Она повернула голову в его сторону, желая убедиться, что все действительно в порядке. Но он больше не смотрел на нее, задумчиво разглядывая нити неона за окном. Все, что она видела — это его точеный профиль с задорно вздернутым кверху носом и пересохшие губы, которые он тут же, будто почувствовав, облизал.

И тут она поняла. Просто увидела эту эмоцию, которую уже видела раньше, на его лице.

Нео был смущен. И от понимания этого, она тоже слегка смутилась, осознав в какой близости друг от друга они оказались. Но и оторваться от его теплого бока была просто не в силах. Просто потому, что впервые за долгое время она чувствовала себя защищенной.

— Не знаю почему, но мне больше не страшно, — окончательно расслабившись и растворившись в этом тепле и уюте, она приложилась щекой к его здоровому плечу, а после прислонилась лбом к его шее. Там отчетливо пульсировало. И ей нравилось ощущать это размеренное постукивание. Ей нравилась уютная темнота. Нравился запах мыла и можжевельника.

— Рад стараться, — иронично усмехнулся Нео, сильнее сжав ее талию пальцами.

— Кажется, ты хотел рассказать мне что-то о том горящем небе. Ты тоже его видел? — напомнила ему девушка, прикрыв глаза и окунаясь в непривычную, но невероятно приятную атмосферу.

— Не совсем, — слабо усмехнулся Нео. А Летта ощущала каждое его слово вибрацией в шее. — Тебе просто приснился сон, Летта. Вот и все. Наверное, раньше они не снились тебе из-за того, что ты была Спящей.

— Расскажи мне, что такое сон и зачем он мне приснился, — попросила она.

Нео неуверенно прислонился щекой к ее макушке, но тут же вернул голову в прежнее положение, продолжая свой тихий рассказ.

— Зачем он тебе приснился? — задумчиво протянул парень. — Да просто так. Сон — это игра твоего воображения. Когда ты засыпаешь, оно может показывать тебе самые разные картинки: бредовые, страшные, веселые, интересные истории. Но все они абсолютно точно ничего не значат. Это нормально. Наверное, теперь они будут сниться тебе часто. Просто воспринимай это, как… развлечение. Как что-то забавное, что потом можно рассказать мне или еще кому-то и вместе посмеяться.

— Вот как, — на самом деле, волнительные видения уже и сами отпустили ее, отошли на второй план. К тому же, если подумать, не так уж и страшно это все было. Даже наоборот. Сейчас ей начало казаться, что темнота неба, усыпанная вспышками и сияющим льдом — выглядит гораздо интереснее, чем то, что она видит на небе каждую ночь. — А что ты имел в виду, когда сказал, что с тобой тоже такое случалось?

— А, это, — беспечно отозвался Нео, ненадолго замолчав. Будто раздумывая, говорить или нет. — Да ничего особенного. Просто я какое-то время не видел снов после того, как меня вывели из Ночлега. Ну, или просто не помнил такого. Сложно сказать. Я был ребенком.

Его равнодушные слова вдруг ударили Летту, словно обухом по голове. Застыв на полу вздохе, она оторвала голову от его плеча и уставилась на него долгим непонимающим взглядом. Почувствовав это, он повернулся к ней, чуть нахмурив брови.

— Да, я не особо люблю об этом рассказывать, — виновато признался он и усмехнулся, неосознанно плотнее прижимая ее к себе. — Хотя вообще-то тебе должен был рассказать сразу.

— Рассказать что, Нео?

— Рассказать то, что я тоже… — запнувшись на полуслове, он отвел взгляд. А после снова вернул его, решительно посмотрев ей прямо в глаза, будто решил, что должен закончить фразу именно так. Глаза в глаза. — Я тоже родился в Ночлеге. Мои родители были Спящими.

Размеренные, глухие удары неприятно царапали слух, отдаваясь в висках пульсирующей болью. Всего лишь дети, пинающие потрепанный мяч о стену дома со стороны улицы. Но именно сегодня этот прежде безобидный звук вызывал в Летте непреодолимое желание убивать.

Хотелось кричать, умолять, стонать, что угодно. Лишь бы заставить этот звук, болезненно пульсирующий в голове, исчезнуть. Тщетно. Губы пересохли настолько, что разомкнуть их было невозможно. По глотке будто всю ночь терли наждачкой.

Действие обезболивающего закончилось.

Болезненно замычав, Летта с трудом приподнялась на локтях, понимая, что она находится в своей комнате, укутанная в теплое и чистое одеяло. Сквозь приоткрытое окно пробивался рассвет и прохладный воздух, вместе с детским заливистым смехом. В глубине души она им даже завидовала. Никаких печалей, никаких забот. Только потрепанный мяч, верный друг рядом и новые маленькие открытия. У них впереди еще так много времени, чтобы пощупать, узнать этот мир получше, рассмотреть его со всех сторон… Как жаль, что у нее столько времени нет. Как же хочется пить.

Она начала потеть, вновь почувствовав невыносимую боль в боку. Расфокусированный взгляд упал на комод у двери. Там мелькнуло что-то новое, чего там до этого не было. Хотя бы глоточек прохладной воды.

Кряхтя и задыхаясь собственным бессилием, Летта, согнувшись в три погибели, добрела туда. Как оказалось — не зря.

«Летта, это то же обезболивающее, что я давала тебе вчера. Обязательно выпей его и старайся сильно не перенапрягаться. Тебе нужен покой»

На листке были аккуратно выведены витиеватые округлые буквы. Летта сразу поняла, что писала их Кристина — мягкие, плавные, но в то же время уверенные и чуть резковатые линии очень сильно напоминали нрав своей создательницы.

Как жаль, что она не умела читать, и могла лишь догадываться о смысле записки. Хорошо, что догадаться было совсем не сложно. Особенно после того, как она поднесла содержимое стакана к носу и принюхалась. Пахло совсем как лекарство, что она выпила вчера. Поэтому она даже не колебалась, выливая его в себя до последней капли. Даже горечь не пугала, лишь бы поскорее помогло.

Ей не хватало кислорода. Поэтому она уселась на подоконнике — поближе к окну — в ожидании начала действия препарата.

Отсюда ей было хорошо видно виновников ее раннего пробуждения. Но она не держала на них зла. Напротив, ей нравилось наблюдать за тем, как носятся по узким улочкам лагеря дети. Особенно ей запомнилась малышка Лили — любимая ученица Хло. Этой девчушке, как выражалась сама Хло, палец в рот не положишь.

Дети… Она смотрела на детвору внизу остекленевшим взглядом, позволив внезапной мысли накрыть ее с головой.

Она вдруг осознала, что еще пару месяцев или, может, лет, проведенных в Ночлеге… и она тоже стала бы матерью.

Спящие, как и она раньше, жили одними лишь инстинктами. Если можно так сказать — животными инстинктами. И размножение для них было наравне с приемом пищи, сном и работой — способом для выживания.

Все очень просто. Как только умирало слишком много людей — от болезней или голода, не важно — инстинкты подсказывали, что нужны новые руки для работы. И тогда женщины репродуктивного возраста позволяли мужчинам оплодотворить себя.

Главное сохранить баланс численности населения.

Прикрыв лицо руками, она ужаснулась тому, что случись с ней это тогда, когда она еще спала, и ей было бы все равно. Абсолютно плевать. А сейчас…

Сейчас многие вопросы, которые раньше не волновали ее совсем, стали для нее чем-то сокровенным и важным. Удивительно, добавь к пустой оболочке одну деталь — эмоции — и как разительно менялся при этом весь мир. Все вставало с ног на голову, серое вдруг превращалось в желтое, зеленое, фиолетовое!

И она не спроста задумалась об этом. Всему виной тот разговор.

Ночной разговор с Нео.

Прикрыв глаза и откинув голову назад, она невольно заулыбалась, хотя в душе все еще бушевало волнение.

Она вспомнила его тихий взволнованный шепот. Тепло его дыхания на волосах. Влажные пальцы на ее талии. И его запах. Все тогда пропахло им — комната, диван, одеяло, что укутало их двоих, и даже ее собственная кожа. Она до сих пор чувствовала его на своей коже.

Или это всего лишь действие обезболивающего снова путает ей рассудок?

В любом случае для нее это было… важно?