Якутские казаки из бунтовщиков и самогонщиков
Среди сосланных на берега Лены по итогам «соляного бунта» было немало московских стрельцов, профессиональных военных. Особым царским указом в Якутске их было велено «верстать в службу, вместо гулящих людей». То есть вместо различных добровольцев и авантюристов в самые отдалённые гарнизоны Якутии отныне отправляли сосланных из Москвы стрельцов. Они восполняли недостаток казаков в новых «острожках», недавно созданных на берегах Витима, Индигирки или Колымы.
Такие ссыльные в Якутии ничем не отличались от прочих «служилых людей» – получали такое же жалование и поощрения за усердную службу. Превратившись в «якутских казаков», бывшие столичные жители имели лишь одно ограничение – их запрещалось посылать в качестве гонцов в европейскую часть России, как гласил царский указ, «чтоб от них на Москве какое дурное впредь не заводилось…»
В середине XVII века прямиком из столицы в Якутию ссылали и «винокуров»-самогонщиков. Производство и продажа крепкого алкоголя тогда были строгой монополией государства, поэтому пойманных нарушителей ждали страшно далёкие берега Лены. Так в 1651 году в Якутск из Москвы были сосланы Иван и Никита Кармалины. Отец и его малолетний сын поплатились «за винную и табашную продажу» – табак тогда был вообще запрещён, как сейчас наркотики. В якутской ссылке Кармалины стали рядовыми казаками. Со временем московский самогонщик Иван Кармалин, послужив много лет вместе со знаменитым первооткрывателем Семёном Дежнёвым, станет казачьим «десятником», а у его сына Никиты в свою очередь на берегах Лены родится сын Пётр, который тоже станет «якутским казаком».
В те же годы в Якутии оказались в ссылке и многочисленные «литвины», то есть подданные Польского государства, с которым Россия тогда вела долгую войну за Украину. Так в 1666 году в Якутск как ссыльный прибыл некий Ян Крыжановский – за долгий путь через сибирские остроги к берегам Лены, занявший несколько лет, он умудрился жениться на русской девушке. В Якутске пленный записался в казаки и дослужился до «сына боярского», как тогда именовали казачьих командиров из дворян.
Когда Польша и Россия заключили мир и десятки польских пленников с берегов Лены вернулись на родину, Крыжановский предпочёл остаться на службе в Якутске. Тогда в Якутии добровольно осталось немало «литвинов», за долгие годы ссылки превратившихся в «якутских казаков». Среди них был, например, «польской породы» Фёдор Козыревский, в 1667 году женившийся в Якутске на русской девушке Акулине. Один из внуков этого прижившегося на берегах Лены ссыльного – Пётр Козыревский – спустя несколько десятилетий станет первым русским исследователем Курильских островов, дошедшим почти до самого «Апонского государства», Японии…
Три с половиной века назад в Якутске оказывались ссыльные различного происхождения за самые разные преступления. Например, в 1668 году в Якутск сослан некий «французской земли немчин Янка», то есть француз по имени Жан. В 1673 году на Лену «в пашню», в качестве простого крестьянина был сослан «астраханский подьячий» Алексей Халдеев. Будучи писцом в Астрахани, он примкнул к восстанию Степана Разина, за что в итоге и оказался на берегах Лены, в пяти тысячах вёрст восточнее Волги. В Якутске тогда был дефицит грамотных людей, и, пробыв несколько лет «в пашне», ссыльный Халдеев из крестьян вновь стал писцом, на этот раз у якутского воеводы – на этом посту ссыльный бунтовщик получал 15 рублей жалования, в три раза больше рядового казака.
Если из Москвы и европейской части России на Лену ссылали в основном за тяжкие государственные преступления (которыми тогда считались и мятежи, и самогоноварение и продажа табака), то из городов Сибири в Якутск попадали обычные уголовники. Так в конце XVII века в Якутске городским палачом служил «тобольский посадский человек» Данила Коростолёнок – из Тобольска не Лену он был сослан за «убийственное дело», умышленное убийство.
По подсчётам современных историков, в XVII веке политические и уголовные ссыльные составляли почти половину «служилых людей», казаков и чиновников огромной «Якутской землицы», простиравшейся от реки Лены до самого Охотского моря.
Ссыльные графы и ямщики
В начале XVIII века на берегах Лены оказалось даже несколько шведов, попавших в плен в ходе войн Петра I. Несколько из них остались здесь жить даже после заключения мира, поэтому спустя два десятилетия в Якутске служил, например, поручик Кузьма Шкадер – родившийся на востоке Сибири сын пленного лейтенанта шведской армии.
Новое XVIII столетие породило и новые места ссылки, ещё более дальние, чем земли Якутии – Камчатский полуостров и побережье Охотского моря. На Камчатку стали ссылать (см. главу 35-ю) самых опасных политических преступников, зачастую заговорщиков и павших фаворитов прямо от царского трона, заменяя им смертную казнь страшной камчатской далью. В Охотске же, главном порту России на Тихом океане, почти столетие действовала «соляная каторга» (см. главу 41-ю) для опасных уголовных преступников.
Однако и якутская тайга продолжала оставаться местом ссылки. Не случайно первым учителем в первой школе Якутска стал в 1739 году ссыльный Фердинанд Гейденрейх, бывший петербургский чиновник, отправленный сюда из столицы за коррупцию. На берегу Лены, в «Жиганском зимовье», в 600 верстах к северу от Якутска, в течение 12 лет отбывал ссылку и первый начальник петербургской полиции Антон Девиер, сосланный сюда по приказу всесильного Меньшикова.
В Якутске и Вилюйске за участие в заговоре отбывал ссылку и граф Франческо Санти, бывший обер-церемониймейстер при царском дворе и один из основателей русской геральдики. Десять лет ссылки провёл в Зашиверском остроге на берегу Индигирки бывший президент Коммерц-коллегии (то есть министр экономики) Генрих фон Фик.
Тринадцать лет до самой смерти в ссылке на берегу Колымы провел граф Михаил Головкин, бывший вице-канцлер Российской империи. Его жена, графиня Екатерина Головкина, являлась родственницей царей Романовых и ссылке не подлежала, но добровольно отправилась в 1741 году на Колыму вслед за любимым мужем. В Среднеколымском остроге родственница царей собственноручно пекла местный хлеб из смеси ржаной муки и истолченной в порошок сушёной рыбы, на фамильные драгоценности меняла у местных шаманов снадобья и коренья, чтобы лечить больного мужа…
Графа Головкина убили его слуги, которым надоело второй десяток лет прозябать на берегах Колымы. Воспользовавшись отлучкой графини, они задушили больного графа подушкой. Графиня догадалась о преступлении, но не стала обвинять убийц. С мужем она не рассталась даже после смерти – довезла гроб с его телом от Колымы до самой Москвы, где похоронила в ныне несуществующем Георгиевском монастыре (сегодня это район Тверской улицы). Так ссыльный граф Головкин стал первым мертвецом, умершим на Дальнем Востоке, но похороненным в европейской части России…
Конечно, большинство ссыльных в Якутии XVIII века составляли не аристократы и государственные преступники, а обычные крестьяне и уголовники. Правда, на берегах Лены они получали необычную роль – их насильно определяли в ямщики на «Приленском тракте» из Иркутска в Якутск. Труд по «гоньбе», как тогда называли перегон конных обозов, на почти три тысячи вёрст между этими городами был очень тяжёл.
Ставшие ямщиками ссыльные обязаны были жить и работать на десятках «почтовых станций», затерянных в тайге. И как писал очевидец, ямщики из ссыльных «по невозможности завести в тех местах хлебопашество и скот, не только не были в силах исполнять гоньбу, но и сами умирали с голоду…»
Чтобы спасти даже не ссыльных, а функционирование тракта, государственные власти приказали окрестным якутам снабжать подневольных ямщиков лошадьми и необходимыми продуктами. Трудом ссыльных обслуживалась и появившаяся в 1772 году паромная переправа, позволявшая из города Якутска попасть на правый берег Лены. За труд на переправе ссыльным платили по 5 копеек в день – хорошие по тем временам деньги для европейской части России, но на дальневосточных землях, с их высокими ценами, этого едва хватало на пропитание.
