– Не может этого быть!

– Может, просто мы себя не афишируем. Нам тут все дико завидуют – мы были лучшими, и нам за это хорошо платили, хотя эти люди все равно наши братья. Они тоже солдаты!

– Когда ты ушел из Легиона? – спросил Борн, чувствуя, что могут возникнуть некоторые сложности.

– А-а, девять лет назад! Меня выкинули прямо перед повторным призывом из-за избыточного веса. Они были правы и, возможно, спасли мне жизнь. Я капрал, родом из Бельгии.

– Меня уволили месяц назад, хотя мой контракт еще не закончился. Все из-за нескольких ранений во время нашей операции в Анголе, да еще они выяснили, что мне лет больше, чем указано в документах. А они не платят тем, кто подолгу лечится.

Как же просто он находил нужные слова.

– Ангола? Мы и там побывали? О чем только думают на набережной д’Орсе?

– Не знаю. Я солдат, выполняю приказы и не задаю вопросов о том, чего все равно не смогу понять.

– Сиди! У меня сейчас почки взорвутся. Я быстро. Может, у нас найдутся общие знакомые… Не подозревал, что мы успели добраться и до Анголы.

Джейсон оперся локтями о выпуклую стойку бара и заказал une biare [74], радуясь тому, что бармен слишком занят, а музыка слишком громкая, чтобы тот смог подслушать их разговор. Кроме того, Борн был бесконечно благодарен Святому Алексу Конклинскому, который всегда говорил агентам, что «сперва нужно испортить отношения с тем, кого хотите завербовать, и только после этого стараться их наладить». Его теория утверждала, что переход от враждебности к приветливости гораздо надежнее, чем обратный. Борн с удовольствием выпил свое пиво. В «Сердце солдата» у него теперь появился друг. Это была случайность, незначительный эпизод, но он мог сыграть определенную роль в будущем.

Мужчина в безрукавке возвратился, его массивная рука за плечи обнимала молодого человека лет двадцати, среднего роста и комплекцией напоминавшего сейф; он был одет в армейскую куртку американского образца. Джейсон начал было вставать со стула.

– Сиди, сиди! – крикнул его новый друг, подавшись вперед, чтобы его было слышно – вокруг гомонила толпа и громко играла музыка. – Я привел нам девственницу.

– Что?

– Уже забыл? Он собирается поступить на службу в Легион.

– А, вот ты о чем, – засмеялся Борн, чтобы скрыть свою неосведомленность. – Я не думал, что в таком месте…

– В таком месте, – вмешался обладатель футболки без рукавов, – можно встретить любого человека. Я подумал, что ему стоит с тобой переговорить. Он американец, и его французский довольно grotesque[75], но если будешь говорить не очень быстро, он тебя поймет.

– Это ни к чему, – произнес Джейсон по-английски с легким акцентом. – Я вырос в Нёфшателе, но провел несколько лет в Штатах.

– Рад эта слышать, – речь американца с головой выдавала выходца Южных штатов; он простодушно улыбнулся, настороженно, но без страха глядя на собеседников.

– Тогда начнем, – по-английски с сильным акцентом сказал бельгиец. – Меня зовут… Моррис – отличное имя, не хуже других. А этого моего молодого приятеля зовут Ральф, во всяком случае, он так сказал. А как твое имя, мой раненый герой?

– Франсуа, – отозвался Борн, который в этот момент думал о Бернардине и том, насколько успешно тот справляется со своей миссией в аэропортах. – И никакой я не герой – мои враги умирали слишком быстро… Заказывайте выпивку, я плачу.

Они так и сделали, и Борн заплатил, судорожно соображая и пытаясь вспомнить то немногое, что ему было известно о французском Иностранном легионе.

«Как же легко дались первые слова», – подумал Хамелеон.

– Почему ты решил записаться в Легион, Ральф?

– Решил, что это будет для меня правильнее всего – исчезнуть на несколько лет, минимум на пять.

– Если сможешь хотя бы первый год продержаться, mon ami, – вставил бельгиец.

– Моррис прав. Слушай то, что он говорит. Офицеры там строгие и жестокие…

– Все они французы! – добавил бельгиец. – Не меньше девяноста процентов. Только один иностранец из трех сотен дослуживается до офицерских погон. Так что не питай иллюзий.

– Но у меня хорошее образование. Я инженер.

– Значит, будешь строить хорошие нужники на территории лагеря и проектировать отличные дырки для засранцев во время сражения, – хохотнул Моррис. – Скажи ему, Франсуа. Объясни, как там обращаются с учеными.

– Те, у кого есть образование, в первую очередь должны уметь драться, – сказал Борн, надеясь, что он прав.

– Святая правда! – воскликнул бельгиец. – Потому что их образованность будет вызывать подозрения. А не станут ли они слишком много думать? Не станут ли они думать, когда им платят только за то, чтобы они выполняли приказы?.. Нет, mon ami, я бы не стал выпячивать свою erudition [76].

– Пусть она проявляется постепенно, – добавил Борн. – Показывай ее, когда она кому-то понадобится, а не когда ты захочешь ею похвастать.

– Bien! [77] – закричал Моррис. – Он знает, что говорит. Настоящий legionnaire! [78]

– Ты умеешь драться? – спросил Джейсон. – Сможешь убить человека?

– Я собственными руками убил свою невесту вместе с ее двумя братьями и кузеном – я их зарезал. Она трахалась с одним банкиром из Нешвилла, а они ее покрывали и получали за это много денег… Да, я могу убивать, господин Франсуа.

Облава на сумасшедшего убийцу в Нешвилле.

Подающий большие надежды молодой инженер скрылся от полиции.

Борн вспомнил заголовки газет всего лишь недельной давности и пристально посмотрел в лицо молодого американца.

– Ты создан для Легиона, – сказал он.

– Если надо будет замолвить словечко, господин Франсуа, могу я упомянуть вас?

– Это не поможет тебе, парень, а только навредит. Если на тебя станут давить, просто расскажи правду. Это и будет твоей рекомендацией.

– Aussi bien! [79] Он знает законы Легиона. Они стараются не брать маньяков, но если что, они… как это сказать, Франсуа?

– Полагаю, закроют глаза.

– Oui [80]. Они закроют на что-то глаза, если есть…

– Если есть смягчающие обстоятельства.

– Видишь? У моего друга Франсуа тоже имеются мозги. Не понимаю, как ему удалось выжить?

– Я тщательно скрывал их, Моррис.

Официант в самом грязном фартуке из тех, что доводилось видеть Джейсону, хлопнул бельгийца по шее.

– Votre table, Rene [81].

– Ну и что? – пожал плечами Моррис. – Еще одно имя. Quelle difference? [82] Давайте теперь поедим, и если повезет, то не отравимся.

Спустя пару часов, когда Моррис и Ральф успели опустошить четыре бутылки дешевого vin ordinaire вместе с подозрительной на вид рыбой, посетители «Сердца солдата» приступили к выполнению обычного ночного ритуала. Тут и там вспыхивали драки, прекращаемые мускулистыми официантами. Пронзительно звучавшая музыка воскрешала в памяти выигранные и проигранные сражения, вызывая споры между старыми солдатами, бывшими пехотинцами, пушечным мясом, которые тут же становились обидчивыми и гордыми от того, что выжили, потому что они выжили посреди такого кровавого ужаса, какой и не снился их начальникам в расшитых золотом мундирах. Это был гомон толпы бесправных пехотинцев, который можно было слышать во все времена – начиная с эпохи фараонов и заканчивая войной в Корее и Вьетнаме. Облаченные в красивую форму офицеры отдавали приказы из-за линии огня, и пехота погибала, чтобы оправдать мудрые решения своих командиров. Борн вспомнил Сайгон и не смог осудить существование такого места, как «Сердце солдата».