав всё же вошёл в историю русского XII века более как интриган, нежели воин. В общем, доблестных военачальников не оказалось ни в одном из лагерей — ибо Роман Мстиславич ещё не до конца оправился от ран, самый удалой из черниговских князей, «буй-тур» Всеволод Святославич, скончался как раз в мае того же 1196 года, а его младший тёзка, энергичный племянник Ярослава Всеволодовича Всеволод (прозванный Чермным), оставался пока что на вторых ролях.
В войско Всеволода, как обычно, вошли полки рязанских и муромских князей. Явились и половцы, за которыми князь посылал ещё зимой. По-видимому, Всеволод тщательно просчитывал различные варианты развития событий. Так, новгородскому полку он повелел выступить к Великим Лукам — городу на реке Ловать, «оплечью» Новгорода на юго-западе Новгородской земли: очевидно, новгородцы должны были стеречь полоцких князей, союзников Ольговичей, а также враждебную Новгороду Литву.
По версии суздальского летописца, Всеволод начал войну прежде всего ради свата, Рюрика Ростиславича, «твердя» под ним княжение в Киеве105. Но и свои интересы он, несомненно, преследовал тоже. Его полки действовали совместно с полками Давыда Ростиславича. Удар объединённой рати пришёлся на Вятичскую землю, соседнюю с «Залесской». Союзники разоряли и жгли вятичские города (Татищев называет два из них: Козельск и Волхов). «И землю их пусту створи», — свидетельствует суздальский летописец; соответственно, поток пленников и добычи устремился в обратном направлении — к Суздалю, Рязани, Мурому и Смоленску. Ну и, конечно, немалая добыча доставалась половцам, приведённым Всеволодом; они всегда охотно разоряли русские города и сёла.
Что же касается Рюрика Ростиславича, то он только осенью узнал о том, что Всеволод исполнил, наконец, своё обещание и «всел на коня», соединившись с его братом Давыдом. «А я сижу наготове, ожидая от них вести верной», — сообщал Рюрик в письме галицкому князю Владимиру (текст этого письма дошёл до нас в составе Ипатьевской летописи). Общий план кампании предусматривал, что князья должны встретиться у стен Чернигова, чтобы совместно взять столицу княжества или принудить черниговского князя к капитуляции. Но когда следует выступить, Рюрик не знал и продолжал воевать с Ольговичами в одиночку, сам по себе, терпя при этом немалый убыток, ибо военные действия велись по большей части на его территории.
В такой ситуации Ярослав Всеволодович выбрал единственно правильный путь к спасению. «Сдумав» с «братией своей» (Игорем и племянниками, сыновьями старшего брата), он решил пойти на сепаратный мир со Всеволодом и сделать то, что у него не получилось с Рюриком, — расколоть коалицию враждебных ему князей. Ярослав укрепил Чернигов и «затворил» в нём двух Святославичей, Олега и Глеба; укрепил и другие города, опасаясь внезапного удара со стороны Рюрика, а сам, «совокупив» братию и племянников (и, разумеется, всё тех же «могутов» с «шельбирами» и союзных половцев), выступил навстречу Всеволоду и Давыду и велел устраивать «засеки» и рушить мосты «под лесы своими», то есть на границе «Лесной», или Вятичской, земли. Именно через «Лесную землю» — огромный лесной массив, по которому Суздальская земля и получила название «Залесской», — проходил прямой путь от Суздаля к главным городам Черниговской земли; именно здесь разворачивались главные события большинства междоусобных войн XII столетия, в том числе и этой «странной» войны осени 1196 года.
