Липранди стал и отцом политической провокации. Дело в том, что разросшийся «кружок» Петрашевского был сборищем болтунов разной степени таланта или, говоря словами сочувствующих, «заговором идей» – притом идей, популярных в обществе. Именно Липранди придумал рецепт дискредитации вольнодумцев, подтолкнув их к связям с открытыми врагами России – его осведомитель попытался свести Петрашевского с «черкесами», подобранными Липранди же агентами из кавказских горцев, якобы сторонниками тех, кто разбойничал в те дни на Кавказе. В 1847-48 гг. как раз прогремел очередной всплеск войны в Чечне и Дагестане.
«Пусть пируют с такими же дураками…»
Липранди предлагал властям не спешить с арестами, но весной 1849 г. царь Николай I был занят вводом войск в Венгрию и отмахнулся от сложных полицейских игр, велев «приступить к арестованию». В одну ночь по спискам Липранди взяли четыре десятка человек, всего же дело «петрашевцев» затронуло несколько сотен столичных дворян и чиновников.
Показательно, что Липранди, как истинный патриархальный сексист и столь же галантный кавалер пушкинского образца, отрезал от следствия абсолютно всех женщин. В реальности вокруг «петрашевцев» вилась масса соратниц прекрасного пола, но бывший разведчик сам признавался начальству, что дам в расчёт не берёт. «Не упоминаю уже о каких-то женских литературных обществах…» – писал Липранди в пояснения к его официальному докладу об оппозиции. Хитроумный спецслужбист буквально отмахнулся от дам, в чём его поддержали все высокопоставленные чины МВД – в их ещё потчи средневековом сознании дама могла быть замешана в дворцовых интригах, но не могла стать субъектом политического подполья. Тут они, бесспорно опытные и очень неглупые люди, исторически ошиблись: одним из инициаторов дела «петрашевцев» был Лев Перовский, тогда министр МВД – но именно его двоюродная внучка, Софья Перовская, организует первый и последний теракт, убивший русского царя…
Любопытно, что дело «петрашевцев» стало потрясением для аналога Госбезопасности той эпохи – знаменитого «Третьего отделения». Его глава Леонтий Дубельт ничего не знал о расследовании Липранди и сразу воспринял происходящее, как тонкую интригу МВД против жандармского ведомства. В итоге обиженные жандармы, производя аресты, в первую же ночь засветили имя агента Липранди. Сам же бывший разведчик тоже повёл себя странно, спрятав от следствия едва ли не главную улику – печатный станок, именно этот агрегат по законам империи превращал кучку вольнодумцев в подпольную организацию.
Вообще дело «петрашевцев» вызвало недоумение не только в обществе, но даже в верхах – оказались затронуты подчинённые многих министров и высокопоставленных лиц, а сами арестованные, по сути замешанные лишь в разговорах, не воспринимались преступниками. Глава жандармов Леонтий Дубельт, человек с блестящим для той эпохи техническим образованием, ветеран всех сражений с Наполеоном, раненый на Бородинском поле, так записал в дневнике об арестованных: «Всего бы лучше и проще выслать их за границу. Пусть их там пируют с такими же дураками, как они сами… А то крепость и Сибирь – сколько ни употребляют эти средства, всё никого не исправляют; только станут на этих людей смотреть, как на жертвы, станут сожалеть об них, а от сожаления до подражания недалеко».
Следствие по делу «петрашевцев» вели высшие чиновники империи. Это был тот редкий случай, когда следователи почти открыто старались не утопить, а обелить арестантов. «Затруднительно уличать в мыслях, когда они не осуществились еще никаким проявлением» – приходили к выводу руководители следствия, представители знатнейших фамилий империи, князья Долгорукий, Гагарин и Голицын.
И тут в дело вновь вмешался Иван Липранди с пространным объяснением, что мысли то и есть самое опасное. Его анализ пошёл по верхам, вплоть до самого царя, как раз в сентябре 1849 г.
«Ныне корень зла состоит в идеях…»
Человек в молодости нечуждый декабристам писал: «В заговоре 1825 года участвовали исключительно дворяне, и притом преимущественно военные. Тут же, напротив, с гвардейскими офицерами и с чиновниками Министерства иностранных дел рядом находятся не кончившие курс студенты, мелкие художники, купцы, мещане, даже лавочники, торгующие табаком…»
Липранди старательно доказывал верхам, что вот это всё, весь «заговор идей» и есть на самом деле самое опасное – в новых условиях опаснее открытых мятежей, узко военных или дворцовых заговоров. Доказывал ловко, даже искусно приплетал к делу «петрашевцев» статистику крестьянских волнений по стране. Не зная еще ничего о «сетевых структурах», Липранди пугал именно этим: «Сеть была заткана такая, которая должна была захватить всё народонаселение». В сущности бывший разведчик показывал не то, чем являлся «кружок» Петрашевского, а то какой опасностью для власти могут стать сети подобных кружков в будущем – тем большей опасностью, чем больше у государства реальных проблем и язв.
И нарисовав не без таланта почти апокалиптическую картину, Липранди вдруг завершал свой анализ фактической просьбой пощадить арестованных: «Ныне корень зла состоит в идеях, и я полагаю, что с идеями должно бороться не иначе, как также идеями… В таких случаях наказание за политические преступления оставляет весьма неблагоприятное впечатление в народе. Далее я молчу».
Царь если и внял доводам Липранди, то слишком своеобразно. Даже в самодержавной монархии средины XIX века сложно было осудить гражданским судом за разговоры – и «петрашевцев» судили высшим военным трибуналом. Юридические формальности позволил соблюсти факт наличия среди арестованных нескольких офицеров.
Любопытно, что новомодный «социализм» последователей Петрашевского как раз мало интересовал следователей и судей. Скорее их позабавил трагикомичный факт из биографии главного смутьяна – Петрашевский пытался завести социализм для своих крепостных, построив им по своему разумению и на основе модных европейских идей «фаланстер», но крестьяне не поняли чудачеств барина, и спалили общежитие, в которое их пытались переселить.
Николай Данилевский, будущий основатель цивилизационного подхода к истории, а тогда главный докладчик и проповедник социализма среди «петрашевцев», отделался минимальным наказанием – его выслали служить мелким чиновником в провинцию. Зато тщательно выясняли, кто же обзывал русского царя «богдыханом» – так традиционно именовали императора Китая, а Николая I весьма обидело сравнение с китайским коллегой…
Военный суд приговорил 16 человек, включая самого Петрашевского и отставного поручика Фёдора Достоевского, к «смертной казни расстрелянием». Царь демонстративно помиловал их, уже привязанных к расстрельным столбам. Казнь заменили каторгой.
«Одною ногою на ультрамонархическом, другою на ультрасвободном грунте…»
В дальнейшем судьба многих «петрашевцев» сложилась благополучнее, чем это можно было бы подумать про политических преступников и каторжников в самодержавной монархии. Судьба Достоевского хорошо известна, но и сам Петрашевский уже через несколько лет организовывал первую частную газету в Сибири. Привлекавшийся по этому делу Евгений Ламанский спустя полтора десятилетия вообще стал, выражаясь современным языком, главой Центрального банка России и реализовал на этом посту некоторые либеральные идеи «петрашевцев» – с сомнительной эффективностью реформировал финансовую систему страны, заменив существовавший при Николае I тотально государственный кредит частными акционерными банками.
Зато для Ивана Липранди громкое дело «петрашевцев» стало концом государственной карьеры. Он не только прослыл жупелом для всех столичных либералов, но и слишком многим высшим чиновникам наступил на ногу. Для полуфеодальной бюрократии Липранди с его провокациями и опередившими время идеями тотальной слежки был именно что «дерзок» и чужд. Власть предпочла давить оппозицию, а не манипулировать ею – в итоге, спустя поколение, получили террор «народовольцев».
Впрочем, это уже другая история, где хватало своих провокаций. Выдавленный в отставку Липранди, прежде чем умереть в 1880 г., прожил ещё три долгих десятилетия. Написал ещё массу любопытных работ по военным вопросам с названиями типа «Об игольчатых ружьях и металлических патронах», умудрился даже предсказать войну в воздухе. Но главной его заботой стало изучение войны 1812 г. – собранные им многотомные архивные материалы до сих пор высоко ценятся историками.
