– Как смогу. У меня прямая линия к офису.

– Где, черт возьми, команда КГБ?

– Они только что прибыли. Крупкин звонил несколько секунд назад из вестибюля – вот почему я принял тебя…

– Я иду на лестницу!

– Ради бога, зачем?

– Затем, что он мой!

Джейсон побежал к двери, не сказав ни слова успокоения бьющейся в истерике женщине; невозможно было взять их с собой. Он выскочил на лестницу, держа в руке оружие Шакала. Затем побежал вниз по ступеням; услышав топот собственных ботинок, остановился на седьмой ступеньке и разулся, сняв даже носки. Холодная поверхность камня под ногами напомнила ему о джунглях – плоть против холодного утреннего дерна; благодаря какому-то абстрактному, глупому воспоминанию, он почувствовал власть над собственными страхами – джунгли всегда помогали Дельте Один.

Этаж за этажом, он спускался, следуя за неизбежными пятнами крови – теперь гораздо большими, ее непросто было остановить, потому что последняя рана была слишком серьезной, чтобы ее можно было просто зажать. Шакал дважды пытался это сделать: первый раз на пятом этаже, второй – у дверей третьего этажа, что привело к новым темно-красным отметинам, поскольку ему не удалось справиться с замками.

Второй этаж, первый этаж – и все! Карлос в ловушке! Где-то в тенях внизу таилась смерть киллера, которая освободит его, Борна! Джейсон тихо достал из кармана коробок спичек «Метрополя»; он прислонился к стене, вынул одну спичку и поджег весь коробок. Затем бросил его через перила вниз, готовый выпускать очередь за очередью во все, что будет двигаться внизу!

Но там ничего не было – ничего! Цементированный пол пуст – там никого нет! Невозможно! Джейсон пробежал последние два пролета и врезался в дверь, ведущую в вестибюль.

– Что? – крикнул русский по ту сторону двери. – Кто там?

– Я американец! Я работаю с КГБ! Впустите меня!

– Что?..

– Я понял, – крикнул другой голос. – И, пожалуйста, имейте в виду, что на вас будет направлено множество стволов, когда вы откроете эту дверь. Понятно?

– Понятно! – прокричал Борн, в последнюю секунду догадавшись бросить автомат Карлоса на бетонный пол. Дверь отворилась.

– Выходи! – сказал офицер советской милиции, направляя пистолет Джейсону в ноги. – Стой, а то буду стрелять! – крикнул он.

– Незачем, – сказал запыхавшийся Крупкин, протискиваясь вперед.

– Почему?

– Комитет!

– Прекрасно, – милиционер кивнул, но остался на месте.

– Что ты делаешь? – спросил Крупкин. – Вестибюль очищен, и наша ударная группа на месте!

– Он был здесь! – прошептал Борн, будто его напряженный тихий голос мог опровергнуть значение произносимых слов.

– Шакал? – переспросил пораженный Крупкин.

– Он спустился вниз по лестнице! Он не мог выйти ни на каком другом этаже. Все пожарные двери намертво заперты изнутри – их можно открыть только домкратом.

– Скажи, – обратился офицер КГБ к гостиничному охраннику по-русски, – за последние десять минут после того, как было приказано запереть двери, проходил ли кто-нибудь здесь?

– Никак нет! – ответил милиционер. – Только истерическая женщина в окровавленном банном халате. Запаниковав, она упала в ванну и порезалась. Мы думали, у нее может быть сердечный приступ: она так визжала. Мы немедленно проводили ее в медицинский кабинет.

Крупкин повернулся к Джейсону, снова переключившись на английский:

– Только одна женщина, поранившаяся в панике.

– Женщина? Он уверен?.. Какого цвета были ее волосы?

Дмитрий перевел вопрос охраннику; выслушав ответ, он снова посмотрел на Борна.

– Он говорит, они были рыжеватыми и кудрявыми.

– Рыжеватыми? – Джейсон представил себе картину, весьма неприятную. – Телефон – нет, вахта! Пойдем, мне может понадобиться твоя помощь.

Босой Борн в сопровождении Крупкина побежал через вестибюль к клерку за регистрационной стойкой.

– Вы знаете английский?

– Очень даже хорошо, мистер сэр.

– План расположения комнат десятого этажа, быстро!

– Мистер сэр?

Крупкин перевел; на стойке появилась папка, из нее – заламинированый план.

– Эта комната! – указал Джейсон, стараясь не напугать встревоженного клерка. – Свяжитесь с ней по телефону! Если линия занята – отключите всех.

Крупкин снова перевел, и перед Борном появился телефон. Он взял трубку и заговорил:

– Это тот человек, что несколько минут назад заходил к вам…

– О да, конечно, милый человек. Спасибо вам большое! Доктор уже здесь, и Бинки…

– Мне нужно кое-что знать, и немедленно… Вы носите искусственные волосы или парики с собой, когда путешествуете?

– Должна сказать, это весьма неприлично…

– Леди, у меня нет времени на приличия, мне нужно знать! Так вы носите?

– Что ж, да, ношу. Вообще-то это не секрет, все мои друзья знают об этом, и они прощают мне это. Видите ли, дорогой мальчик, у меня диабет… и мои седые волосы ужасно редки…

– Нет ли среди ваших париков рыжего?

– Действительно, есть. Пожалуй, я сменю…

Борн с силой опустил трубку на аппарат и посмотрел на Крупкина.

– Сукин сын ускользнул. Это был Карлос!

– За мной! – скомандовал Крупкин, и они поспешили через пустой вестибюль к комплексу служебных помещений «Метрополя». Они дошли до медицинского кабинета и вошли внутрь. И оба остановились; у обоих перехватило дыхание от представшей их взорам картины.

Кругом валялись мотки рваной, растрепанной марли и бинтов разной ширины, по кушетке и полу разбросаны сломанные шприцы и тюбики антибиотиков, будто кто-то орудовал здесь в панике. Однако Борн с Крупкиным едва обратили на это внимание: их глаза были прикованы к женщине, которая пыталась оказать помощь сумасшедшему пациенту. Медсестра «Метрополя» была выгнута назад на стуле, ее горло перерезано скальпелем, и по безупречно белой униформе бежала тонкая струйка крови. Безумие!

Стоя у столика в гостиной, Дмитрий Крупкин говорил по телефону, а Алекс Конклин сидел на обитом парчой диване и массировал ногу, сняв протез. Борн стоял у окна и смотрел на проспект Маркса. Алекс со слабой улыбкой на усталом лице посмотрел на офицера КГБ, тот кивнул, глядя на Конклина. Они поняли друг друга. Они были достойными противниками в бесконечной, всегда тщетной войне, в которой выигрывались лишь отдельные сражения, – философский конфликт разрешиться не мог.

– В таком случае я рассчитываю на вас, товарищ, – сказал Крупкин по-русски, – и, скажу прямо, я полностью полагаюсь в этом на вас… Конечно, я записываю этот разговор! А вы не стали бы?.. Хорошо! Мы понимаем друг друга, равно как и наши обязанности, так что позвольте мне подвести итог. Этот человек серьезно ранен, о чем было сообщено в городскую службу такси и всем врачам и больницам. Описание украденного автомобиля разослано, и об обнаружении его или самого этого человека должно быть сообщено непосредственно вам. Наказание за нарушение этих приказов – Лубянка, это должно быть ясно… Хорошо! Мы наладили взаимопонимание, и я ожидаю сообщения от вас сразу, как только у вас появится какая-либо информация, да?.. Не получите сердечный приступ, товарищ. Я отлично знаю, что вы старше меня по званию, но у нас ведь народное государство, не так ли? Просто последуйте совету очень опытного подчиненного. Удачного вам дня… Нет, это не угроза, всего лишь доброе пожелание. – Крупкин повесил трубку и вздохнул. – Боюсь, нам не хватает нашей исчезнувшей образованной аристократии.

– Не стоит говорить этого вслух, – заметил Конклин, кивнув на телефон. – Насколько я понимаю, никакой информации.

– Никакой, требующей немедленного действия, но кое-что весьма интересное, даже захватывающее, в несколько извращенном смысле.

– Имеющее отношение к Карлосу?

– Именно. – Крупкин покачал головой, когда Джейсон взглянул на него от окна. – Я на минуту задержался в своем кабинете, перед тем как присоединиться к ударной группе, и на моем столе лежали восемь больших конвертов из манильской бумаги, из которых только один был вскрыт. Их нашла милиция на Вавилова и, верная процедуре, прочитав содержимое только одного из них, передала их нам.