Дейна с блаженством вытянулась на мохнатой шкуре и поудобнее умостила голову на перьевой подушке, которую захватила предусмотрительная Ейра. В укрытии было сыровато и прохладно, но плащ и шерстяное одеяло помогали мириться с этими небольшими недостатками. Достоинств-то было ощутимо больше.

Под потолком тускло и уютно подмигивал желтоватый светляк, чьё сияние расползалось по позеленевшим от сырости стенам и нехитрому убранству. Убежище было очень тесным, полторы сажени в высоту и две и две с половиной сажени в ширину. У одной стены располагался уже заплесневевший топчан, покрытый отсыревшими тряпками, в противоположном от него углу по стене взбирался хиленький вьюн, выросший под светом, попадающим внутрь через узкую щель-бойницу в стене напротив. Дейна устроила себе ложе как раз под ней и, несмотря прямо-таки тюремные условия, чувствовала умиротворение. Где-то за стеной шумел парк, а с противоположной стороны, тоже из-за стены, редко-редко доносился стук колёс припозднившихся извозчиков.

Это маленькое убежище располагалось на территории храма Богини-Матери у Заречной. Уже хорошо знакомого Дейне храма. Пряталась комнатка прямо в могучей каменной стене. Ейра сказала, что её сделал бывший настоятель монастыря — большой сластолюбец и греховодник. Страсть к плотским утехам была в нём столь велика, что он заплатил приличную сумму за подземный ход, который проходил под мостовой и вёл сюда, прямо под топчан. По этому ходу к нему отправляли проституток, Ейра, пока работала у Шканы, пару раз здесь бывала.

О тайном убежище в самом монастыре так никто и не прознал. Прежний настоятель унёс тайну с собой, погибнув под копытами взбесившейся лошади. Ейра была уверена, что старого извращенца наказала сама Богиня-Мать, и раз в месяц приносила ей за это благодарственные дары.

На топчан Дейна ложиться побрезговала, но само изначальное предназначение убежища её не смущало. Наоборот, она чувствовала себя в полной безопасности. Представляла себе территорию монастыря, его внушительную стену и своё скромное прибежище. А затем воображала весь Дардан, шумный и многоголосый, и норка, в которой она спряталась, сразу становилась уютной и безопасной. Это же такое скромное пятнышко на карте города, точечка, которую ещё попробуй найти. Дейне казалось, что ей удалось спрятаться от всех своих проблем. На время, конечно, но приятно иметь возможность передохнуть и просто поспать.

Перевернувшись набок носом к стене, Дейна с блаженной улыбкой натянула одеяло до самого носа и закрыла глаза. Светляк потух. Через узкую щель-бойницу лился бледный свет луны и доносился стрекот сверчков. Дейна перевернулась на другой бок, нащупала под собой и выбросила камешек и опять блаженно вытянулась. Заухала сова, крадущийся во тьме со стороны кухни послушник испуганно помянул «…мать», но не Богиню. Льющийся в бойницу лунный свет пересекла крупная ночная бабочка, где-то во тьме на пол сорвалась капля, а в отдалении глухо брякнул потревоженный колокол.

Дейна тяжело вздохнула, перевернулась на спину и открыла глаза.

Наагалея ведь не подстрелят?

На утренней проповеди в храме Богини-Матери на Заречной царило необычайное оживление. Началось всё с того, что в храм во главе с госпожой Инан прибыли служительницы одного из городских борделей. Они хаживали в храм и раньше, не реже одного раза в неделю, но обычно сразу после выходных, а не перед ними. Госпожа Инан следили за душевным здоровьем своих работниц, а общение с богами очень ему благоволило. По крайней мере, она с ухмылкой на этом настаивала.

Горожане уже привыкли к такому беспутному соседству на проповедях, перед Богиней все равны, а этим гулёнам замаливать грехи и замаливать. Но особенно щепетильные горожанки предпочитали в храм в такие дни не соваться. А тут пересеклись! Почтенные матроны не смогли удержаться от язвительных замечаний, наездницы — от колких ответов. Престарелый жрец безо всякого успеха пытался призвать их к порядку.

— Отец Савий, — высокая дородная горожанка с возмущением окинула взглядом мило улыбающуюся Ейру, — неужели вы вынудите нас, приличных женщин, сидеть рядом с ними?

— Перед ликом Богини все равны, — монотонно прошамкал жрец.

— Но вы посмотрите на них!

Жрец и другие горожане, собравшиеся перед храмом в ожидании, когда отворят двери зала проповедей, уставились на работниц борделя. Выглядели те строже и приличнее некоторых молоденьких девушек, пришедших с матерями. Платья с высокими воротничками, длинными рукавами, расцветка тканей неброская, волосы аккуратно зачёсаны и убраны в строгие причёски. Даже косы Инан были замотаны в куколь. Ни дать ни взять почтенные горожанки из кружка по изучению священных текстов.

— Какие у них развратные взгляды, — нашла к чему придраться прихожанка. — Да Богиня обрушит своды храма, если они посмеют переступить порог вместе с нами, честными женщинами, знавшими объятия единственного мужчины!

Инан показательно принюхалась и расплылась в ухмылке.

— Так чего ж от тебя, дорогая, не одним мужиком тянет?

Дородная горожанка схватилась за сердце и ахнула. Её товарки возмущённо загомонили.

— Я была вдовой! — грозно возвестила оскорблённая женщина.

— Дважды? — Инан лениво приподняла брови.

Красные пятна вспыхнули на щеках женщины, и она ошеломлённо хлопнула глазами, не найдя сразу слов для ответа, чем тут же вызвала подозрительные взгляды у других прихожан. Насмешливые шепотки зашуршали вокруг, подруги оскорблённой женщины загомонили, а Инан довольно прищурилась, как дракон, плюнувший огнём и теперь набирающий силы для следующего небольшого, но прицельного плевка.

Ейра с гордостью посмотрела на госпожу. Среди прихожан, с которыми служительницы борделя посещали проповеди в обычный для себя день, ходили разговоры о потрясающем нюхе госпожи Инан. Стоило ей один раз втянуть воздух, и она знала не только, сколько у женщины было мужчин, но кем эти мужчины были. На самом деле, мужики в постели и после выпивки отличались словоохотливостью и обожали делиться своими «подвигами» и не стеснялись называть имена. А наездницы потом обменивались сплетнями и насмешливо фыркали: а ещё приличными притворяются!

— Они ещё и дитё с собой притащили! — скрюченный дедок махнул рукой, хотя парой минут ранее хвастался соседу, что внучка вошла в невестин возраст. Аж четырнадцать лет девке стукнуло!

К боку Инан прижималась девчушка лет пятнадцати. Оборотница крепко держала её за руку и далеко от себя не отпускала. Но по любопытному очень живому взгляду девчонки были видно, как ей хочется прогуляться и сунуть свой нос везде и всюду. Хитрая лисья мордашка, раскосые голубые глаза, остренькое и отчаянно веснушчатое лицо. Вид у неё был донельзя любопытный. Разожми Инан пальцы, и девчонка бы уже залезла в какую-нибудь дыру в поисках интересного и необычного. И, судя по пятнам на платье, уже пыталась залезть.

— Наплодят дитёв вне брака божеского, передают плоти своей свои же грехи, — дедок опять махнул рукой.

— Дедуля Шан, вы ли это? — одна из наездниц выступила вперёд. — А я смотрю, бородка колышком знакомая. Давно вы у меня не бывали. Заходите, только я теперь не у Шканы.

Дедок возмущённо округлил глаза, затем обиженно цыкнул в ответ на громогласный смех и, сплюнув, торопливо зашаркал к воротам.

— Ах ты, пень старый! — за дедком с клюкой наперевес заспешила его бабка.

— Мама Инан, а о чём он? — девчонка с озорной улыбкой исподлобья посмотрела на оборотницу.

— Вот шкодница, — Инан беззлобно дёрнула девушку за тоненькую косицу.

Сешу она перекупила из заведения Отопли, что располагалось почти на окраине города, три месяца назад. Первый месяц девчонка всех дичилась, а потом волю почуяла и начала ставить бордель на уши своими проделками. «Мамами» у неё были все. Обычно Инан не держала подобранных детей долго рядом с собой, пристраивала по многочисленным знакомым к ремеслу. Но взбалмошная Сеша нигде не приживалась, да и Инан уже почти прикипела к ней.