– Я вовсе не про это.

– А я про это, – молвил он, будто сам себе, ушёл в глубины подсознания и резко вырвался. – Так о чём ты? Изъясняйся тогда конкретнее пожалуйста. Или лучше пойди с другими пообщайся. Я больше по плотской любви. Могу истории рассказать, могу помочь очаровать, не более того. Истинная любовь за пределами моих потребностей и уж тем более понимания. А ты, полагаю, за этим пришла? Хочешь не угодить в ловушку?

– Не совсем это, Гирзаар. Я давно уже не видела мужчин, и могу быть обманута собственным восприятием. В глазах птиц обитаемые города, силуэты, тени, и не видно лиц. Вы здесь все бестелесные, безликие. Уж прости. Не хочу я, чтобы герой, который придёт за мной однажды, оказался уродом, понимаешь?

– Да не бойся ты, отличить сумеешь, уверяю. Сомнений нет, что отличишь. Есть сомнения, что придёт такой. Разве что кучки осквернителей, или вандалов мерзкие стайки. Герои не ходят на кладбище, насколько мне известно. Конечно, правила городов всегда меняются, но что герою здесь делать?

– Например, посмотреть архитектуру. Есть здесь один склеп, что возвёл извращенец. Да и вообще, я готова уже с каким-то вандалом уйти, хоть страшные они, как немытое влагалище старухи.

– Ай как непристойно, Деймарис! А когда это ты в последний раз видела вандала?

– Ну, несколько лет назад пришли трое, начали осматриваться, но как увидели скелета, клацающего челюстями в проёме арки, так дали дёру.

– Вот тебе и ответ на твой вопрос. Если ты помнишь, как они выглядели, значит и сравнить их сумеешь со своим славным “героем”. Будет похож на лоно бабушки – прячься, а коли нет – пробуй.

– Точно! Ты мудрый, Гирзаар, – возрадовалась Шаарис, но потом поняла, что ответ лежал на поверхности. – Спасибо. Самые очевидные ответы, они как рога. Очень близки, но почему-то их не замечаешь. Только со стороны. Поэтому спасибо ещё раз, мудрец. Пойду я.

Гирзаар проводил её похотливым взглядом, рассматривая гладкие ровные ягодички. Была бы у него слюна, он бы её проглотил. Посему он впитал комок энергии и пошёл дальше резвиться со сгустками воображения.

У Шаарис был ответ на свой вопрос. Она прекрасно знала себе цену и отлично понимала мужскую красоту. Но всё-таки что-то новое она узнала. Ответ лежал на поверхности, а вопрос на глубине. От этого у неё появился новый вопрос, затем ещё один и ещё. Десятки лет однообразия почти не сказались на её сознании. Просто она хотела поболтать с легендарным любовником, а их темы почти исчерпались за время её пребывания на “кладбище-тюрьме”. Но после этого разговора начали возникать вопросы, на которые у неё не было ответов. Будто эти вопросы готовили её к чему-то важному, что идёт со стороны леса. Страшному и разрушительному. Такому, что нельзя представить или описать словами. Нечто хуже смерти надвигалось издалека.

Она шла обратно к своему дому с волнующими мыслями в голове, мимо белого склепа головореза Дейрбари, мимо бессмертных кустов рыжего труповника, через треугольную арку законопослушных, посмотрела на могилки детей Мэйрибьер, замерла, не отводя взгляда, и зарыдала. Присела на колени рядом с маленькими надгробиями, вопросов стало больше, стало противно внутри, пусто внутри, одиноко. Очень холодно, будто наступила зима, завыла метель, и опустился на её макушку крупными хлопьями снег. Обволок ледяной корочкой мороз, сердце начало активно стучать, гоняя горячую кровь по жилам, чтобы согреться. Но согреться вовсе не от холода.

Она встала, проронив несколько красных слёз. Пошла к своему склепу, чтобы залечь в спячку, решить во сне свои вопросы, ответы на которые всегда на поверхности.

Подойдя ко входу в родной дом, она глянула в сторону леса и остолбенела. Все возможные вопросы посыпались по сторонам и скрылись, утратив смысл. Как будто только что она начала сначала, всё по новой, с чистого листа. Это ощущение самое приятное из возможных, когда начинаешь исследовать глазами нечто из мира собственных грёз. Настоящее и непредсказуемое. Кажется, что это невозможно, что сон не может стать вдруг явью, но и глаза не могут врать вне сна, и время будто замедляется, становится ощутимым, вязким, пахучим.

Он вышел из-за дерева, как дикий зверь. Хладнокровный и нежный в одном лице. Толкнул калитку, расстегнул одежду, оголив цепи на поясе и ножны кинжала. Длинный синий шлейф плаща порхал вслед за ним, как прикрывающий тылы язык хаоса. Красивые ровные ноги ступали грациозно, но не ритмично, не прямо, неожиданно, как сама судьба. Руки его касались ремня, а мягкие светлые волосы играли на слабом ветру, как пламя огня, как дрожащая мечта одинокой рогатой девы. Хмурый взгляд бесстрашного воина вызвал у Шаарис столь богатый набор чувств, что её коленки задрожали от счастья, а между ног начало влажнеть. Ей показалось, что его большие зелёные глаза соприкоснулись с её взглядом, и она исчезла в темноте склепа. Легла на холодные плиты, чтобы остыть, не упасть от таких сильных ощущений. Она замечталась, слушая бряцания цепей и приближающиеся шаги, от которых сходила с ума, искренне улыбалась и чувствовала себя самой счастливой некроманткой на свете.

1

Принцесса долго смотрела на своего героя, пытаясь понять, что происходит в его голове. А он всё рассматривал лиловый горизонт из овального окошка, находясь в просторных королевских покоев каменного дворца. Он бы вышел на балкончик, но его габариты не позволяли, слишком был мал. Только у одной Принцессы был балкончик, и её миниатюрная фигура спокойно помещалась там. Она любила стоять на этом балкончике, разглядывать неведомые ей дали, в которых она никогда телом не бывала, только сознанием. Ещё любила облокотиться о кованый парапет и смотреть вниз на горожаней, хоть король и запрещал ей делать это. Она делала это ночью, аккуратно выглядывая из-за белой шторки.

Герой водил взглядом по этому лиловому горизонту, думая лишь о том, что безумно счастлив быть рядом с любимой, и ещё о том, что не хочет её покидать, не хочет нарушить идиллию. Он изредка вздыхал, мысленно уплывая к позднему вечеру, к предстоящему заданию, что изменит его навсегда.

Принцесса подошла к нему сзади на носочках, чтобы не услышал. Взяла нежно его за талию, он улыбнулся.

– Ну что же ты, любимый, всё стоишь тут? Уже час прошёл. Удели мне внимание, – попросила Принцесса.

– Не дают мне покоя всё те же вопросы. А когда смотрю туда, в горизонт, сознание чувствует себя свободнее. Не сковано.

– А я? – печально играючи спросила она, выпятив маленькие губки.

Он повернулся к ней, сверкнул чистым взглядом героя, взял мягко её лицо, поцеловал. Она склонила голову к его мощному торсу, пощупала его огромные бицепсы, трицепсы и твёрдую, как камень, спину с красным знаком Солнца от бёдер до лопаток. Он развернулся, вдохнул её кучерявые жёлтые волосы, наслаждаясь запахом роз, касался её груди, ощупывал упругие ягодицы.

– Скажи мне, любимый, что ничего для тебя не так важно, как я. Что кодексы и приказы короля тебе вторичны.

– Вторичны, моя Принцесса.

– Повтори это ещё раз, – возбуждённо молвила она.

– Вторичны.

– Не это.

– Моя Принцесса.

Она схватила его за мускулистые плечи и толкнула на кровать. Он поддался, словно ведомый её маленькими ручками, рухнул в постель, и она набросилась на него всем телом. Его руки грубые, но когда они играли с её нежными местами, становились мягче лепестков лурины. Принцесса была не опытна, но очень страстна. Её губы старательно делали герою так, что он даже забывал о кодексе и о чести, чего очень боялся. Сладость её губ всегда побеждала все его мысленные схватки с совестью. Когда он думал о ней, всё становилось вторичным, и смерть была не страшна.

– Любимая, давай поговорим, – заявил он сразу после окончания, когда оба были удовлетворены. Принцесса с полузакрытыми глазами и сонной улыбкой развалилась на постели и не отвечала. – Я понимаю, что без проникновений мы как бы нашли брешь в законе. Но всё равно меня мучает эта предательская скрытность, – сказал он и сел на кровати, задумался, поник, запаниковал.