– Согласна, – шёпотом, на едином выдохе ответила Штэлла и потянула к Дирхари свои нежные ладони.

– Тогда нам нужен отвлекающий манёвр.

Он взял её на руки, она поцеловала его в губы, жалостливо посмотрела в единственный глаз, обвила руками шею. Дирхари толкнул лампу ногой, та упала на постель и вспыхнул огонь. Они покинули домик, пока не начался сильный пожар.

Дирхари чувствовал невероятную боль, и шёл в раскорячку, будто в заднице таки поместились все десять океанских ежей. Из дома Штэллы пошёл чёрный дым, запах гари, в окнах засияли жёлтые языки пламени, и прохожие начали это замечать.

Дирхари понимал, каких невероятных усилий ему будет стоить преодоление долгого пути до ближайшей деревни. Но надежда, увесистый мешок с монетами и красавица на руках наделяли его умирающее тело загадочными сверх-силами, идущими из глубоких закромов ледяного сердца. Наконец, появился смысл, цель, задача. Добраться до далёкого Тиралания, не растерять богатства, не дать в обиду деву, не лишиться дыхания.

Он нёс её по вечернему Файенруту, походка и внешний вид привлекали внимание прохожих, но не надолго. Когда они подошли к воротам, из них вышли три золотых героя: Рубилони, Штэрцгвайц и Тирэйткилт. С закрытыми забралами, с мечами наголо, с походками диких волков на охоте. Внимание Рубилони привлекла сладкая парочка, смотрящаяся как бродячий мертвец, что несёт мертвеца лежащего. Он поднял забрало, проводил их взглядом, затем снял шлем, распустив свои длинные красные волосы, и нахмурил густые брови.

Одноглазый с трофеями удачно миновал ворота, стражи хорошо знали его и вопросов задавать не стали, были увлечены огнём из домика Штэллы, что решил перескочить на “Храбрость Файенрута”. Из таверны высыпались посетители, давя прохожих, падая и наступая лежащим на лица.

– Ты в курсе, что твой дом пожаронебезопасный? – спросил Дирхари.

– Я очень аккуратна и неспешна в домашних делах, – нежно прошипела Штэлла, не сводя глаз с его лица.

– Не слыхала про землетрясения?

– Нет. А что это такое? Когда кто-то трясёт землю?

– Не совсем. Земля дрожит сама по себе. Это может случиться в любой момент.

– А где такое случалось? В Файенруте точно такого не было.

– В горах. Заснул, помню, рядом с котелком, а потом как тряхнуло. – Он показал ей затылок. – Потрогай, – сказал он и остановился. Она потрогала, провела рукой, погладила мягко. Затылок был в ожогах. – Представь себе что снится, когда внезапно на тебя выливается котёл с супом.

– И что же? Расскажи.

– Мне снился довольно специфичный сон, – начал Дирхари и потёр ожог на затылке, – как-будто нечто потустороннее намекало мне своими метафорами. Я видел страшную грозу, лил сильный дождь, молнии обрушивались на одинокие деревья, и они загорались, превращаясь в женские образы. Мои ноги вели меня мимо этих полыхающих дев куда-то туда, куда я знал что приду, но того совсем не хотел. Ноги вели, не спрашивали, не реагировали на попытки вырваться из этого кошмара. Я посмотрел вниз и увидел ребёнка, мирно лежащего у меня на руках. Мне пришло тогда в голову, что единственное для чего я существую, это дать кому-то выбор. И не для чего больше я не нужен, только для этого. Паразит я, никто иной. С этой мыслью и ребёнком на руках я приблизился к развилке в две стороны, положил дитя на землю, на развилку. Почву тряхнуло, и горящие силуэты погасли, золотое шарообразное Солнце вынырнуло из горизонта, хоть Солнце-то круглое на самом деле, но во сне оно было точно как шар, крутилось всё. Дождь, короче, начал угасать. Я стал у развилки дорог, посмотрел на дитя. “Выбирай”, – сказал я. Дитя посмотрело в одну сторону, затем в другую. “Но я не знаю что там. Как я могу выбрать?” – заговорило дитя. “Я даю только возможность”, – ответил ему я. “Но разве это выбор, когда непонятно к чему ведут дороги? Зачем мне такая возможность?” – оно заговорило возмущённым злым голосом, и глаза его налились печалью, и из них потекла кровь непонимания. Затем сверху кто-то ответил: “Тогда просто иди прямо, не сворачивай”. Я сразу посмотрел вверх, чтобы увидеть кто сказал эти слова, но там возвышалось лишь страшное чёрное небо. Вдруг всё пространство затряслось, и меня ударила жёлтая молния, убив на месте. Проснулся я с криком, стряхивая с затылка кипящий суп.

– Бедненький. Как печально, – грустно прошептала Штэлла. – И что было дальше?

– Где дальше? В горах? – спросил Дирхари, когда они проходили мимо трёх головорезов, сидящих у костра. От тех разило мочой и хмельным пойлом, одежда их была разодрана. Синяки под глазами, сломанная набухшая челюсть, надувшаяся синяя щека и растерянные глаза указывали на недавнюю стычку. Те направили на парочку свои холодные взоры.

– Ну да. Что было после того, как тебя обожгло? Землетрясение продолжалось?

– Закончилось, но началась потасовка. Я подумал, что это кто-то решил мне отомстить…

Вдруг в голове Дирхари начало сильно колоть, в области глаза, жечь невыносимо, словно кипяток льют в пустую глазницу, и он проникает прямо в мозг. Он присел на колени, бросил Штэллу на траву, она пискнула от боли, Дирхари замертво рухнул лицом в траву. Штэлла испуганно поволокла его к высокой стене Файенрута и припёрла к ней бездыханное тело. Приложила пальцы к ноздрям – дыхания не было. Она всплакнула, отцепила мешок от неподвижной куклы. Склонилась над ним и зарыдала, упёрлась в его грудь…

– Тебе помочь, дамочка? – отвлёк её голос позади. Она обернулась, и над ней стоял высокий хитролицый мужик, двое других топали сзади о чём-то ругаясь.

– Нет, спасибо, – ответила Штэлла и вытерла слёзы.

– Вынужден настаивать, – улыбчиво молвил мужик и пнул ногой тело Дирхари. – Держите её! – приказал он дружкам. Они схватили Штэллу, каждый за одну руку. Она попыталась кричать, но голоса не было, а тихий писклявый хрип только рассмешил головорезов. – Знаешь, что нужно каждому мужчине? – спросил он, играючи. – Попробовать при возможности всех девок, что попадутся на пути его члена. – Он спустил с неё юбку, сорвал белые трусики, занюхал их в полные лёгкие и бросил дружку. Тот также занюхал и передал следующему. – А если девка сопротивляется, я засовываю ей рукоять своего кинжала в задницу. – Он достал кинжал, взял в ладонь лезвие и поднёс к её ногам чёрную толстую рукоять, медленно провёл по её гладкому бедру. Штэлла задрожала, представляя у себя в заднице посторонний предмет. “Только не в задницу”, – подумала она. – У тебя есть выбор детка. Или рукоять в задницу, или мы тебя по очереди, но не в задницу. Третьего не дано!

– Только не в задницу! – завопила она сорванным дребезжащим голосом.

Никого вокруг не было, и головорез снял штаны, припёр Штэллу к стене и вставил ей. Она снова закричала, не от боли, стыда и позора, а от столь резких перемен, когда после блаженства окунают в ванну с дерьмом, когда кардинальная смена обстановки ведёт к худшему, опуская на самое дно. Сифуга, триппер, сифилис и крупные кусючие мандовоши – самые опасные недруги женского организма. Самое глубочайшее дно из всех возможных.

Дружки трогали её за грудь и совали свои грязные твёрдые пальцы ей в рот. Насмехались и кидали пошлые фразочки: “Надеюсь, эти зубки не прокусят член?”, “Как думаете, сосок по вкусу напоминает жареную вишню?”, “Почему эта сучка не хочет в зад? Наверное, красавицы там не моют”, “Эта сучка не хочет в зад потому что у красавиц нет этой дырки. Принцессы же за большим не ходят, только писают, и то сладким пивом”, “Да, помню мне красавица в рот нацедила, точно пиво”, “Фу, твою мать! Ещё скажи, что ты чужим членом баловался, и я с тобой за одну тёлку больше не сяду”, “Миленькая, у тебя такая приторная дырочка. Думаю, я не хочу отдавать тебя дружкам. Ты станешь только моей!”, “Поцелуй нас в жопу, приторная дырочка достанется всем!”

– Хорошо! – обозлился насильник. – Налетайте. Я слово сдержал, а вы не давали. Так что пробуйте совать ей в зад. Если сильно тугой, смочите друг другу члены своими трахнутыми ртами, сраные вы обезьяны!

– Нет! – пропищала Штэлла. Но её не услышали. Развернули, разорвали на ней всю одежду, откинули тряпки в сторону, поставили на колени и припёрли щекой к холодной стене. Больно заломили руки за спину и несколько раз шлёпнули по ягодице, аж до пекучей красноты.