– Не о чем думать. Через шесть месяцев мы будем контролировать ситуацию в Европе.
Джейсон Борн не сводил глаз с лица председателя Федеральной комиссии по торговле. «Контроль? – думал он про себя. – Но для чего? Над чем?»
– Я отвезу вас домой, – предложил он.
– Я разговаривал с Мари, – сказал Конклин. Джейсон позвонил ему в загородную резиденцию Управления в Виргинию из телефона-автомата от бензоколонки в пригороде Манассаса. – Она в гостинице, а не в вашем доме.
– Почему они переехали? – встревоженно спросил Джейсон.
– Она не смогла ничего объяснить. Кажется, было время кормления или пеленания, в общем, чего-то такого, когда мамаши не думают ни о чем, кроме своего дитяти. Я слышал, как в трубке кричат твои ребятишки. А они горластые, приятель.
– Что еще она сказала, Алекс?
– Вроде как твой шурин решил перевезти их туда. Она не вдавалась в подробности. А так голос у нее был нормальный, только, как я говорил, немного нетерпеливый. Обычная Мари, к которой я привык и которую люблю. Она все спрашивала, как идут дела у тебя.
– Полагаю, ты сказал ей, что у меня все в порядке?
– Да, черт возьми. Я сказал ей, что ты залез в нору и тебя стерегут, а ты копаешься в ворохе распечаток. Что-то вроде полуправды.
– Джонни собирался с ней поговорить. Видимо, она рассказала ему, что произошло, и он перевез их в свой личный бункер.
– В личный что?
– Ты видел «Транквилити Инн» или нет? Откровенно говоря, я не помню, бывал ты там или нет?
– Четыре года назад Панов и я видели ее только в качестве стройплощадки. С тех пор мы там не были, по крайней мере я. Никто не приглашал.
– Я так полагал, что для тебя там двери всегда открыты, в любое время… В общем, понимаешь, гостиница стоит на берегу, и добраться до нее можно только по воде, или по воздуху, или по дерьмовой горной дороге, усыпанной такими валунами, что нормальная машина дважды ее не осилит. Все необходимое доставляется туда по воздуху или морем. Связи с городом почти нет.
– А пляж, наверно, охраняется, – добавил Конклин. – Обычно Джонни ничего не упускает из виду.
– Именно поэтому я и послал их туда. Я позвоню ей позже.
– Так, а что насчет текущих дел? – спросил Алекс. – Как там поживает Армбрустер?
– Ну что сказать, – ответил Борн. Взгляд его задумчиво блуждал по белому пластику телефонного аппарата. – Например, из его слов я понял, что «Медуза», функционировавшая в районе Сайгона по заданию Штаба американских войск, на котором Армбрустер заработал около ста миллионов долларов, хранящихся у него в Цюрихе, желает теперь избавиться от военных, потому что они, видите ли, ей больше не нужны. Он прямо так и сказал мне.
– Поверить этому не могу, – негромко произнес отставник-разведчик, пребывая в сомнении. – Может быть, ты не так его понял?
– Нет, именно так. Он называл их солдафонами и, как мне показалось, не ставил ни во что их прошлые заслуги. Он разжаловал их до уровня желторотых новобранцев, таращащих глаза на каждую новую игрушку в витрине.
– Кое-кто из сенаторов в Комитете по обслуживанию Вооруженных сил наверняка согласился бы с этой оценкой, – заметил Алекс.
– Но и это еще не все. Когда я пытался заговорить о том, что «Медуза» была создана в Штабе Сайгона, он возразил мне, и весьма недвусмысленно. Он сказал, что когда-то могло быть так, но очень недолго, потому что, цитирую: «Солдатики в Сайгоне сами управиться не смогли».
– Это вызов. А сказал он, почему они оказались такими слабосильными?
– Нет, и я его не спрашивал. Предполагалось, что я знаю ответ.
– Да, хорошо бы. Мне все меньше и меньше нравится картинка, разрастающаяся перед нами… А как всплыли эти сто миллионов?
– Я завел разговор о том, что «Медуза» могла бы приобрести ему виллу где-нибудь за пределами страны и вне достижимости спецслужб, если нам это покажется необходимым. Его это особенно не заинтересовало, и в заключение он сказал, что если захочет, то и сам может себе купить хоть две. После этого добавил, что в Цюрихе у него лежат сто миллионов баксов, о чем, насколько я понял, я тоже должен был знать.
– Вот так просто? Лишь сотня миллиончиков?
– Да. Он сказал мне, что, как правило, банк каждый месяц высылает ему телексы, в которых представлена вся бухгалтерия. Само собой разумеется, общая сумма постоянно растет.
– Большое, уродливое, а теперь еще и растущее, – подвел итог Конклин. – Есть что-нибудь еще? Не подумай, что я сгораю от любопытства, я и так напуган до смерти.
– Оставь немного места для двух последних страшилок… Армбрустер сказал, что наряду с проверкой депозитов он работает с компаниями, в которых они покупают контрольные пакеты акций.
– Что за компании? О чем он говорит?.. Невероятно.
– Если бы я начал расспрашивать дальше, то моя жена и дети были бы сейчас на поминках, но без гроба, ввиду отсутствия моего тела.
– А еще что ты узнал? Давай рассказывай!
– Наш милейший председатель Федеральной комиссии по торговле заявил, что пресловутые «Мы» должны избавиться от военных в своих рядах, поскольку через шесть месяцев это самое «Мы» сможет контролировать ситуацию в Европе… Какую ситуацию, Алекс? О чем он говорил? С чем мы связались?
На другом конце линии воцарилось молчание. Борн не прерывал его, он ждал. Дэвиду Веббу, отстраненному индивиду в дальнем уголке его сознания, испуганному и смущенному, хотелось кричать и задавать вопросы, но сейчас ему здесь не было места. Наконец Конклин ответил:
– Думаю, нам не осилить то, с чем мы связались. – Его голос в трубке звучал мягко и очень тихо, еле слышно. – Эта ниточка идет в верха. Одним нам здесь делать больше нечего.
– Черт тебя дери, здесь нет Дэвида, Алекс. – Голос Борна был почти спокоен, без признаков охватившей его ярости, смысла фразы было достаточно. – Никуда больше это дело не пойдет, по крайней мере пока я сам не скажу об этом, а я могу этого вообще не сказать. Ты понял меня, полевик. Я ничего никому не должен, в особенности заправилам этой страны. Они и так достаточно наигрались моей жизнью и жизнями моих близких, преследуя свои интересы. Я собираюсь использовать то, что узнаю, для одной и только одной цели. А именно: для того чтобы вычислить Шакала и устранить его, что позволит нам выбраться из глубин ада, в который были превращены наши жизни, и продолжить нормальное существование… Уверен, что единственный путь к этой цели – это тот, по которому сейчас двигаюсь я. Армбрустер крутой парень и умеет держаться, но все равно он напуган. Они все перепуганы, они в панике, это твои слова, и ты прав. Достаточно свести их и Шакала, и они бросятся ему на грудь. Он покажется им единственным приемлемым выходом из положения. В свою очередь, такие богатые и могущественные клиенты, как наши ребята из «Медузы», для Шакала все равно что мед для пчелы. В их лице он получает долгожданное признание международных воротил, а не привычных для него фанатиков справа и слева… Так что не стой у меня на пути, бога ради, не надо!
– Звучит как угроза, не так ли?
– Хватит, Алекс. Мне не нравится такой разговор.
– Но ты первый его начал. Возврат в Париж на тринадцать лет назад. Только теперь ты в итоге убиваешь меня, потому что я отказываюсь учитывать то, что они сделали с тобой и Мари, то, что они задолжали тебе.
– Речь идет о моей семье! И моей семьи нет здесь! – воскликнул Дэвид Вебб. Его голос дрожал, лоб был покрыт каплями пота, глаза наполнились слезами. – Они за тысячи миль отсюда, и они прячутся. И пока иначе нельзя, потому что я не могу позволить, чтобы им причинили вред. Их попросту могут убить, Алекс. Именно это сделает с ними Шакал, если найдет их. Сегодня они прячутся на островах, а где им скрываться через неделю? На сколько тысяч миль от дома? Куда им деваться? Куда нам деваться? Сейчас мы раскопали кое-что. Но этого крайне мало, чтобы остановить его. Этот гнусный психопат преследует меня, и чем больше мы узнаём про него, тем больше понимаем, что он желает только одного: убрать как можно больше людей. И в предполагаемом списке моя семья. Нет, полевик, не нужно взваливать на меня то, до чего мне и дела нет, мне и так должны слишком много. Я не хочу знать ни о чем, что никак не касается Мари и детей.
