Светя прожекторами, автомобиль рванулся вперед по бульвару Лефевр, а Борн, пригнувшись, побежал в сторону пустых витрин на восточной стороне улицы. Он практически преодолел широкую улицу, когда случилось невозможное. Невозможное!

Фургон Шакала взорвался, осветив темное парижское небо, и в ту же секунду из-за ближайшего угла, визжа покрышками, вылетел коричневый лимузин с опущенными стеклами, в темных проемах окон появились вооруженные люди, которые обрушили на весь окружающий район громоподобный, беспощадный огонь. Джейсон вжался в ближайшее углубление, стараясь как можно компактнее сгруппироваться в тени здания, осознавая тот факт – без какого-либо страха, но с бешеной яростью, – что, возможно, это последние мгновения его жизни. Он потерпел поражение. Подвел Мари и детей!.. Но он не сдастся просто так. Он будет убивать, убивать! Он Джейсон Борн.

И тут произошло невероятное. Невероятное. Звуки сирены? Полиция? Коричневый лимузин рванулся вперед, объехал горящие обломки фургона Шакала и исчез во мраке улицы в тот момент, когда из темноты с противоположной стороны вылетела патрульная машина с включенной сиреной – взвыли тормоза, автомобиль занесло, и он замер в нескольких ярдах от взорванного фургона. «Что за чертовщина!» – подумал Джейсон. Ведь было же пять патрульных машин, а вернулась только одна. Почему? И даже этот вопрос был неважен. Карлос разработал план, включавший семерых, а возможно, и всех восьмерых подставных лиц, одноразовых лиц, обреченных на гибель этим законченным параноиком. Шакал вырвался из ловушки, поставленной его ненавистной жертвой, Дельтой, творением «Медузы», созданием американской разведки. Киллеру опять удалось перехитрить его, но не убить. Будет другой день, будет другая ночь.

– Бернардин! – закричал служащий Второго бюро, который менее тридцати минут назад официально отрекся от своего коллеги. Выпрыгнув из патрульной машины, он опять закричал: – Бернардин! Где ты?.. Господи, ну где же ты? Я вернулся, старина, потому что я не могу бросить тебя! Боже, ведь ты был прав, я и сам теперь это вижу! О господи, ну скажи мне, что ты жив! Ответь мне!

– Другой мертв, – последовал ответ Бернардина, когда его худая фигура с трудом отделилась от пустынной витрины в сотне футов к северу от того места, где был Борн. – Я пытался сказать вам, но никто не хотел слушать…

– Я поступил слишком опрометчиво! – вскричал служащий, подбежал к старику и обнял его, пока те, кто находился в полицейской машине, выходили из нее, прикрывая лица руками, и окружали горящий фургон, правда, на почтительном расстоянии.

– Я передал нашим людям по рации, чтобы они возвращались! – добавил чиновник. – Поверь мне, старина, я вернулся, потому что не мог оставить тебя в таком состоянии, только не моего старого товарища… Я просто не знал, что эта свинья напала на тебя, ударила тебя. Когда он сказал мне об этом, я выкинул его вон из машины!.. Я вернулся за тобой, вот, видишь? Но, бог мой, я не ожидал увидеть ничего подобного!

– Это ужасно, – сказал ветеран Второго бюро, осторожно, но быстро оглядывая бульвар и окрестности. Он особо отметил множество испуганных, напряженных лиц в окнах трех каменных домов. Сценарий развалился после взрыва фургона и исчезновения коричневого лимузина. Вассалы остались без своего господина, и ими овладела тревога.

– Это не только твоя ошибка, старый друг, – продолжил он с извиняющейся ноткой в голосе. – Это был не тот дом.

– Ага! – триумфально воскликнул сотрудник Второго бюро. – Не тот дом? Это действительно закономерная ошибка, а, Франсуа?

– Закономерные последствия могли бы быть гораздо менее трагичными, если бы вы не поступили так опрометчиво, как вы метко выразились. Вместо того чтобы прислушаться к человеку с таким большим опытом, как у меня, вы велели мне выйти из машины только для того, чтобы я стал свидетелем кошмара, произошедшего после вашего отъезда.

– Мы выполняли ваши приказы! Мы обыскали дом – не тот дом!

– Если бы вы остались, если бы задержались хотя бы ненадолго, этого можно было бы избежать, и мой друг был бы сейчас жив. Я буду вынужден включить это в рапорт.

– Прошу вас, дружище, – вставил сотрудник. – Давай поразмыслим вместе на благо Бюро… – На этот раз их перебило шумное появление пожарной машины. Бернардин поднял руку и перевел своего сопротивлявшегося бывшего товарища через бульвар, как бы чтобы не мешаться пожарникам, а на самом деле чтобы оказаться поближе к Джейсону Борну. – Когда прибудут наши люди, – продолжил сотрудник, авторитетным тоном повысив голос, – мы очистим дома и задержим всех жителей для тщательного допроса!

– Боже, – воскликнул Бернардин, – не добавляй к некомпетентности ослиного упрямства!

– Что?

– Лимузин, коричневый лимузин – вы же видели его.

– Да, конечно. Водитель сказал, что он уехал.

– И это все, что он вам сказал?

– Ну, грузовик загорелся, и было столько всяких радиосообщений для персонала…

– Посмотрите на разбитое стекло! – велел Франсуа, указывая на витрины магазинов в стороне от углубления, где прятался Борн. – Посмотрите на выбоины в асфальте. Перестрелка, мой друг. Стрелявшие скрылись, думая, что убили меня!.. Ничего не говорите, ничего не делайте. Оставьте этих людей в покое.

– Я вас не понимаю…

– Глупец. Если вдруг по какой-то причине существует хоть малейшая вероятность того, что хотя бы одному из тех убийц будет приказано вернуться сюда, не должно быть никаких препятствий.

– Выражайся понятнее.

– Куда уж понятнее, – возразил Бернардин. Пожарники поливали из шлангов и гигантских огнетушителей пылающий фургон. – Пошли своих людей в каждый дом, пусть они спрашивают, все ли в порядке, и объясняют одно – власти определили, что эти ужасные события на улице имеют криминальную основу. Кризис прошел; причин для тревоги больше нет.

– А это правда?

– Это то, во что нам нужно, чтобы они поверили.

Завывая сиренами, на улицу ворвалась «Скорая» в сопровождении двух дополнительных патрульных машин. По обеим сторонам улицы д’Алезья стояли жители квартир, многие в поспешно натянутой домашней одежде – штанах и рубашках, другие в ночных пижамах и поношенных тапочках. Заметив, что фургон Шакала представляет собой теперь дымящуюся массу искореженного железа и битого стекла, Бернардин продолжил:

– Дай толпе время удовлетворить свое нездоровое любопытство, затем вели своим людям загнать их обратно по домам. Где-то через час, когда место будет оцеплено и увезут тела, объяви во всеуслышание своему полицейскому отряду, что в их присутствии больше нет необходимости, пусть они все, кроме одного, вернутся в свои участки. Оставшийся должен будет дежурить здесь, пока с улицы не уберут обломки. Ему также должно быть велено не препятствовать никому, кто попытается выйти из домов. Понятно?

– Нисколько. Но ты же сказал, что кто-то может прятаться…

– Я знаю, что я сказал, – настаивал бывший консультант Второго бюро. – Это ничего не меняет.

– Значит, ты останешься здесь?

– Да. Я буду медленно, не привлекая внимания, обходить территорию.

– Понятно… А что с рапортом полиции? И с моим рапортом?

– Дай немного правды, хотя не всю, конечно. Ты получил информацию – от некоего информатора, – что на бульваре Лефевр ровно в этот час должен был произойти акт насилия, имеющий отношение к отделу Бюро по борьбе с наркотиками. Ты повел сюда отряд полицейских и ничего не обнаружил, но вскоре после этого твои инстинкты профессионала заставили тебя вернуться назад – к сожалению, слишком поздно, чтобы предотвратить бойню.

– За такое мне даже может быть объявлена благодарность, – сказал сотрудник и неожиданно озабоченно нахмурился. – А твой рапорт? – тихо спросил он.

– Посмотрим. Ведь, может быть, он и не понадобится, – ответил вновь действующий консультант.