– Не попробуешь – не узнаешь, – пожал плечами Андрей и, подумав немного, добавил. – Почему, по‑твоему, я не смогу вас понять?

– Потому что ты – шавка гильдии, – с надменностью, которая в данной ситуации выглядела нелепо, ответил сектант.

Слышать подобное от такого шелудивого пса было малоприятно, но Андрей постарался не подать виду, чтобы не пресечь словоохотливость сектанта.

– Хо‑хо! И откуда такие мысли? Неужели только из‑за того, что я – твой противник? По‑твоему, все, кто встал на сторону Альянса – шавки гильдии? Может, я тебя разочарую, но это не так. Многие банально боятся того, чего не понимают: вашего режима и вашей веры. Боятся, что их лишат свободы, в том числе и свободы выбора. Боятся планов по размножению, разделения семей, боятся казней инакомыслящих.

Чем больше Андрей говорил, тем сильнее разгоралось пламя внутри него. Желая сдержать его, Андрей сделал паузу и стал ждать каких‑то слов от сектанта, но тот молчал, хоть и смотрел на него внимательно, но с презрением. Не дождавшись ответа, Андрей решил продолжить.

– Хочешь честно? Я тоже этого боюсь, поэтому и сражаюсь. Но в отличие от других я не слепо воюю с противником, а попутно пытаюсь разобраться в его идеологии, понять, чем он руководствуется. В моей голове просто не укладывается, что у «Пути просвещения» есть миллионы последователей и все они, веря в этот «путь», ошибаются, либо заблуждаются, либо находятся в каком‑то запуганном состоянии.

Речь Андрея не была построена и продумана заранее. Он действовал интуитивно и потому по большей части говорил искренне. Да, в его словах присутствовали мелкие хитрости, но они были настолько незначительны, что не знающему Андрея человеку невозможно было их заметить.

– Что за смысл… – начал было сектант и запнулся, но сразу продолжил. – Зачем мне что‑то говорить?

– Зачем? Хм… То есть, тебе нужна мотивация? – Андрей на пару секунд задумался. – С моей точки зрения – как минимум, чтобы попытаться привлечь противника на свою сторону, тем самым сохранив себе жизнь.

На лице сектанта появилась презрительная ухмылка, он опустил лицо и чуть заметно покачал головой.

– Я не дурак. И знаю, что уже труп.

Да, действительно, Андрей сделал слишком наивный ход, но ничего – ошибки позволяют учиться.

– Тяжёлый ты человек, – покачал головой Андрей. – Я говорил с тобой искренне. Меня правда интересуют ответы на заданные вопросы, но если ты не хочешь говорить… Как хочешь. Странно, что ты служишь «Пути просвещения» и не желаешь принести это самое просвещение другим.

Он выпрямился не без радости: от долгого сидения на корточках ноги изрядно затекли. Отвернувшись от сектанта, Андрей посмотрел на своих товарищей, вероятно, собираясь им что‑то сказать.

– Хорошо. Скажу пару слов, – донеслось до него.

Андрей снова обернулся и смерил собеседника взглядом.

– Но не потому, что верю, будто ты меня не убьёшь, – добавил сектант.

– Тогда почему?

Пленник помолчал немного, собираясь с мыслями.

– Ты прав – «Путь просвещения» не просто так имеет такое название. В моём лице ты получишь шанс обратиться к свету.

Косарь с Толей прыснули, а Игорь улыбнулся. Андрей воспринял слова сектанта со скепсисом, и только Лёша остался невозмутим.

– Отлично. Тогда начни с вашей веры, – предложил Андрей.

Он осмотрелся в поисках стула, разумеется, ничего не нашёл, поэтому просто отошёл немного назад и упёрся спиной в стену.

– Это бесполезно. Вряд ли кто‑то из вас способен постигнуть её суть, – отказался сектант. – Но я могу ответить на другие вопросы.

Пленник говорил так, будто делал Андрею одолжение. Он смотрел на собеседника с выражением превосходства, совершенно не соответствующим положению, в котором он находился.

– Например?

– Задавай, какие хочешь. Отвечу, на что смогу.

Андрей нахмурился на мгновение, а затем быстро выдал первое, что его интересовало.

– Вирус, который отбросил человечество на десятки, если не сотни лет назад – его выпустил в мир «Путь просвещения»?

Пленник задумался и отвёл взгляд, но только на пару секунд.

– Да, – спокойно ответил он.

– Зачем?

Это был важнейший для Андрея вопрос, краеугольный камень всего происходящего: какова мотивация такого чудовищного поступка? Ради чего вообще можно вынести и привести в исполнение смертный приговор всему человечеству? И ответ прозвучал.

– Человечество стремительно двигалось к упадку.

Это было всё, что сказал сектант. Черенко что‑то неразборчиво пробормотал, остальные сохраняли спокойствие. Все, кроме Косаря.

– Прям как в лужу пёрднул. Что это за ответ? Ты можешь нормально объяснить? – спросил он.

Сектант прикрыл глаза и задрал подбородок. Бог его знает зачем: то ли он так собирался с мыслями, то ли выражал свое презрение к окружающим. В любом случае вскоре он ответил.

– Когда‑то давно, ещё до эпидемии, у моих друзей была собака, самец той‑терьера, – как‑то очень уж издалека начал он. – Это был странный пёс. Он метил деревья, становясь на передние лапы, и мочился вниз головой – так он ставил метку выше своего роста и завышал собственные габариты перед другими собаками. Но ведь это был всего лишь той‑терьер – даже так он не мог выиграть многого, но всё равно упрямо делал это, стараясь хоть чуть‑чуть подняться в иерархии. Я каждый раз вспоминал об этом, когда видел людей, одетых в бренды, с дорогими телефонами и прочим барахлом. Особенно забавными они выглядели, когда я знал, что все их побрякушки куплены в кредит, и теперь эти ничтожества горбатятся, чтобы вернуть одолженное. Ирония в том, что они не могли это вернуть, ведь через полгода требовалась уже новая модная фигня, а через год – новый телефон или машина, поэтому всё продолжалось и продолжалось без конца. И всё это в то время, когда человек мог бы осваивать космос, развиваться, а человечество в целом – прогрессировать и эволюционировать. Вместо эволюции оно выбрало деградацию, вместо развития – пиво, тупые сериалы и бессмысленные развлечения. Это ли не упадок? Скажи?

– Дерьмо какое‑то, – высказался Толя.

– Толя, пожалуйста, помолчи, – строго попросил его Андрей и снова повернулся к сектанту. – Знаешь, это, возможно, и аргумент, но не все ведь жили так, как ты описал.

– Может, и не все, но очень многие. Культура потребления агрессивно насаждалась и всячески поощрялась. Интеллект и развитие – наоборот.

– И что? Это было настолько ужасно, что необходимо было устраивать геноцид?

– Иначе никак. Процесс стал необратимым. Деньги делали деньги, богатые становились богаче, бедные не могли им соответствовать, но изо всех сил пытались выглядеть и жить, как богачи, забывая о настоящем смысле жизни. С этим нельзя было ничего поделать. Только сжечь.

Некоторое время Андрей молча смотрел на сектанта пустым взглядом, переваривая услышанное. «Только сжечь». Но ведь так они «сожгли» и множество людей, которые не подпадали под ту категорию, которую так презирал этот сектант.

– Вот как. Значит, эволюция происходит вот так… Знаешь, я пытаюсь сейчас тебя понять, но не могу. Не знаю, что в последние десять лет делал ты, но я, например, как и мой брат, как миллионы других детей, был лишен самой возможности выбрать свой путь. Вместо этого я попал в категорию счастливчиков… или неудачников – это в зависимости с какой стороны посмотреть – которым удалось не умереть во время эпидемии, а попасть в куда худшие условия и остаться самим по себе в схватке с жестокостью, выплеснувшейся из озверевших людей. Это, что ли, твоя эволюция, м? Ответь?

– Нельзя очистить лес, срубая одно дерево в день, – уверенно ответил сектант. – Систему невозможно изменить – её можно только разрушить и построить заново другую. Чтобы сделать это, нам пришлось избавиться от балласта. Хоть метод и был жесток, но другого не существует. В любом случае сильнейшие, как всегда, выжили, и тебе повезло – ты попал в их число.

Андрей с трудом сдержался, чтобы не зарычать от злости. Цинизм и спокойствие сектанта поразили его. Игорь смотрел на пленника ошеломлённо и даже если хотел что‑то сказать, то не мог. Лицо Косаря озаряла чуть заметная, жестокая ухмылка человека, который уже знал, что кровавая баня сидящему перед ним пособнику геноцида гарантирована. Выражение лица Корнеева, как и всегда, было бесстрастным. Только Черенко сжимал и разжимал кулаки, яростно сверкая глазами, но Андрей научился сдерживать охотника одним лишь только взглядом. Впрочем, его взгляд тоже был таким, что даже Толя понимал – скоро ему разрешат сделать всё, что он захочет.