Аберфорт хмыкнул, разворачиваясь к ней всем телом и нависая сверху.

— Может, я и чудовище, — прошипел он сквозь сжатые зубы. — Но останься я жив — были бы живы и мои люди. Все это… началось с тебя.

Мощные пальцы вцепились ей в горло и сжались. Летта забилась в истерике, понимая, что не может сделать вдох. Глаза застилали слезы, лицо кололо из-за отхлынувшей от него крови. Она понимала, что сознание покидает ее и прикрыла глаза.

И вдруг хватка ослабла. Она сделала жадный вдох, но все еще чувствовала чужие пальцы на своей шее.

Открыв глаза, она больше не увидела Аберфорта. Верхом на ней, прижимая ее к земле, сидела Ванесса. И держала ее за шею так, будто играла. Будто еще не решила — придушить ее или просто воткнуть в сердце нож.

— Ну, здравствуй, Летта.

Летта опустила взгляд ниже, чтобы увидеть, как алое пятно растекается по груди женщины. Как по ее белоснежным ангельским крыльям стекает кровь.

— Я не убивала тебя, — прохрипела она. — Это была Оливия. Она не хотела этого. Это произошло…

— Случайно? — закончила за нее Ванесса, хищно улыбнувшись. — Тебе не кажется, что ты повторяешь это слишком часто, солнышко?

— Я уже сбился со счета, — слева раздался мужской голос, и Ванесса ослабила хватку, чтобы Летта могла повернуть голову и увидеть Филипа, подпиравшего спиной дерево и скрестившего руки на груди. — Не знаю как ты, а меня стошнит, если я еще раз это услышу.

— Случайность — это когда ты ноготь на задании сломала, — промурлыкала Ванесса, прижавшись всем телом к телу Летту. Ее лицо вдруг оказалось непозволительно близко, но Летта не могла думать ни о чем, кроме как о том, что кровь из ее раны сейчас обжигает ее тело крутым кипятком. — Но то, что делаешь ты, солнышко, никакая не случайность. Ты, — она положила указательный палец ей на подбородок и впилась в кожу ногтем, — стоишь в начале каждой цепочки событий, которые в итоге приводили к чьей-то смерти.

— Я… — Летта не смогла ничего сказать. Глотку наполнили подступающие рыдания.

— Да-да, солнышко. Ты и сама все знаешь, — Ванесса выпрямилась и встала на ноги, склонившись над Леттой, которая продолжала беспомощно лежать на земле. — Взять, к примеру, меня. Жила себе прекрасно, мечтала, что однажды рожу ребенка этому придурку — Карлу. А что делать? Найти хорошего мужчину в наше время — большая удача. А этот хоть и глупый, как пробка, но в целом ничего.

— Сожри Некса мои уши, — простонал Филип. — Тебя уже убили, а рот так и не закрывается.

— Кто знает, когда еще шанс выпадет, — девушка кокетливо пожала плечом. — Ну так вот. Жила я, значит. Сражалась за правое дело. И, кстати, весьма успешно. До тех пор, пока одна очень невнимательная особа, которая замечает что угодно, но только не то, что касается не ее саму… Пока она снова не наплевала на вполне очевидные вещи.

— Я не знала, что ее укусили, — прохрипела Летта.

— Ага, как и не знала, что Хло загорится твоим героизмом и ее понесет в лес, — фыркнул Филип. — Удобно, ничего не скажешь.

— Не знала, не видела, не хотела, случайно вышло, — вторила ему Ванесса, изящно подбочившись. — Проблемка в том, что от тебя требовалось всего лишь быть чуточку внимательнее. И тогда мы бы остались живы.

— Как и я, — из-за дерева, у которого стоял Филип, вышел Алан. Сквозь глубокую рану на животе виднелись его внутренности. — Это ты потащила мою жену туда. Это ты не сумела прикрыть ее, хотя должна была. Из-за тебя моя дочь больше не увидит отца. Сколько еще людей должно умереть, чтобы ты осознала, что без тебя всем будет гораздо лучше?

— Мне жаль, — Летта больше не сдерживалась и не пыталась искать оправданий. Она была виновата. В каждой из этих смертей. — Мне так жаль.

— А что толку с твоей жалости? — Ванесса подняла ногу и с силой врезалась каблуком ей в ногу. Летта закричала от неожиданности и попыталась встать. Но Ванесса, не скрывая удовольствия, ковыряла в ране каблуком, разрывая плоть еще больше. — Нас это уже не вернет. Ты убила нас. Убила нас всех. А сама продолжаешь жить. Разве это справедливо?

— Простите меня, — еще никогда Летта не чувствовала себя так паршиво. Словно прочувствовав ее состояние, по поляне пронесся шквалистый ледяной ветер. Это ненадолго отвлекло Ванессу, и Летте удалось отползти назад, волоча за собой онемевшую ногу. — Простите…

Но никто не собирался ее прощать. Алан уже извлек из-за пазухи револьвер и возвел курок. Филип оторвался от дерева и достал из-за пояса кинжал. Все, кто до этого лежал в мокрой траве начали двигаться и подниматься, поворачивая на девушку обескровленные гниющие лица.

— Простите меня, — как в бреду, повторяла она, отползая назад.

Кошмары надвигались. Снова подул ледяной ветер, потревожив зависшие в воздухе желтые адонисы. Часть из них принесло к Летте, и она перевела на них взгляд. Лишь бы только не видеть лица мертвецов, что винили в своей смерти ее. Лишь бы только не слышать их неспешные шаги и тихое шипение разорванных глоток.

Она была готова к тому, что ее ждет. Бежать было некуда.

И вдруг ее щеки коснулось что-то маленькое, холодное, но в то же время невероятно теплое. Летта повернула заплаканное лицо в сторону, уставившись на цветок, который принесло очередным порывом ветра.

Только вот то был не адонис.

А ирис. Белоснежный ирис.

Среди темного леса, неба, лишенного звезд, ее былых ошибок и бесконечной вины — он один казался настоящим, реальным. И он будто звал ее, просил о чем-то.

И она повиновалась зову. Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев хрупкого бутона.

От руки и по всему телу разлилось тепло. Все погрузилось в темноту. Она проснулась.

По щекам скользнуло ледяное дыхание. Спиной она ощущала под собой холодный песок. Сжав пальцы гудящих от усталости рук, она зачерпнула горсть, боясь снова открыть глаза. Боясь снова увидеть чужие тени, навсегда засевшие у нее в голове.

— Летта, — дыхание снова скользнуло по ее щеке слабым шепотом, защекотав ресницы. Она чувствовала, что кто-то навис над ней. Снова Ванесса? Алан? Уже готовая ко всему она открыла глаза.

— Лиам… — ее хриплый голос принес вместе с собой горячие слезы. Всхлипнув, она прикрыла рот рукой, заглушая рыдания. Боль взорвалась в груди, разбивая там все, что осталось. — Ты… тоже умер?

Парень, продолжая нависать над ней, лежащей на песке, удивленно вскинул брови. А затем понимающе нахмурился, позволив своим, всегда серьезным глазам, наполниться затаенной там нежностью.

— Нет уж, милая, — уголки его губ, в которых скопилась запекшаяся кровь, дрогнули. — У меня вообще-то грандиозные планы на жизнь. Хочешь, расскажу как-нибудь?

Не веря своим глазам, она потянула руки вверх и, сначала неуверенно, а после, когда поняла, что это не сон, обняла его лицо. Отдав на это последние силы, она приподнялась вверх и жадно поцеловала его в губы. Поцелуй вышел коротким, но Лиам моментально ответил на него, подавшись ей навстречу, будто ждал этого целую вечность. А она, обезумев от осознания происходящего, скользила пальцами по его слипшимся волосам, чтобы после снова прижаться ближе. Чтобы почувствовать на себе его дыхание — реальное, настоящее. Почувствовать то, о чем она уже и не мечтала.

Разорвав поцелуй, она снова обессиленно упала на землю. Теперь она начала замечать детали — крайне важные детали — на которые не обращала внимания до этого момента. Ее взгляд медленно скользил туда-сюда, рисуя при этом общую картину происходящего.

Кончики темных волос Лиама покрылись изморозью. Одежда на его груди была разорвана. На животе виднелся длинный глубокий порез, запечатанный льдом так, чтобы не дать крови вытечь из него до последней капли. Всем телом он нависал над ней, грудь тяжело вздымалась. А от его рук, расставленных по обе стороны от ее головы, тянулись ледяные дорожки, заморозившие песок. Летта повернула голову и ахнула. Дорожки изо льда шли до самых ног десятка демонов, облепивших их кольцом. И все десять застыли в весьма враждебных позах, навеки став ледяными статуями. Острый коготь одного из демонов застыл в двух сантиметрах от спины Лиама.