– Да, мсье. Хирург из госпиталя в Форт де Франс подготовил два шприца. Он выражает вам свою преданность.

– Это естественно. Ведь он жив, чего нельзя сказать о нескольких дюжинах его пациентов.

– Они ничего не знают про его другую жизнь на Мартинике.

– Я в курсе… используйте препарат через сорок восемь часов, когда шумиха начнет стихать. Осознание того, что наш герой был моим изобретением – а я сделаю так, что это узнают все, – заставит Хамелеона почувствовать унижение.

– Будет исполнено. А вы сами скоро прилетите сюда?

– Ко времени, когда всех охватит шок. В течение ближайшего часа я вылетаю и прибуду на Антигуа до того, как на Монтсеррате наступит полдень. Если все пройдет по плану, я буду как раз вовремя, чтобы наблюдать жестокие мучения Джейсона Борна, прежде чем поставить свою подпись – пулю в его глотку. Тогда американцы поймут, кто победил. Adieu.

Словно в религиозном экстазе, сиделка склонила голову перед зеркалом, повторяя про себя мистические слова своего всеведущего владыки. «Пора», – решила она, открыла ящик туалетного столика и выбрала из украшений бриллиантовое ожерелье, подарок своего наставника. Все будет очень просто. Она без труда узнала, кто такой этот судья и где он остановился, – старый, болезненно худой человек, живущий через три виллы. Все будет организовано очень четко, «несчастный случай» станет всего лишь прелюдией к тому ужасу, который начнется на двадцатой вилле менее чем через час. Во всех виллах Транквилити имелись керосиновые лампы на случай перебоев с электричеством или поломки генератора. Испуганный старик с плохими нервами от страха, вызванного бушующим штормом, может попытаться зажечь лампу, чтобы успокоиться. Какая трагическая случайность, что верхняя часть его тела упадет в разлитый керосин, и шея обгорит дочерна; шея, на которой будет удавка. Сделай это, настаивали голоса в ее голове. Ты должна подчиниться. Если бы не Карлос, ты бы давно была обезглавленным трупом в Алжире.

Она сделает это – она сделает это прямо сейчас.

Резкий стук дождя по крыше и окнам и свистящий, воющий ветер утонули в слепящей вспышке молнии, за которой последовал оглушительный раскат грома.

Жан-Пьер Фонтейн беззвучно плакал, стоя на коленях перед кроватью; его лицо находилось в нескольких дюймах от лица жены, и слезы падали на холодную кожу ее руки. Она была мертва, и все объясняла записка около не– подвижных белых пальцев: «Maintenant nous deux sommes libres, mon amour»[19].

Они оба свободны. Она – от ужасной боли, он – от уплаты цены, затребованной мсье. Цены, истинного значения которой он не раскрывал, но она все равно понимала, что это было что-то чудовищное. Сам он уже несколько месяцев знал, что его подруга приготовила таблетки, которые быстро оборвут ее жизнь, когда она станет невыносимой. Он подолгу, подчас с яростью искал их, но найти не мог. Сейчас он понимал почему, глядя на маленькую коробочку с ее любимыми пастилками, безобидными лакричными конфетками, которые его жена долгие годы со смехом отправляла в рот.

– Будь благодарен, mon cher[20], они так похожи на икринки тех дорогих наркотиков, которыми балуются богачи.

Это были не икринки, а яд, смертельный яд.

Шаги. Это сиделка! Она вышла из комнаты, но еще не знает, что произошло с его женой. Фонтейн вскочил с кровати, как мог вытер глаза и заспешил к двери. Он открыл ее, удивленный видом женщины; она стояла прямо перед ним, подняв руку, чтобы постучать в дверь костяшками пальцев.

– Мсье!.. Вы напугали меня.

– По-моему, мы напугали друг друга.

Жан-Пьер выскользнул наружу, быстро притворив за собой дверь.

– Реджина наконец-то заснула, – прошептал он, поднося указательный палец к губам. – Этот ужасный шторм всю ночь не давал ей уснуть.

– Но ведь он послан нам – то есть вам – небесами, не так ли? Иногда мне кажется, что монсеньор способен управлять такими вещами.

– Тогда я сомневаюсь, что это послание небес. Не они являются источником его могущества.

– К делу, – перебила сестра, не оценив последнего высказывания и отходя от двери. – Вы готовы?

– Буду через несколько минут, – ответил Фонтейн, направляясь к столу, в ящике которого были заперты приспособления для убийства. Он опустил руку в карман и вытащил ключ.

– Не могли бы вы повторить план действий? – повернувшись, попросил он. – Для меня, конечно. В этом возрасте детали обычно забываются.

– Да, я повторю, тем более что произошли небольшие перемены.

– Неужели? – Старый француз поднял брови. – В мои годы неожиданные перемены также нежелательны.

– Это касается всего лишь времени проведения операции, разница составит не более четверти часа, возможно, немного меньше.

– Я готовился к этому целую вечность, – заметил Фонтейн, когда очередная вспышка молнии, на доли секунды опередившая свой раскат грома, залила ярким светом потоки дождя, стучавшего по окнам и крыше.

– Снаружи довольно опасно; эта молния ударила совсем рядом.

– Если вы так считаете, подумайте о том, каково охранникам.

– Так что за «некоторые перемены»? Соизвольте объяснить.

– Я ничего не буду вам объяснять, кроме того, что это приказ из Аржентоля и вы за это отвечаете.

– Судья?

– Сделайте выводы самостоятельно.

– Так, значит, он не был послан, чтобы…

– Я ничего больше не скажу. Что касается перемен. Вместо того чтобы бежать отсюда к охранникам двадцатой виллы и просить помочь спасти вашу жизнь, я скажу, что возвращалась из администрации, где жаловалась на отсутствие телефонной связи, и увидела пожар на четырнадцатой вилле – она третья в ряду от нас. Без сомнения, начнется переполох; прибавьте сюда шторм и то, что все будут кричать и звать на помощь. Это сигнал для вас. Используйте общее замешательство; проникните на виллу той женщины и уберите всех, кто останется, – перед этим не забудьте убедиться, что глушитель в порядке. После этого входите внутрь и делайте то, что поклялись сделать.

– То есть я жду, когда начнется пожар и вы с охранниками вернетесь на одиннадцатую виллу?

– Именно. Оставайтесь у выхода, за закрытой дверью, естественно.

– Само собой.

– Мне может понадобиться пять или даже двадцать минут, но вы должны оставаться на месте.

– Да, конечно… Могу я спросить, мадам – или, может быть, мадемуазель, хотя последнее маловероятно…

– Что вас интересует?

– Вам понадобится пять или двадцать минут для чего?

– Вы старый дурак. Для того чтобы сделать то, что нужно.

– А, ну, конечно же.

Сиделка накинула на себя плащ, затянула пояс и направилась к парадной двери виллы.

– Забирайте свои приспособления, и чтобы через три минуты вас здесь не было, – приказала она.

– Да, конечно.

Дверь за женщиной захлопнулась от ветра, она вышла наружу под проливной дождь, который стеной сомкнулся за ней. Ошеломленный и озадаченный, старый француз застыл на месте, пытаясь понять, что происходит. Ситуация менялась слишком быстро, а его разум еще был затуманен зрелищем предсмертных страданий жены. Но у него не было времени ни чтобы погоревать, ни чтобы прочувствовать случившееся… Нужно соображать, и соображать быстро. Открытие следовало за открытием, оставляя вопросы, на которые необходимо найти ответы, чтобы все понять – понять происходящее на острове Монтсеррат!

Сиделка представляла собой что-то большее, чем просто связующее звено с Аржентолем; этот ангел спасения был и ангелом смерти, убийцей. Так для чего же понадобилось посылать его за тысячи миль, чтобы выполнить работу, которую мог так же хорошо выполнить другой; и без этого искусственного маскарада с его прибытием. Старый герой французского Сопротивления… это было совсем не обязательно. А что касается возраста, ведь на острове появился еще один человек – еще один старик, который совсем не был киллером. Возможно, думал фальшивый Жан-Пьер Фонтейн, он совершил ужасную ошибку. Возможно, другой «старик» приходил не убивать, а предупредить его!