Свёрнутый кнут стремительно распустил свои кольца.

— Убейте его! — до слуха Ссадаши откуда-то сверху донёсся грозный ор Рясия. — Он не должен уйти живым.

— О-йя-йя-я, — сокрушённо протянул наг, — и чего меня так не любят?

В коридоре, в который он попал из камеры, царила кромешная тьма, пересекаемая лишь трещинами света на потолке, меж половицами. Охраны у дверей не оказалось. Точнее, на полу лежали какие-то тела, но они не пошевелились, даже когда наг по ним прополз, и не бросились следом с воплями «А ну стой!».

Обычно Ссадаши в темноте видел довольно неплохо, но в этот раз ему чудилось, что он плывёт под толщей чёрной воды. Изредка мимо проплывало что-то похожее на рыб или водоросли, а светящиеся полосы вверху порой изгибались щупальцами.

Чьи-то пальцы клещами впились в локоть нага и потянули его назад. Ссадаши обернулся и мгновенно узнал Дейну. Не увидел, но почему-то понял, что это именно она.

— Ой, у тебя глаза светятся, — дурашливо пролепетал наг.

— Не светятся, — мрачно обрубила хранительница.

— А куда ты меня тянешь? — Ссадаши насторожился, уловив шуршание кожаного ремня и живо представ кнут.

— Там опасно, нам нужно уходить.

— Ты хочешь меня наказать? — низким хриплым голосом вопросил наг и резко подался к женщине.

Отчего-то Дейна, почти невидимая в темноте, казалось невероятно притягательной, и Ссадаши пришёл в неописуемое возбуждением, представив, как разгневанная женщина пытается достать его кнутом. А он с ней играет, играет, а потом утягивает в кольца хвоста и…

Воплощать извращённые желания наагалея в реальность хранительница явно не намеревалась и молча потянула господина в сторону, противоположную той, в которую он полз.

— Ты злишься на меня за мою ложь? — коварно подначивал её Ссадаши. Бушевавшее в крови возбуждение жаждало выплеснуться, но выплеснуться пожаром, грохотом, фейерверком, съедающей изнутри страстью. А гнев — чувство очень страстное!

— Нет.

Холодный голос, впрочем, не остудил горячую кровь нага. Наоборот, ещё больше раздраконил. Качнувшись, Ссадаши навалился на Дейну, прижимая её к стене, и страстно прошептал:

— Ну разозлись на меня самую малость. Иначе зачем ты вытащила его?

Тонкий палец издевательски огладил руку хранительницы, в которой та стискивала кнутовище.

— Дейна, он извращенец, — пропел Шерр.

Он предпочитал стоять в проёме узилища и не соваться в темноту коридора, где ползал озабоченный и явно по голове ударенный наг.

— Я слышу твои мысли, — по-своему истолковал мужской голос Ссадаши. — Что за мужчина живёт внутри тебя? Почему ты позволяешь ему использовать своё тело?

— Нам нужно уходить, — всё тем же холодным голосом отозвалась Дейна. — Сюда сейчас явятся вольные.

— Вольные? — Ссадаши дёрнулся. — Они хотят захватить мир. Нам нужно уничтожить мир раньше них.

Повисла тишина.

— Похоже, он и в самом деле ненормальный, — наконец решил Шерр. — Просто до этого был мирный, а сейчас распсиховался. Может, он из этих… с двумя душами[1]?

Сестра молчала. И если брата её молчание напрягало, то Ссадаши наоборот возбуждался ещё сильнее.

— Я не двоедушный, — Ссадаши поцеловал кудри женщины, — я многоликий. Дейна, почему ты молчишь? — хриплый шёпот разливался по коридору. — Мне рассказывали, что ты ненавидишь лжецов, выходишь из себя и превращается в злого духа. Где мой злой дух?

— Ты его не слушай, — Шерр за нага не переживал. Он просто понимал, что в битве «Змей против Дейны» победителем будет не сестра.

Ответом было пугающее молчание.

— Дейна, не слушай свой голос, — Ссадаши упорно считал, что слышит мысли хранительницы. — Ты ведь хочешь меня наказать?

— С чего мне вас наказывать? Я вас охраняю и вредить не могу, — наконец ответила женщина.

Ровный сухой голос возбуждённого змея не вдохновил и не порадовал. Он раздражённо хлестнул хвостом по стенам, посыпалась отсыревшая штукатурка.

— Я обманул тебя, воспользовался твоей доверчивостью, — уже раздражённо искушал Ссадаши.

— Моя наивность не ваша вина, — холод в голосе хранительницы ещё больше взбесил и без того неадекватного нага.

— Верно, ты сама виновата, что поверила, — ядовито прошипел Ссадаши. — Ты сама решила, что я какой-то там идиот. Я просто не стал тебя разубеждать.

— Ещё и почти теми же самыми словами, — презрительно скривившийся Шерр отлип от косяка и пошёл в темноту: руки чесались набить одну смазливую морду. Не стал разубеждать! Воспользовался чужой наивностью, повеселился за чужой счёт, хотя мог раскрыть глаза.

Шерру до белизны в глазах стало обидно за сестру. Зубы зачесались вцепиться в горло гадёнышу! Как обманываться по доброте душевной — а его сестрица была очень доброй малышкой, — так сама виновата. А как раскрыть глаза на заблуждение, так «я просто не стал разубеждать».

Просто насладился наивностью и продолжает издеваться! А Дейна к нему с такой добротой отнеслась…

— Не подходи, — голос сестры прозвучал так строго и холодно, что Шерр невольно замер. — Господин, не нужно думать о наказании. Я, — слова зазвучал медленно и тяжело, словно ворочающийся колодезный ворот, — должна вас хранит.

— Скучно! — отчаявшийся добиться от неё эмоций Ссадаши резко отстранился и пополз прочь.

Дейна не сразу окликнула его. Шерр даже понадеялся, что сестра плюнет на своего подопечного, но она всё же пришла в себя.

— Туда нельзя. Господин, я же сказала нельзя.

— Да пусть делает, что хочет. Давай уйдём, уверен, он справится.

А если не справится, то Тёмные с ним! У Шерра в душе ворочалась жгучая чёрная ярость за сказанные нагом слова, такие жестокие для его сестры. И самое доброе, что он желал нагу, это чтобы у него язык отсох!

Дейна ничего не ответила, но распущенный кнут зашуршал вслед за наагалеем.

— Тьфу! Садисты оба, мать их!

Ведущая в подвал дверь вылетела с одного удара, пронеслась через всю комнату как выпущенная из катапульты и с феерическим грохотом сверзилась на стол, смяв кружки, бутылки и тарелки. Вольные проводили её ошеломлёнными взглядами и уставились на замершего на пороге нага.

— Я пришёл за миром, — Ссадаши азартно вильнул хвостом, которым несколько секунд ранее вынес тяжёлую дубовую дверь.

Растрёпанный, сладко щурящий красноватые глаза наг несколько охолонул решимость вольных, ещё пару мгновений назад намеревавшихся ворваться в подвал, чтобы изничтожить сорвавшуюся с цепи гадину. «Гадина» ещё и улыбнулась, широко и клыкасто. И, самое неприятно, выглядела она несколько сумасшедшей.

— Ну началось, — едва слышно прошептал Шширар.

Он и ещё четверо нагов в двуногом облике расположились под самой крышей дома и в щели наблюдали за происходящим внизу. Внешний вид господина их ничуть не смутил. Любил наагалей нагонять на врагов страх, притворяясь малость свихнувшимся.

— Их тут дюжина, не считая главного, — посчитал Оршош. — Трое оборотней. Вмешиваемся?

— Управится. А то опять рычать будет, что веселье испоганили.

— Стреляй! — скомандовал стоящий в дальнем углу комнаты Рясий.

Тонко тренькнула тетива, и в воздух злой пчелой взвился арбалетный болт, а за ним и ещё парочка. Ссадаши хвостом сшиб их на подлёте и с такой силой ударил чешуйчатой конечностью по полу, что доски затрещали и вздыбили. Вольные с воплями отшатнулись и настороженно замерли. Никто не хотел нападать первым, но и отступать под разъярённым взором главаря тоже.

Ещё раз тренькнула тетива, и одновременно со стрелой с места сорвался невысокий крепыш. Пригнувшись к полу, он в два прыжка миновал ощерившийся щепой участок пола, проскользнул под хвостом, вскинувшимся, чтобы прикрыться от стрелы, и стремительным смазанным движением чирканул нага кинжалом по животу. Тот плавно качнулся назад, и лезвие успело захватить лишь рубаху. А уже в следующий миг оборотень отскочил назад, спасаясь от удара когтистой рукой.