– То было давно. – Гроннэ опустил голову. – Я не знаю теперь. Ты меня запутала… хотя нет, ты не причём. Сам запутался.

Они остановились посреди улицы, застыли на неровной гладкой брусчатке. Проходящий мимо герой в прочной металлической броне и зелёным развивающимся плащом искоса посмотрел на Гроннэ. Гроннэ сделал вид, что не заметил. Горожане да лавочники, занимаясь посторонними мелочными делами, почти не лезли к паре своими взглядами. Только иногда, и то крайне деликатно.

У ворот в тени стояли ряды телег, ожидающих прекращения жары, чтобы спокойно отъехать, не утопая в поту. На стенах висели плакаты с изображением девушки в красной фате и воина в золотых доспехах с закрытым забралом. Они романтично касались друг друга руками. Глаза девушки были слегка прикрыты, большие ресницы оттопырены в полудугу, губы излучали тепло, жаждая поцелуя. Внизу подпись: “Принцесса заслуживает героя, который одарит её Солнцем своего сердца, врагов порубит магическим мечом, а народ защитит своей грудью в золотой броне”. Рядом с подписью красовался знак Солнца.

Гроннэ обратил внимание на то, как Принцесса смотрит на героя в золотой броне, ему показалось, что они сейчас обнимутся. Он мягко взял Шаарис за руки, притянул к себе и медленно, словно в последний раз, обнял её, прижав крепко к груди. Как будто хотел слиться воедино, прирасти, как ползучий плющ к каменной стене. Притёрся, погладил волосы, сошёл с ума на мгновение.

– Бя! Гадость-то какая жуткая! – крикнул противный голос.

Гроннэ осмотрелся, чтобы найти смелого оратора.

– Ты свой сортир слюнявый прикрой! – отозвался Гроннэ, бегло осматривая улицу. Теперь все уставились на “не героя”, заключившего в романтичные объятия пленницу на цепи.

– Да пошли они, – шепнула Шаарис, обвила руками шею Гроннэ и впилась губами в его губы. Он не сопротивлялся. Закрыл глаза, и она закрыла.

Этот поцелуй длился долго. Время для них как застыло. И ни гнусавый шум трусливых ртов, ни возгласы смущённых горожаней, ни боль в спине от раскалённых плит, и ни падение небес на землю – ничто не смогло бы вернуть в сознание Гроннэ, ушедшего внутрь себя так глубоко, что когда Шаарис раскрыла глаза, убрав губы, он всё ещё стоял в глупой позе жаждущего испить невидимую струю воды.

12

Гроннэ очнулся, ослабил объятия, рассмотрел её улыбающееся лицо. Понял, что попал в неловкую ситуацию, осознал, что больше не сможет забыть этот момент. “Это” обрело оборот, “это” больше не отступит, – понял он сквозь неведомый писк.

– Это неправильно, – наконец сказал Гроннэ после долгой паузы. Звуки обрели смысл, писк пропал, зашуршал шум города. Зашевелились прежде неподвижные горожане, мелькающие как бессмысленные формы. – Ты воспользовалась мной! – испуганно воскликнул он.

– Успокойся, – пропела она тоненьким голоском и погладила ладонью его щёку. – Теперь мы всегда будем вместе, мой мальчик. Всё остальное неважно. Совсем не возымеет смысла для нас двоих. Никогда.

Её глаза блеснули жёлтым светом, две пары ушек обратились острыми чёрными рогами и устремились к небу. Их рост не прекращался, они медленно летели в далёкую бесконечность. Гроннэ почувствовал лёгкость, вознёсся над городской брусчаткой и полетел вверх, догоняя острия рогов. Шаарис осталась внизу, город отдалялся, превращаясь в маленькую картинку. Весь пейзаж открылся его глазам: непроходимые горы, дремучие леса и зелёное Королевство цветов, и верхушки серых замков, озёр и океана бирюза, волнистые зигзаги синих рек, и уходящий в вечность горизонт.

Гроннэ запаниковал, страх всадил по лёгким как внезапное известие о смерти, как боязнь быть запертым в пустоте, как осознание себя потерянным в чужом холодном теле. Гроннэ летел вслед за рогами всё выше и выше, достигая голубого неба. Он видел перед собой лишь две чёрные полосы рог, и внизу уже не было заметно Файенрута, а вверху разверзлась темнеющая синева. Рога ускорились, унося его всё выше к белым звёздам, возникшим в страшной черноте. Бешеная скорость искажала здравый смысл, ломая психику, выкручивала пылинки сознания наизнанку.

Вдруг движение остановилось, когда Гроннэ уже был на пике полной потери рассудка. Он остановился на уровне острия рогов, попытался успокоиться, посмотрел вниз и упал. Камнем, со скоростью падающей звезды, его бесконтрольное тело рухнуло вниз, стремясь размазаться о землю. Скорость росла до тошноты, пока тело не вмялось в холодную каменную брусчатку.

Гроннэ очнулся, стоя напротив Шаарис. Она безэмоционально смотрела ему в глаза, а его коленки дрожали от страха. Вокруг стоял гулкий смех, радостные лица прохожих пугали своей неестественностью. Влажное чувство высвобождения было двоякое. Гроннэ посмотрел вниз, на лужу, и понял, что обмочился. Ему стало очень холодно, он затрясся, выхватил у Шаарис свою кофту и быстро надел её.

– Обсикался! – крикнул кто-то, и скопившаяся группка горожаней дружно захихикала.

– Что это такое? – спросил он, рассмотрев серые лица зрителей, наполненные радостью. Одной рукой прикрыл пах, другой потянул Шаарис за собой в сторону узкого проулка. – Что ты со мной сделала?

– Ничего, – ответила Шаарис. – С тобой всё хорошо?

– Нет! Что случилось?! А вы что уставились?! – обратился он к горожанам, мелькающим отовсюду, куда бы он не посмотрел. На секунду зрители увели взгляды.

– Мы поцеловались, затем ты замер и просто описался. И не тяни так сильно, мне больно, – жалостливо проныла Шаарис, взяв своими маленькими ручками ошейник.

– А это хорошо, ведьма. – Он пошёл быстрее. – Ты что-то сделала со мной. Теперь очень холодно, – сказал Гроннэ и дёрнул цепь.

Шаарис что-то вякнула от удушья и закашлялась, поскользнулась и упала. Гроннэ остановился. Зрители больше не обращали на них внимания, пошли к своим телегам.

Солнце выглянуло в городские улицы из-за стен и домов. Окружающее бежево-коричневое однообразие налилось желтизной, вывески блеснули серебром, отразив лучи. Заиграли красками цветные одежды на прилавках. Лица показали свои недостатки, а достоинства окатило белым светом. Внимание привлекали недостатки. У большинства горожан были жутковатые морщины на лбу, жёлтые зубы – редкость, чаще чёрные, в большинстве коричневые. Глаза заплывшие от усталости, волосы растрёпаны, не одежда – рвань да лохмотья. Герои и более-менее обеспеченные горожане отчётливо выделялись средь серо-коричневой массы.

Шаарис встала самостоятельно, отряхнула плащ, сделала обиженное лицо, и они молча нырнули в тёмный переулок.

– Ты что же это творишь? – спросил Гроннэ, вдавив ладонь в стену рядом с головой Шаарис.

– Ничего. – Она несколько секунд смотрела на него влюблёнными глазами. – Прости меня. Я же говорила тебе, что после стольких лет одиночества, мужчина может свести с ума. У меня сработал инстинкт, как защитный механизм.

– Чего ты городишь? Говори внятно!

– Не буду я тебе ничего говорить. Сам в состоянии догадаться. В любом случае, это проявится.

– Что проявится?

– Ничего не скажу. Ты не хотел говорить тогда, я не намерена сейчас.

– Почему?

– Если снимешь с меня этот ошейник, я всё тебе расскажу. И под снятием ошейника я подразумеваю не временное его снятие, а мою свободу. Откуда мне знать, что пришло в голову нынешнему владыке? Для чего он откопал моё имя, нашёл сумасшедшего “не героя”… – Она остановилась, прикрыв губы пальцами. – Ой, прости меня. Я хотела сказать…

– Не стоит. Ты не должна ничего говорить.

Гроннэ молча повёл её сквозь узкий переулок, мимо кислых лиц местных пьяниц и нищих. Мимо разнообразия кусающихся запахов сухой мочи, пролитого дешёвого пойла и липкой блевотины. Переулок сужался, мелькали миниатюрные кривые окошки по сторонам, предназначенные для сброса пищевых отходов для голодающих.

Они вышли к главной площади, пошли по ровной дороге мимо декоративных кустарников, мимо клумб оранжевых цветов, мимо парка с изящными бронзовыми лавочками в форме извивающихся змей, мимо рядов с экзотическими плодами и мимо фонтана в центре. Рядом с фонтаном росло исполинское дерево, такое высокое, что даже снизу, если стоять близ леса, видно будет его зелёную верхушку, выглядывающую над Файенрутом.