Новгородский книжник не вдавался в подробности, зафиксировав лишь итог разыгравшейся драмы. Но ответственность за ослепление племянников без всяких оговорок возложена им на самого Всеволода. Что и неудивительно: на то он и князь, что несёт ответственность за всё совершённое его подданными.
Имеется в нашем распоряжении ещё одна — южнорусская — версия случившегося. Она сохранилась в Ипатьевской летописи, рассказ которой, правда, тоже очень краток и не вполне ясен. И тем не менее только отсюда мы узнаём о подоплёке событий и о том, что сопутствовало расправе над пленниками.
Произошедшая во Владимире драма касалась не только её непосредственных участников. События вышли за пределы Северо-Восточной Руси. В той или иной степени в них оказались вовлечены и другие русские князья.
Внезапное возвышение Всеволода Юрьевича и судьба оказавшихся в его руках сразу четырёх русских князей не могли не обеспокоить правителей соседних княжеств. Правда, на какое-то время южнорусские князья были отвлечены от событий в Суздальской земле. Как раз в те месяцы, когда там шли военные действия, в Южной Руси тоже разворачивались события весьма драматичные, серьёзно изменившие соотношение сил между отдельными княжескими кланами — прежде всего смоленскими Ростиславичами и черниговскими Ольговичами, глава которых, Святослав Всеволодович, исполнил наконец свою мечту и занял-таки киевский престол.
В мае 1176 года смоленские Ростиславичи потерпели поражение от половцев, вторгшихся в русские пределы. Воспользовавшись этим, Святослав Всеволодович подступил к Киеву со «своими погаными» — «чёрными клобуками». Роман Ростиславич ушёл в Белгород, и 20 июля Святослав занял Киев. Но утвердиться в стольном городе Руси ему удалось не сразу. Узнав о том, что младший брат Романа князь Мстислав Храбрый со своим полком подошёл к Киеву и намерен штурмовать город, Святослав бежал за Днепр, причём многие из его людей утонули при переправе. Однако на стороне Святослава были половцы. Киевщина и вся Южная Русь стояли на пороге новой большой войны, и Ростиславичи предпочли уступить. «Не желая губить Русской земли и христианской крови проливать», они, «сгадавше», то есть обсудив всё между собой, отдали Киев Святославу, и Роман вновь, уже добровольно, по соглашению со Святославом, ушёл в свой Смоленск, оставив ближние к Киеву города братьям: Давыду Вышгород, Рюрику Белгород. Заключённый тогда договор — «Романов ряд» — стал основой политического устройства Руси на следующие полтора десятилетия, определив права и сферы влияния обоих соперничающих кланов74.
Так на время между черниговскими князьями и Ростиславичами установился мир. Это дало им возможность действовать согласованно на разных направлениях — в том числе и в отношении конфликта в Суздальской земле.
Более всех уступкой Киева Святославу Всеволодовичу был недоволен Мстислав Храбрый, младший из князей Ростиславичей, который княжил прежде в Смоленске, переданном им теперь старшему брату. Но он же первым и обратился к Святославу Всеволодовичу — уже как к великому князю Киевскому! — с просьбой вмешаться в суздальский конфликт. Помимо прочего, Мстислав был женат на дочери князя Глеба Рязанского. Но просил он не только за тестя, но и за суздальских Ростиславичей. «Пошли ко Всеволоду Мстислава для и Ярополка» — так передаёт смысл его послания летописец75. К просьбе Мстислава присоединилась и княгиня Глебовая, «молясь о муже и о сыне». Можно было бы добавить: и о братьях — ведь жена рязанского князя, напомню, приходилась сестрой суздальским Ростиславичам. Самого же Святослава Всеволодовича должна была беспокоить ещё и судьба собственного зятя, князя Романа Глебовича.
Произошедшее во Владимире вообще сильно задевало бывшего покровителя Всеволода. Ведь это он некогда приютил у себя и самого Всеволода с братом, и его племянников и настоял на заключении ими мира, и это без его помощи Всеволод не смог бы победить в войне за Владимир. Будучи черниговским князем, Святослав Всеволодович помогал Юрьевичам, опасаясь чрезмерного усиления своих противников как в Суздале и Ростове, так и в Рязани. Но итогом войны стали объединение Владимиро-Суздальского княжества в одних руках и подчинение Рязани новому владимирскому князю — а это отнюдь не отвечало интересам Святослава. Его сыновья участвовали в битве на Прусковой горе, но теперь, судя по логике летописного повествования, покинули своего недавнего союзника и какого-либо влияния на него не имели. А потому Святослав прибег к посредничеству церковных иерархов, которых всегда привлекали князья, чтобы «отмолить» попавших в плен родичей. Во Владимир к Всеволоду отправились черниговский епископ Порфирий и игумен монастыря Святой Богородицы Ефрем. Однако миссия их полностью провалилась.
Порфирий, по всей вероятности, был тем самым не названным по имени церковным иерархом, «из руки» которого целовали крест все четыре суздальских князя после смерти Андрея Боголюбского. Тогда этот договор почти сразу же был нарушен, в чём, возможно, Всеволод углядел вину епископа. Может быть, поэтому он обошёлся с ним и его спутником столь негостеприимно. И епископ Порфирий, и игумен Ефрем были задержаны во Владимире; «и удержа их Всеволод два лета», — свидетельствует летописец. Если посланцы Святослава прибыли во Владимир весной 1177 года, то «два лета» пребывания во Владимире означают, что отпущены они были не ранее весны—лета следующего, 1178 года. Несомненно, такие действия владимирского князя нельзя расценить иначе, как недружественные в отношении Святослава Всеволодовича. Но теперь Всеволод чувствовал себя настолько сильным, что не нуждался в покровителе, и спешил продемонстрировать это самым наглядным и даже оскорбительным для того образом.
Тем не менее переговоры продолжились. Предложение Святослава Всеволодовича сводилось к тому, чтобы Всеволод освободил рязанского князя, так сказать, под его поручительство — с условием, что тот навсегда откажется от своих прав на Рязань в пользу сыновей, а сам «поидеть в Русь», то есть в Чернигов или Киев. Но этому воспротивился сам Глеб Ростиславич. «Лучше здесь умру, не[жели] иду!» — такие его исполненные чувства собственного достоинства слова приводит летописец.
