Костёр вместо завода
Рыночная стоимость серебра на в те годы составляла порядка 7 рублей 68 копеек за фунт. Купец Нордерман доказывал, что забайкальское серебро имеет смысл добывать и при себестоимости до 10 рублей за фунт – ведь это будет первый не импортный, а собственный драгметалл России, выгодный «царскому величеству и всему государству».
Сложно сказать, был ли план «Кондратия Филипповича» Нордермана реальным – он так и не осуществился при весьма трагических обстоятельствах. Дело в том, что голландец оказался близким приятелем и покровителем Квирина Кульмана, немецкого поэта, философа и, по совместительству, немножечко колдуна-«чернокнижника». По крайней мере, таковым его посчитали лютеранские пасторы московской «немецкой слободы», куда Кульман переселился по приглашению купца Нордермана.
Купец, будучи в обычной жизни вполне рациональным и практичным коммерсантом, вместе со своим приезжим другом увлёкся всякой мистикой, пытаясь вызвать божественные видения под речитатив стихов искренне считавшего себя пророком Кульмана. Квирин Кульман, талантливый поэт и философ, по праву слыл одним из самых образованных людей своего времени, но также имел и явные проблемы с психикой – регулярно общался с ангелами. «Тот, кто нас сотворил, растерзан сбродом глупым! И Бог, что вечен есть, уж пребывает трупом!..» – декламировал Кульман на молитвенных собраниях в московском доме Нордермана, пытаясь таким образом вызвать на разговор самого Иисуса Христа.
Однако все обвинения в колдовстве и ереси были лишь предлогом, использованным в ходе борьбы за власть и лидерство среди московских «немцев». Авторитетный купец Нордерман и вдохновенный «пророк» Кульман с их мистическими проповедями слишком быстро набирали популярность в «немецкой слободе». Возможно, интриги были связаны и с проектами Нордермана по поводу сулящего немалые прибыли забайкальского серебра. Так или иначе, но главный пастор московской немецкой общины обвинил купца и его философствующего приятеля в тяжких грехах ереси и в неуважении к царской власти «подобно здешним раскольщикам», сторонникам бушевавшего на Руси церковного раскола.
Показательно, что к обвинениям против Кульмана присоединились и жившие в Москве католики, обычно жарко конкурировавшие с лютеранами и прежде всегда несогласные с их пасторами. Эти совместные обвинения убедили российские власти – 4 октября 1689 года самозваного пророка Кульмана и купца Нордермана, как «богоотступников» и еретиков, сожгли на Красной площади.
Впрочем, у светских властей в том странном и страшном деле всё же имелся один вполне земной мотив, далёкий от религиозных предрассудков. Проведенное до казни следствие заподозрило, что Кульман и Нордерман связаны с некими иностранными силами – уж слишком активно купец и «пророк» интриговали в Москве, пытаясь подтолкнуть русские власти к новой войне с Польшей в союзе с турками и шведами.
Так различные козни вкупе с большой политикой в буквальном смысле слова испепелили первый проект создания в Забайкалье «среброплавильного» завода. Между тем, на дальневосточных рубежах, в Нерчинске и на русском берегу реки Аргунь продолжались «опыты» с первым отечественным драгметаллом.
В последний год XVII века
В 1689 году, пока у стен Нерчинска шли сложные переговоры с послами китайского императора, внутри острога из привезённой с Аргуни руды выплавили полтора килограмма серебра. В далёкой Москве в том же году сменилась власть – царевич Пётр сверг царевну Софью. Но, не смотря на все политические перемены и пертурбации, в октябре 1689 году новые руководители страны от имени будущего императора Пётр I подтвердил решение прежней правительницы – строить за Байкалом большой завод, переселив на Аргунь сотни крестьян и ссыльных.
Однако нерчинский воевода Иван Власов обоснованно писал начальству, что эта задача невыполнима «за конечным малолюдством и хлебной скудостью». Для создания завода из Москвы в 1689 году смогли прислать в Нерчинск лишь «рудоплавного мастера» Якова Галкина с четырьмя помощниками и минимальным набором необходимых инструментов. Побывав на пустынных берегах Аргуни, «рудоплавный мастер» писал в Москву: «Великих заводов заводить не из чего… Без великих снастей, кузнецов и плотников невозможно новых жил искать…»
Отдалённость Забайкалья, малолюдность, сложность и дороговизна любых перевозок и работ на краю страны – всё это тормозило выполнение даже самых грозных царских указов. Камнем преткновения оставался и вопрос о себестоимости забайкальского серебра – регулярная добыча и выплавка отсутствовали, поэтому её было невозможно подсчитать.
В 1695 году, перед отправлением в поход на Азов, царь Пётр I лично ознакомился со всеми архивными материалами о забайкальском серебре. Молодой самодержец, хотя и «прорубал окно в Европу», но весьма интересовался и Востоком, в том числе Дальним. Подержав в руках небольшой слиток присланного из Забайкалья металла, царь распорядился приложить все усилия «дабы руды упромышлять».
Из-за всех сложностей лишь в последний год XVII столетия, через пять лет после очередного царского указания, под Нерчинском приступили к систематическим работам. Переселившиеся в Россию греческие мастера Александр Левандиан, Спиридон Мануйлов и Константин Яковлев, при помощи 27 крестьян и казаков из Аргунского острога, по всем правилам горнорудного искусства той эпохи «заложили» первую штольню на берегах речушки Алгачи, притоке Аргуни.
Чтобы начать регулярные плавки металла потребовалось ещё несколько трудных лет. Первый плавильный горн и все необходимые сооружения были готовы к осени 1704 года, и со следующей весны «среброплавильный» завод заработал. В 1705 году он произвёл первые 25 килограмм серебра – по меркам той эпохи это уже был промышленный масштаб! Тогда наконец смогли подсчитать и себестоимость работ – один фунт добытого в Забайкалье «домашнего» серебра обошёлся казне в 8 рублей 10 копеек, чуть выше рыночной цены, что Россия платила ранее при покупке этого драгметалла за рубежом. Когда в следующем 1706 году завод близ берегов Аргуни произвёл почти 57 килограмм драгметалла, себестоимость упала заметно ниже – менее 5 рублей за фунт. Это был явный и зримый успех.
Серебро из свинца и золото из серебра
Следующие сорок лет «Нерчинский завод» (именно так он назывался в официальных документах XVIII века) оставался единственным источником серебра в нашей стране. И даже потом, когда были открыты новые серебряные рудники в других регионах России, завод под Нерчинском еще долго оставался важнейшим источником драгоценного металла.
Как же добывали первое русское серебро за Байкалом? На наш современный взгляд, заработавший три столетия назад «Нерчинский завод» покажется небольшой кустарной фабрикой, но для той эпохи он действительно был заводом – сложным и крупным производством.
В XVIII веке знали лишь две технологии извлечения серебра из руды – при помощи ртути и при помощи оксидов свинца. Первым способом получали серебро в испанских колониях Южной Америки – эта технология была дешевле и проще, но куда опаснее и губительнее для работников из-за паров ртути. Впрочем, испанские колониальные власти не испытывали недостатка в подневольных индейцах для столь опасного производства, в самой же Испании имелись богатые рудники, где ртуть добывали издавна, ещё с античности.
Однако на российском Дальнем Востоке тогда не было ни избытка потенциальных работников, ни источников ртути, а вести этот ядовитый металл из Западной Европы через весь континент за Байкал в ту эпоху было бы слишком дорого. К счастью, руды у берегов Аргуни содержали не только серебро, но и оксиды свинца в большом количестве. Из такой руды несколькими последовательными плавками можно было получить и свинец, и серебро, для чего требовалась сложная работа с дорогой в производстве костяной золой и специальный уголь из твёрдых пород дерева. Сначала из руды в несколько приёмов выплавляли «сырец», смесь свинца с серебром. Затем на финальных плавках свинец впитывался костяной и древесной золой, отделяясь от драгоценного металла.
