– Успокойся, расслабься. Какая разница когда народу узнать о нас? Папа сказал, что нужно время, а значит нужно время. Сколько можно уже успокаивать героя? Одного из лучших. Хотя нет! Моего героя, а значит – лучшего. Королевич Берисфар и его прекрасная Принцесса. Мне это снится иногда. Особенно ярко после того, как ты меня потрогаешь и поцелуешь.

– Знаешь, когда я становился героем, решил принять на себя ношу ответственности, то и представить не мог, что так сильно полюблю саму Принцессу, а она заметит меня среди десятков других героев. И возьмёт к себе.

– Правда? – хихикнув, спросила она. – А чем я тебе понравилась? Скажи. Если не брать во внимание мой статус. Что ещё тебя привлекло?

– Ты красивая.

– Ещё.

– Ты добрая.

– Почему ты так решил?

– Ты же взяла меня к себе.

– Ну и что? Ты сказал – добрая. В чём, по-твоему, я добрая? То что я взяла тебя к себе не имеет никакого отношения к доброте. Ведь ты меня ласкаешь, ты красив, силён, смел и решителен. Почему бы мне не взять тебя к себе исключительно из корыстных побуждений?

– У тебя добрые глаза. Ты смотришь не свысока, уводишь их, когда говорят плохие вещи. Тебе они неприятны. Глаза излучают печаль, когда кому-то больно. Иногда ты плачешь после того, как я рассказываю тебе о том, что творится вне Королевства. Прости, но я знаю для чего ты завела этих поющих птиц в ванной комнате. Чтобы они заглушали плач. Я чувствую, как ты горишь внутри, что краснеют твои глазки вовсе не от попадания на них красок для лица, и не от лучей яркого Солнца. Что тебе больно за принятые решения твоего отца и его помощницы. Что ты хочешь посмотреть Файенрут, но тебе это возбраняется, и поэтому ты плачешь. Ты понимаешь, что где-то там творится зло, где-то там с земли едят помои, где-то там умирают от жажды, и глаза их высыхают, теряя блеск. Где-то там, прямо в сию секунду, чьё-то сопротивляющееся тело пожирает тварь из глубин…

– Достаточно, Берисфар.

Она заплакала, утопив лицо в подушке.

– Прости меня, Принцесса. Говорю, что думаю. Для тебя я всегда открыт. Хочу рассказать всё, что знаю, чтобы и ты это знала, чтобы быть как одно целое с тобой. Навсегда.

– Правда? – спросила она, посмотрела в его глаза, слегка улыбнулась, будто с надеждой. – Ты правда всё всё мне расскажешь?

В комнату громко постучали трижды, прервав разговор. Затем стукнули ещё один раз, и герой вскочил с кровати. Принцесса с испугом посмотрела на него.

– Уже? – спросила она, тяжело сглотнув. – Я люблю тебя!

Берисфар так быстро оделся, так робко нацепил лёгкую золотую броню, что забыл про плащ.

– Плащ, любимый! Не забудь свой плащ, – паникуя, Принцесса с трепетом в руках подала ему длинный фиолетовый плащ. Он в несколько ловких движений закрепил его на спине, проверил ножны, успокоился. Обнял Принцессу, заглянул в её глаза и поцеловал долго, как в последний раз. Из окна доносился лиловый свет, окрашивая пару, и доспехи сверкали, и глаза влюблённых были закрыты. Они были одного роста, как на плакатах стен городов, будто художник срисовывал прямо с них.

– Я думала это будет позже, – сказала Принцесса, проронив слезу. – Не успела тебе сказать…

– Ничего не говори. Всё скажешь после, любимая.

– Я же понимаю, что это задание очень опасное, не хочу тебя отпускать. Не уходи, прошу, пожалуйста. С папой я договорюсь, только останься со мной. Я же боюсь за тебя… Пожалуйста.

Она стукнула головой в грудь доспеха и пролила на него слёзы. Герой обнял её, простился и покинул покои Принцессы. Развевающийся плащ исчез в дверном проёме, хлопнула дверь, и она осталась наедине с собой. Посмотрела в окно на лиловый закат, посмотрела на высокую стену, защищающую Королевство, на снующих внизу прохожих, на красочную площадь под дворцом, усыпанную цветастой растительностью, на группу статуй сражающихся воинов и на фонтан из белого мрамора. Заплакала, кинулась к подушке, что пахла сильным телом и короткими чёрными волосами любимого. Она нырнула в неё, и начала мечтать.

2

Берисфар пошёл по тёмному коридору мимо охраны. Пересёк огромную роскошную залу, и возле ступеней, ведущих вниз, к воротам дворца, его ждал соратник с поникшим взглядом.

– Король хочет с тобой поговорить, – сказал он совершенно без эмоций. – Пойдём к стене. Другие ждут нас у ворот.

– Что с тобой? – удивился Берисфар.

– А то ты не знаешь.

– Послушай, Дарвен, мы же герои Солнца, – сказал он и взял его за плечи. – Мы настоящие герои. Ты помнишь, как мы мечтали стать героями ещё когда бегали к озеру и писали на лебедей? Думали, что белые птицы становятся золотыми.

– Помню. Это ты к чему?

– А я к тому, что теперь мы как те самые лебеди. Чтобы быть в золоте должны выполнять разного рода приказы короля. И то были дикие лебеди, а мы королевские герои. Аналогия ясна?

– Не совсем. Лебеди приказов не выполняли, а были в золоте просто так, от обстоятельств. Мне кажется, что эту речь ты мысленно подготовил, и знаешь к чему клонишь. Поэтому будь любезен, проведи сам аналогию между героем в золотых доспехах и обоссанным лебедем. Не то мне начинает казаться, что от любви у тебя под забралом того, совсем покрутило.

– Да, – сказал Берисфар и отвёл взгляд. – Покрутило. И не только от любви. Вообще покрутило. Всё что мы делаем всегда нужно кому-то, но не нам. Вот и лебеди. Выполняли тогда работу нашего досуга. Бессмысленную для них. Ты об этом не думал?

– Думал, но вскользь. Мы же герои, сам сказал. Должны меньше думать, а больше помогать другим. Ты когда на знак подписывался разве не задавал себе вопросы, разве не понимал, что вокруг хаос, и порядка не будет никогда. Рано или поздно чистые пространства заполняются грязью, как комнаты мусором и пылью. Нужно убирать. И внутри себя мы всё время убираем. Говорить стали странно, как-то искусственно. Будто это не мы вовсе. Я иногда погружаюсь в мысли и понимаю, что это не я. И как только нахожу себя, то сразу становится как-то легко.

– Вот, – согласился Берисфар. – У меня такое часто случается. Кто-то за меня говорит, и всё как во сне. Но кажется, что говорил я, всё сказанное понимаю, со всем согласен. И в тоже время речь не моя, только мысли. Как будто кто-то поправляет, делая её… книжной.

Вдруг Дарвена изменило, он побледнел, упал глазами в пол, приоткрыл рот.

– Что такое, дружище? – спросил Берисфар, взяв его за плечо. Дарвен убрал руку.

– Всё нормально. Просто я как подумаю о задании, сразу прихожу в себя. Очень страшно. И даже странно, что я испытываю страх.

– Не только ты, я тоже очень боюсь.

– Тогда пойдём скорее и покончим с этим. Ребята, наверное, тоже волнуются.

Они пошли вниз по ступеням, открыли ворота и вышли в тёплый вечер. На небосводе уже появились звёзды, и скоро выйдет Луна. Рядом с воротами стояли четверо в золотых доспехах. Высокий Рубилони поправлял свои длинные красные волосы и гордо смотрел куда-то вверх. Намаштрэйт опёрся спиной о стену замка и ковырял кинжалом между зубами, его серьёзный взгляд сразу кинулся на Берисфара и Дарвена. Штэрцгвайц, похожий на крупную деву своими утончёнными формами, упражнялся с мечом, рассекая лезвием воздух, грациозно выписывая пируэты. Геролас сидел на скамейке, крутил в руке какой-то медальон, смотрел вниз, и казалось, что он тоскует.

– Наконец, – сказал Рубилони, подходя к героям. Штэрцгвайц остановил сражение с воздухом, Намаштрейт вытащил кинжал изо рта, а Геролас встал со скамьи и спрятал медальон в отделениях брони. – Мы все на взводе. Ты закончил свои дела? – обратился он к Берисфару.

– Почти. Сейчас мне нужно отойти, а вы ждите. Я мигом.

Он направился вдоль стены к крупному густому кустарнику, осмотрелся и нырнул в его листву. В темноте он шёл всё дальше вдоль стены, ощупывая её, чтобы не сбиться с курса. Разглядел маленький лучик света, пошёл на него. Это была дыра, ведущая в переговорную.

– Я здесь, – сказал он в дыру.

Из дыры высунулись две металлические трубы, подсвеченные оранжевым светом, исходящим из переговорной. Берисфар подсунул ухо к одной из труб.