– Именно, – подтвердил Крупкин, глядя на профиль Алекса рядом с ним. – Он возвращается к месту своего рождения… где Ильич Рамирес Санчес стал Карлосом Шакалом, потому что его отвергли и приговорили к казни как психа. Он приставлял пушку к горлу каждого, спрашивая, как лучше проехать в Новгород, угрожая убить любого обманщика. Никто, конечно, не соврал, а те, кто знал, сказали, что до него пятьсот-шестьсот километров, на машине ехать целый день.
– На машине? – переспросил Борн.
– Он знает, что не может воспользоваться никаким другим средством передвижения. Железные дороги, аэропорты – даже маленькие аэродромы, – все будут под наблюдением, он понимает это.
– Что он собирается делать в Новгороде? – быстро спросил Джейсон.
– Боже правый на небесах, которого, конечно же, не существует, кто же знает? Он хочет оставить свой знак, очень разрушительный памятник самому себе, без сомнения, в отместку тем, кто, по его мнению, предал его тридцать с лишним лет назад, а также тем беднягам, которые погибли сегодня утром на Вавилова… Он забрал документы у убитого им агента, тренированного в Новгороде; он думает, что сможет пройти туда с ними. Этого не будет – мы его остановим.
– Даже и не пытайтесь, – сказал Борн. – Он может воспользоваться, а может и не воспользоваться ими, в зависимости от того, что увидит или что почувствует. Ему не нужны документы, чтобы попасть туда, не больше, чем мне, но если он почувствует что-то не то – а он почувствует, – то убьет несколько невинных людей и все равно проникнет внутрь.
– К чему ты клонишь? – озабоченно спросил Крупкин, подозрительно глядя на Борна, американца с разными личностями, с заметно конфликтующими стилями жизни.
– Доставьте меня туда раньше него с подробной картой всего комплекса и каким-нибудь документом, который предоставил бы мне свободный доступ куда угодно.
– Ты спятил! – вскричал Дмитрий. – Американец, даже не перебежчик, киллер, разыскиваемый во всех натовских странах Европы, разгуливающий по Новгороду?
– Нет, нет и нет! – рявкнул комиссар. – Я все правильно понял, а? Вы псих, да?
– Вам нужен Шакал?
– Естественно, но не любой ценой.
– Мне нет никакого дела до Новгорода или любого другого комплекса – пора бы вам это уже понять. Ваши маленькие разведывательные операции и наши маленькие разведывательные операции могут продолжаться до бесконечности, и это не имеет значения, потому что ни одна из них ничего не весит в этом марафоне. Все это юношеские игры. Мы либо живем вместе на этой планете, либо нет планеты… Меня интересует только Карлос. Я хочу, чтобы он сдох, чтобы я мог жить дальше.
– Конечно, я лично согласен с большей частью сказанного вами, хотя эти юношеские игры предоставляют некоторым из нас весьма неплохие рабочие места. Однако я не знаю, как убедить мое более строгое вышестоящее начальство, начиная с непосредственного.
– Хорошо, – сказал Конклин со своего стола, по-прежнему пялясь в потолок. – Предлагаю сделку. Вы доставите его в Новгород, а у вас останется Огилви.
– Но он уже у нас, Алексей.
– Не совсем. Вашингтон знает, что он у вас.
– И?
– И я могу сказать им, что вы его потеряли, и они мне поверят. Они поверят моему слову, что он сбежал от вас и вы взбешены, но не можете его найти. Он действует из неизвестных и недоступных мест, но, очевидно, под защитой страны, входящей в состав ООН. Я подозреваю, что именно так вы на него вышли.
– Ты говоришь загадками, мой старый добрый враг. С какой целью должен я принять твое предложение?
– Никаких международных судов, никаких обвинений в укрывании международного преступника… Вы получаете несколько жирных кусков в Европе. Вы захватываете управление над «Медузой» без особых проблем – в лице Дмитрия Крупкина, опытного софиста из космополитического мира Парижа. Кто будет лучше управлять предприятием?.. Новый герой Советов, член внутреннего экономического совета Президиума. Забудь о каком-то доме в Женеве, Круппи, как насчет особняка на Черном море?
– Это очень разумное и заманчивое предложение, уверяю тебя, – сказал Крупкин. – Я знаю двух-трех человек в Центральном комитете, с которыми могу связаться в пределах нескольких минут – конфиденциально, конечно.
– Нет, нет! – вскричал комиссар, обрушив кулак на стол Дмитрия. – Я кое-что понял – вы слишком быстро говорите, – но все это нонсенс!
– О, ради бога, помолчи! – рявкнул Крупкин. – Мы обсуждаем вещи, выходящие за пределы твоего понимания!
– Что? – подобно ребенку, которого приструнил взрослый, офицер Комитета, вытаращив глаза, был одновременно возмущен и испуган непристойным ответом подчиненного.
– Дай моему другу шанс, Круппи, – сказал Алекс. – Он лучший, и он может доставить тебе Шакала.
– Он также может и погибнуть, Алексей.
– Ему не впервой. Я верю в него.
– Вера, – прошептал Крупкин, в свою очередь вперившись в потолок. – Какая это роскошь… Хорошо, приказ будет издан секретно, его происхождение, естественно, неизвестно. Ты войдешь через американский комплекс. Его меньше всего понимают.
– Как скоро я там окажусь? – спросил Борн. – Мне нужно многое предусмотреть.
– У нас есть аэродром во Внукове, не более часа езды. Во-первых, я должен все организовать. Найдите мне телефон… Слушай, мой слабоумный комиссар! Тебя я не желаю больше слышать! Телефон!
Чуть ранее отдававший распоряжения, а теперь подчиненный начальник, который на самом деле понял из всего сказанного только «Президиум» и «Центральный комитет», неуклюже принес к столу Крупкина телефон с удлинителем.
– И еще кое-что, – сказал Борн. – Пусть ТАСС издаст срочный бюллетень с громким заголовком для газет, радио и телевидения, что убийца, известный как Джейсон Борн, умер от ран здесь, в Москве. Пусть детали будут расплывчатыми, но примерно совпадающими с произошедшим здесь этим утром.
– Это нетрудно. ТАСС – послушный инструмент государства.
– Я не договорил, – продолжил Джейсон. – Я хочу, чтобы в эти поверхностные детали было включено, что среди личных принадлежностей на теле Борна была найдена дорожная карта Брюсселя и его окрестностей. Город Андерлехт был обведен красным – это должно быть сообщено.
– Убийство верховного командующего НАТО – очень хорошо, очень убедительно. Однако, мистер Борн, или Вебб, как вас там, вам следует знать, что эта история волной моментально распространится по всему миру.
– Я это понимаю.
– Ты готов к этому?
– Да, готов.
– А твоя жена? Не следует ли тебе сначала предупредить ее, прежде чем весь цивилизованный мир узнает, что Джейсон Борн погиб?
– Нет. Я не хочу допустить ни малейшей вероятности утечки информации.
– Боже! – взорвался Алекс, закашлявшись. – Речь идет о Мари. Она не переживет этого!
– Я готов пойти на этот риск, – холодно произнес Дельта.
– Ты сукин сын!
– Да хотя бы и так, – согласился Хамелеон.
Джон Сен-Жак вошел в ярко освещенную солнцем комнату в сельском домике в Мэриленде. На его глаза наворачивались слезы, в руке он держал компьютерную распечатку. Его сестра сидела на полу перед диваном и играла с не желавшим успокаиваться Джеми. Элисон она уже уложила спать в кроватку. Она выглядела усталой и изможденной, лицо бледное, с темными кругами под глазами; ее вымотало постоянное напряжение и долгий перелет по идиотским маршрутам от Парижа до Вашингтона. Но, несмотря на то что она приехала поздно ночью, Мари встала рано, чтобы быть вместе с детьми – никакие дружеские уговоры миссис Купер не смогли удержать ее. Ее брат готов был отдать годы своей жизни, лишь бы не делать то, что ему предстояло через пару минут, но это было неизбежно. Ему следует быть рядом, когда она узнает.
– Джеми, – сказал Сен-Жак мягко. – Пойди найди миссис Купер, пожалуйста. Кажется, она на кухне.
– Зачем, дядя Джон?
– Я хочу поговорить несколько минут с твоей мамой.