— Гил, пожалуй, следует поручить кому-то писать вместо Инго. Вместо того, чтобы записывать наши пожелания, для Инго будет лучше сосредоточиться на самом печатном станке и желаемых нами улучшениях. Инго, вы согласны?

— Фриц верно говорит. Инго, вам стоит самому попробовать воспользоваться печатным станком, — сказал Гил, возвращая меня к реальности, после чего забрал из моих рук бумагу и ручку.

Я понял, что служитель по имени Фриц помог мне, догадавшись, что писать у меня получается плохо. Я слегка поднял руку, поблагодарив его, на что он дружелюбно улыбнулся и что-то прошептал Гилу. После этого Гил повернулся к другому служителю и сказал:

— Бальц, подготовь, пожалуйста, печатный станок и покажи процесс печати Инго и Димо. Фриц, а ты пока запиши мнения.

— Понял.

Этот краткий разговор прояснил, что управление мастерской не находилась только в ведении Гила. Ему также помогали взрослые служители. Ну, в конце концов Гил был ещё ребёнком. В нижнем городе только тем, кто обладал достаточными навыками и опытом, разрешалось руководить мастерской, так что никто не возлагал такую задачу на детей, которым не хватало ни знаний, ни опыта. Мне казалось странным, что в мастерской приюта взрослые слушали указания Гила и Лутца, в то время как сами они опытнее и сильнее. Видимому, так обстояли дела в благородном обществе. И всё же мне было тяжело такое принять.

— Инго, Димо, это — форма с набранным текстом, а вот так происходит печать на станке, — пояснил служитель по имени Бальц.

Мы с Димо попробовали сами. Поскольку печатный станок являлся всего лишь модификацией обычного пресса для ягод, печать оказалась столь же тяжёлой работой, как и отжим сока. Рядом находился столик для бумаги и чернил, и я быстро понял, почему они хотят, чтобы всё это было размещено на самом печатном станке.

— Значит вам нужно, чтобы бумага лежала где-то здесь? — спросил я, указывая на печатный станок.

После моего вопроса Лутц указал на конкретную область.

— Скорее, не мог бы ты прикрепить сюда узкую коробочку под небольшим наклоном? Размер бумаги в целом одинаковый, а потому убедись, что она будет хорошо помещаться в коробочку.

— Хм-м, понятно. Если она будет под таким углом, печатать станет проще.

Впечатлённый столь конкретным предложением Лутца, я изобразил как кладу бумагу в такую коробочку, чтобы лучше понять, что именно нужно.

— А вот здесь можно разместить принадлежности для нанесения чернил, — продолжил Лутц и высказал ещё несколько предложений.

Его предложения впечатляли. Однако, слушая Лутца, я осознал, что это странно. Его предложения были ну уж слишком точными. Чем дольше он говорил, тем сильнее мне казалось, что он знает куда больше, чем говорит. Для меня было важно, чтобы глава храма осталась довольна моей работой, а потому чем больше окажется улучшений, тем лучше.

— Насколько я знаю, работать на станке станет намного проще, если сделать выдвижную подставку, на которую можно будет положить бумагу и задвинуть под прижимную пластину. Таким образом, все, что потребуется сделать, это задвинуть её под пресс, а затем снова вытянуть… — объяснил Лутц.

Когда Лутц говорил, он опускал взгляд, словно пытаясь что-то вспомнить. Идея вдвигать и выдвигать подставку и то, что он сказал: «Насколько я знаю», явно указывало, что есть кто-то, кто уже знал, как должен выглядеть готовый печатный станок, и Лутцу просто дали указания.

— Эй, Лутц. Ведь есть кто-то, кто знает об этом больше, верно? — спросил я, пристально посмотрев на него и Гила. — Раз есть кто-то, кто знает как должен выглядеть печатный станок, то нам незачем слушать мнения служителей. Я мог бы просто сделать печатный станок, который желает глава храма.

— Эм-м… Дело в том… — неуверенно ответил Лутц, оглядываясь на служителей.

Он явно что-то скрывал, и меня это злило. Единственный способ спасти стремительно падающую репутацию моей мастерской в ассоциации столяров — это справиться с работой так, чтобы глава храма осталась довольна. Сейчас я находился на краю обрыва.

— Мне нужно улучшить печатный станок, так что если существует человек, который знает, как он в итоге должен выглядеть, то просто дайте мне с ним поговорить! Или вы хотите, чтобы я впустую тратил время, добиваясь всего путём проб и ошибок?! — выкрикнул я.

От моего крика служители вздрогнули и попятились назад. Вроде я не сказал ничего такого, но атмосфера в мастерской явно стала другой. Спокойствие на лицах служителей теперь сменила настороженность. «Почему так? — подумал я. — Я ведь кричал на Лутца, а не на них».

Видя, как служители в замешательстве переглядываются, я не мог не нахмуриться. Хотя я лично им ничего не сказал, но в воздухе повисло напряжение.

Лутц оглядел мастерскую, а затем со вздохом покачал головой.

— Послушай, Инго, я вырос в нижнем городе, а потому привык, что на меня кричат, и не считаю, что это не нормально. Однако здесь, в храме, насилие запрещено, и никто не кричит на других. Это пугает людей… Инго, почему бы нам не выйти наружу? Думаю тебе будет проще поговорить в обычной для нижнего города манере, верно?

«Насилие запрещено? Никто не кричит на других? Да что это за место такое?» — думал я. Мне было понятно лишь, что здравый смысл здесь полностью отличался от такового в нижнем городе. Объяснение Лутца и его взгляд явно давали понять, что странно себя веду именно я, а не служители.

— Извини, Гил, но не мог бы ты собрать и обобщить остальные мнения? Мне с Инго нужно поговорить снаружи.

После этого Лутц велел нам идти за ним. Я хотел оставить Димо в мастерской, но Лутц сказал, что ему тоже нужно идти с нами.

— Только Гутенбергам разрешается посещать мастерскую. Это нужно для защиты сирот. Инго, учитывая, как ты себя повёл, я не могу позволить тебе оставаться в мастерской.

— Хочешь сказать… я больше не Гутенберг?

— Это не мне решать, — ответил Лутц, когда мы вышли из храма и вернулись в суету нижнего города.

Я почувствовал, что вернулся в привычный для себя мир.

— Инго, можем ли мы поговорить в твоей мастерской? — спросил Лутц.

Пусть компания «Гилбе́рта» и находилась ближе, но наша с Димо одежда не годилась для посещения магазина в северной части города, а потому я кивнул.

После того, как мы вошли в мастерскую, и я закрыл дверь, Лутц сказал:

— Инго, я понимаю, что ты хочешь поговорить с человеком, который знает, как должен выглядеть готовый печатный станок, но проблема в том, что этот человек — госпожа Розмайн. Сейчас она не может так же просто как раньше поговорить с ремесленниками из нижнего города.

Лутц объяснил, что после дворянского крещения она стала главой храма, а потому её теперешний статус больше не позволял ей как раньше встречаться и разговаривать с простолюдинами нижнего города.

— Как? Быть такого не может! Ты ведь разговариваешь с главой храма! Эй, разве ты не упоминал, что она порой заходит в мастерскую? — крикнул я, ударив рукой по столу.

Лутц слегка приподнял бровь.

— В этом я не врал. Однако, не думаешь же ты, что к ремесленникам из нижнего города будет такое же отношение, как к сотрудникам компании «Гилбе́рта», которые умеют себя вести в присутствии дворян? Я не знаю, что тебя так раздражает, но храм — это территория дворян. Там всё решает статус… К тому же ты должен понимать, что Гил — слуга главы храма. По сути, он её представитель в этой мастерской, а потому такому ремесленнику как ты не позволено вот так, без всяких причин кричать на него. Инго, даже если тебе что-то не нравилось, ты должен был просто улыбаться и записывать мнения служителей.

Затем Лутц вздохнул и добавил:

— Тебе повезло, что глава храма не из тех жестоких дворян, которые непременно наказали бы тебя за такое грубое поведение по отношению к их подчинённому. Пойми, Инго, проблема не в том, что госпожа Розмайн не может просто взять и встретиться с тобой, а в том, что ты — ремесленник из нижнего города, совершенно не понимающий, как себя вести в основанном на статусе обществе. Госпожа Розмайн избегает встречи с ремесленниками, поскольку их поведение может разгневать сопровождающих её дворян. А если ты рассердишь дворянина, то тебя могут просто убить на месте, и ты сам будешь в этом виноват. Проще говоря, откажись от идеи о личной встрече с главой храма.