— Меня попросили поговорить со служителями в храме, которые работают на печатном станке, о том, что требуется улучшить, а затем внести необходимые улучшения. Я определённо не лишился поддержки главы храма, — заявил я, принося заказ в ассоциацию столяров.

Вот только подозрительность во взгляде представителя ассоциации совершенно не изменилась, даже после того, как он прочитал запрос от главы храма.

— Разве тот факт, что печатный станок нуждается в улучшении, не означает, что ты с первого раза не справился с порученной работой?

— Вовсе нет, — решительно возразил я, — мне сказали сделать станок как можно проще, лишь бы он работал. То, что в дальнейшем станок будет улучшен, планировалось изначально.

Как и в случае с монастырём, тогда было важно выполнить заказ как можно скорее. Вот только моё объяснение совершенно не повлияло на то, с каким сомнением на меня смотрели. Представитель ассоциации слегка приподнял бровь, переводя взгляд между мной и запросом.

— Ты можешь говорить всё что угодно, но всё что я вижу, это запрос на то улучшение. Инго, в следующий раз, когда закончишь работу, постарайся получить от главы храма письменное подтверждение, что твоя мастерская действительно является для неё эксклюзивной. Тогда больше никто не станет сомневаться в тебе.

Я стиснул зубы. Не было смысла затевать спор. Всё, что мне оставалось, это выполнить работу и получить какое-нибудь доказательство, что моя мастерская является эксклюзивной. Если репутация моей мастерской и дальше продолжит падать, то это может повлиять на заказы, которые мы получаем от других клиентов.

— Эй, Лутц, ты ранее уже говорил, что теперь, когда госпожа Розмайн стала главой храма, она больше не может посещать нижний город, верно? — спросил я, когда мы с моим да́пла, Димо, шли за Лутцем от компании «Гилбе́рта» к храму.

— М-м? А-а, ну да. Из-за её статуса, у госпожи Розмайн больше нет возможности свободно выходить в город. Она очень тоскует по тем дням, когда могла свободно идти туда, куда хотела.

— Но пусть ей и не позволено выходить в нижний город, но ведь она всё же может прийти в мастерскую при храме, верно?

— Эм-м, ну да. Иногда после обеда она приходит, чтобы понаблюдать за нашей работой.

Учитывая, что глава храма раньше лично посещала мастерские в нижнем городе, чтобы заказать то, что она хотела, то вполне возможно, что она придёт проверить мою работу. Кажется, у меня имелся шанс встретится с ней. Думая об этом я посмотрел на свою одежду. Сегодня на мне, как и всегда, была одежда, которую я носил в мастерской. Учитывая, что я собирался работать, с моим внешним видом ничего не поделаешь, вот только можно ли встречаться в таком виде с главой храма? Я был главой мастерской, а потому даже здесь, в северной части города, явно выделялся.

— Инго, почему ты так рассматриваешь свою одежду? — с любопытством спросил Лутц.

Я поднял голову. Похоже, Лутц не знал, в каком положении находилась «мастерская Инго». Впрочем, это неудивительно, ведь торговцы обычно имеют дело с торговой гильдией и редко посещают столярные мастерские лично.

— Не бери в голову, — ответил я. — Я просто думал об этой работе.

Мне не стоило рассказывать посторонним о той неприятной ситуации, в которой находится моя мастерская. Мы как раз подошли к храму, и я посмотрел на ворота. Там, в качестве привратника, стоя́л служитель. Лутц ответил мне: «Ну тогда ладно…» и, кивнув, подошел к служителю, чтобы поговорить.

— Нольд, это Гутенберг Инго и его ученик Димо. Они прибыли, чтобы улучшить печатный станок. Госпожа Розмайн разрешила им войти.

— Спасибо, Лутц. Гил уже предупредил меня, что вы придёте. Проходите, — вежливо ответил нам служитель.

В отличие от праздничных дней, сейчас открывалась только боковая дверь в воротах. После того, как мы прошли, даже воздух вокруг изменился. Шум и суета города исчезли, отчего в наставшей тишине отчётливо слышались наши шаги. Пока мы шли к зданию для мальчиков, в котором находилась мастерская, было настолько тихо, что я не решался вымолвить и слова.

Как только мы оказались в храме, движения Лутца изменились, и даже тон, которым он обратился ко мне, был другим.

— Инго, мы пригласили тебя сюда, поскольку госпожа Розмайн желает, чтобы ты выслушал мнения работающих в мастерской служителей, а затем улучшил печатный станок. Тебе потребуется изменить его конструкцию так, чтобы им было легче пользоваться.

Тон Лутца теперь напоминал тот, какой я слышал у служителей в храме. То, что ребёнок, которому не исполнилось и десяти, мог так внезапно изменить манеру речи, казалось мне удивительным. Я и сам старался запоминать движения и формулировки более богатых клиентов, чтобы можно было чаще вести с ними дела. Всё-таки я посвящал все силы для оттачивания своих ремесленных навыков для получения сертификата беру́фа. И поскольку я заключал лишь договоры даруа́, мои наставники никогда не привлекали меня к обсуждению сделок с клиентами. Только когда я совместно с компанией «Гилбе́рта» доставил первый печатный станок в мастерскую храма, я узнал, что когда сотрудники магазина имели дело с дворянами, они полностью меняли своё поведение и манеру речи.

Пожалуй, ничего удивительного, что ученик такого большого магазина, что ведёт дела с дворянами, умел такое. Интересно, какое же обучение он прошёл?

Мастерская приюта находилась в подвале здания для мальчиков. Я взял с собой Димо, так как он уже приходил сюда со мной, когда мы доставляли первый печатный станок, тем не менее я мог сказать, что он нервничал.

— Не могли бы вы высказать свои мнения о текущем печатном станке, — обратися Гил к работающим в мастерской служителям. — Госпожа Розмайн желает улучшить его, чтобы он стал максимально простым в использовании, поскольку это позволит быстрее печатать на нём, а значит и выпускать больше книг.

Гил выступал в роли руководителя этой мастерской, и, учитывая, что он с Лутцем почти одного роста, их возраст, вероятно, примерно одинаковый. Но пусть Гил ещё ребёнок, среди всех служителей в мастерской он обладал наибольшим авторитетом. Пожалуй, это потому, что он слуга главы храма.

После слов Гила служители кивнули, выстроились в очередь передо мной и Димо, а затем принялись организованно высказывать мнения.

— Не могли бы вы сделать так, чтобы стало проще размещать на станке форму с набранным текстом, — сказал один.

— Чем ближе мы сможем держать чернила к печатному станку, тем лучше. Когда они далеко, слишком просто что-нибудь испачкать. И не могли бы вы добавить сюда что-нибудь, чтобы мы могли разместить различные принадлежности для работы с чернилами? — попросил другой.

В мастерской приюта служители один за другим принялись высказывать свои пожелания. Они вели себя крайне вежливо, что разительно отличало их от ремесленников в центре города, хотя что те, что другие носили похожую потрёпанную одежду.

— П-постойте, — сказал я. — Мне нужно всё это запомнить. Значит, поудобнее разместить форму с набранным текстом, добавить какую-нибудь полку для чернил и принадлежностей…

— Я полагаю, вам будет сложно запомнить мнения стольких людей. Почему бы не записать их? — предложил один из служителей, протягивая перьевую ручку и какой-то испорченный лист бумаги.

Предложение показалось мне хорошим, вот только обычно мне приходилось писать лишь документы, что требовалось подавать в ассоциацию столяров, и даже тогда подсчётами занималась Анника. Сам я плохо знал, как писать слова, не связанные с обычной работой, а потому сомневался, что справлюсь. Тем не менее, я прекрасно понимал, что для меня невозможно запомнить все пожелания, и раз уж мне любезно предоставили такую возможность, то следовало ею воспользоваться. Я взял ручку и принялся записывать.

— Прошу прощения, но вы неправильно написали это слово, — указал мне на ошибку один из служителей.

Несмотря на то, что он сирота, служитель явно получил хорошее образование. Я неловко почесал в затылке. Я работал на главу храма, а потому не мог признать, что понятия не имею, как исправить ошибку. В результате я выдавил из себя лишь неуверенное: «Ага-а…». Услышав мой стон, служитель обратился к Гилу.