Ответом стало возмущение владимирских «мужей». «Мы добровольно князя прияли к себе и крест целовали на всём, — передаёт их слова летописец. — А сии яко не свою волость творят (то есть словно не своей волостью управляют. — А. К.). Словно и не собираются сидеть у нас, грабят: и не только волость всю, но и церкви! А промышляйте, братья!»
Последние слова содержали в себе отнюдь не вопль отчаяния, но вполне ясный призыв, обращённый к другим городам княжества. Владимирцы отправили посольства в Суздаль и Ростов, «являя им свою обиду» и призывая «промышлять», то есть действовать с ними заодно. На словах, свидетельствует летописец, ростовские и суздальские бояре выразили им своё сочувствие, но на деле крепко держались своих князей, то есть Ростиславичей.
Это не остановило владимирских «мужей». На их стороне оказался и сын Боголюбского Юрий (возможно, оставленный своим двоюродным братом Ярополком «блюсти» город). Воспользовавшись отсутствием самого Ярополка, владимирцы отправили посольство в Чернигов — звать на княжение Михалка Юрьевича.
— Ты старее в братьи своей, — передаёт их слова летописец. — Пойди во Владимир! Если что замыслят на нас ростовцы и суздальцы про тя (из-за тебя. — А. К.), то как нам с ними Бог даст и Святая Богородица!
Михалко — несомненно, после совета с братом Всеволодом — ответил согласием. Можно не сомневаться и в том, что их с братом решимость подкреплялась предварительной договорённостью на этот счёт с черниговским Святославом. Не исключено даже, что князь Святослав Всеволодович или его люди как-то повлияли на решение владимирского веча, разжигая недовольство Ярополком. Теперь «добрым» князем оказывался уже не Ростиславич, а Михалко, просидевший во Владимире в осаде семь недель и добровольно покинувший город ради самих владимирцев.
Князь Святослав Всеволодович не только поддержал Юрьевичей и оказал им военную помощь, но и отправил вместе с ними сына Владимира «с полком». Эта помощь была необходима ещё и потому, что Михалко в то время болел. Он, видимо, был вообще слаб здоровьем, а к весне 1175 года болезнь его обострилась. А это, помимо прочего, значило, что на Всеволода и приставленного к нему Владимира Святославича ложится особая, дополнительная нагрузка. Теперь Всеволоду приходилось действовать за двоих — и за себя, и за брата. Всё шло к тому, что именно ему придётся фактически встать во главе войска.
Князья выступили в поход 21 мая, на праздник святых Константина и Елены21. Однако Михалко действительно разболелся. «Болезнь велика», по словам летописца, случилась с ним в самом начале пути, когда войско только-только покинуло Чернигов и находилось примерно в 11 верстах от города, на реке Свинь (или Свиной, как она по-другому называется в летописи)22. Князь не мог даже самостоятельно передвигаться, так что его пришлось нести на носилках «токмо еле жива». Но и с таким предводителем поход продолжился.
Войско следовало в Суздальскую землю привычным путём: через Глухов и землю вятичей. Путь этот вёл к Москве, куда встречать Михалка Юрьевича выехали его сторонники из Владимира. (Примечательно, что, рассказывая об этом, летописец вспомнил и старое название Москвы — Кучков: как видно, в южной Руси оно было в ходу в те времена, когда писалась летопись, и даже употреблялось как главное название города: князья «...идоша... до Кучкова, рекше до Москвы».) Среди встречавших оказался и юный Юрий Андреевич. Это выглядело символично: Ростиславичей обвиняли в первую очередь в нарушении установлений Андрея Боголюбского, в разграблении построенной им Владимирской церкви; присутствие же в войске Юрьевичей Андреева сына призвано было продемонстрировать преемственность теперь уже их будущего курса с Андреевым — по крайней мере в церковных делах. Правда, в Лаврентьевской летописи имени Юрия Андреевича мы не встретим — но это и неудивительно, учитывая дальнейшую судьбу княжича.
К этому времени опомнились, наконец, и Ростиславичи. Узнав о выступлении владимирских «мужей», они стали держать совет с дружиной. Было решено, что Ярополк со своим полком двинется навстречу дядьям, дабы не пропустить Михалка во Владимир. И тут произошло то, что летописец уже привычно назвал новым чудом Владимирской иконы Божией Матери — пускай и покинувшей на время Владимир, но по-прежнему покровительствующей законным владимирским князьям.
События и в самом деле приняли весьма неожиданный оборот. Ярополк со своим полком выступил по направлению к Москве, навстречу Юрьевичам, и... разминулся с ними. Правда, летописи — Лаврентьевская (содержащая созданный во Владимире летописный свод) и Ипатьевская (Киевская) — по-разному излагают суть дела и приводят разные подробности произошедшего23.
Когда князья сели в Москве обедать, к ним пришла весть о том, что Ярополк движется им навстречу. Князья поспешили к Владимиру. «И, Божьим промыслом, разминулись в лесах, — читаем в Лаврентьевской: — Михалко с Москвы поехал [с братом со Всеволодом] ко Владимиру, а Ярополк иным путём ехал на Москву» (упоминание о брате Всеволоде, как обычно, появляется лишь в той версии рассказа, которая подверглась более поздней обработке).
Места здесь действительно глухие, можно нечаянно и заблудиться. Но в Ипатьевской летописи сказано иначе: никаких чудес не происходило, а Ярополк намеренно пропустил дядьёв — вероятно, желая заманить их в ловушку и подвергнуть одновременному удару с двух сторон: с тыла — своим собственным полком, и «в чело» — полком старшего брата; услышав о том, что Михалко идёт к Владимиру, свидетельствует летописец, Ярополк «уступи им на сторону». Но двигался-то он по направлению к Москве. Во всяком случае, так показалось «московлянам», входившим в состав войска Юрьевичей: решив, что Ярополк готовится напасть на их город, они повернули назад, «блюдуче домов своих». Это, конечно, должно было ослабить войско Юрьевичей. Но ещё опаснее было для них то, что они и в самом деле оказывались между двух огней: в тылу у них остался Ярополк, а войско его старшего брата в любой момент могло напасть на них со стороны Владимира. А если ещё вспомнить о тяжёлом недуге главного претендента на владимирский стол, то положение Юрьевичей вообще можно назвать отчаянным. «Пришла же весть ко Мстиславу от Ярополка, — продолжает владимирский летописец: — “Михалко немощен, несут его на носилех, а с ним дружины мало...”». Ярополк, преследовавший Михалка, что называется, по пятам, и предложил брату план дальнейших действий: «...Яз по нём иду, емля зад дружины его. А поиди, брате, вборзе противу ему, ать не внидеть в Володимерь».
Эту весть Мстислав Ростиславич получил в Суздале в субботу 14 июня. Расстояние между Суздалем и Владимиром (порядка 30 вёрст) его полк преодолел за день. Шли «борзо» — «яко на заяц», по выражению летописца. Рано утром в воскресенье 15 июня Мстислав достиг Владимира (во всяком случае, так получается по летописи) и, оставив в городе женскую часть семьи — мать, жену и невестку (жену брата), продолжил движение навстречу противнику.
Войско Михалка Юрьевича, в свою очередь, двигалось от Москвы к Владимиру по тогдашнему кратчайшему пути, в основном совпадающему со старой Владимирской дорогой. Поскольку самого князя по-прежнему несли «на носилех», фактически во главе войска встал Всеволод. Вот когда ему пригодился прошлый опыт — пускай и не всегда удачный. Но ещё больше пригодилось то, что рядом находился другой князь — сын Святослава Всеволодовича Владимир с черниговскими воями — теми, что «под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, конец копья вскормлены» (как выразился о воинах другого черниговского князя автор «Слова о полку Игореве»). И в решающий момент их отвага оказалась как нельзя кстати для Юрьевичей.
До владимирских укреплений они не дошли совсем немного — всего пять вёрст, когда встретились с ратью Мстислава Ростиславича. Автор Ипатьевской летописи называет точное место сражения: Юрьевичи переправились через реку Колокшу, левый приток Клязьмы (в Ипатьевском списке: Лакшу, в Хлебниковском: Кулашку), и были «на поле Белехове»24. Местная традиция отождествляет это поле с нынешним селом Волосовым Собинского района Владимирской области на реке Колонке (притоке Колокши); сейчас там расположен Николо-Волосовский женский монастырь, известный с XV века. По-видимому, здесь и произошло сражение, решившее судьбу владимирского престола.
