– Но дурак целеустремлённый, согласись, – слегка улыбнувшись, ответил ему Андрей.

Братья вернулись вместе, договорившись никому не рассказывать о своём разговоре и о том, что случилось. Лица у обоих были спокойными, разве что у Игоря оно немного опухло.

Никто так и не узнал, что произошло и о чём они разговаривали.

Руми как раз перевязывала одного из бойцов Буреева, коренастого мужчину лет тридцати пяти, с сильно выраженными надбровными дугами, из‑за чего он немного напоминал обезьяну. На лице у него даже через щетину выделялись несколько хорошо заметных шрамов, да и нос был слегка кривоват – явно последствия драк, которые он, видимо, любил. Этот мужчина уже однажды пытался подкатывать к Руми и в этот раз предпринял очередную попытку. Андрей как раз проходил мимо, но, заметив эту сцену и услышав разговор, почему‑то остановился так, чтобы быть как можно дальше, но всё слышать, и стал прислушиваться.

– Скажи, а чего ты пришла, м? – игриво подначивал Руми боец.

– Перевязать тебя нормально, – сухо отрезала девушка, поглощенная своим делом.

– Не‑не, почему именно ко мне? Признайся – я тебе нравлюсь, да?

Его товарищи посмеивались, слушая этот разговор.

– Бред.

– Чего ж тогда? – не сдавался он. – Зачем предложила помочь?

– Потому что мне нужна практика в обработке ран и перевязке, – абсолютно спокойно объяснила Руми, ловко наматывая бинт на раненое плечо.

Она закончила перевязку и отложила в сторону тоненький моточек бинта. В этот момент боец протянул здоровую руку, пытаясь приобнять Руми и притянуть её к себе. Девушка выкрутилась резким и грациозным движением, словно кошка, и, мгновенно выхватив нож, направила его на бойца. Это не было актом агрессии или угрозой, но предупреждением.

Его товарищи перестали хихикать.

– Воу! Полегче, девочка! Чёрт возьми… – боец тут же убрал руку и посмотрел на Руми с опаской. – Да ты дикая кошка какая‑то. Дура.

Видя, как обострилась ситуация, Андрей решил вмешаться. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы Руми кто‑то обидел.

– У тебя всё нормально?

Голос прозвучал мягко, но в то же время в нём была и угроза, направленная в сторону мужчины. Андрей остановился возле девушки, но его колючий взгляд был направлен на бойца Буреева.

– Да, всё в порядке, – тихо ответила Руми, пряча нож.

Она подняла глаза и посмотрела на командира своим осторожным взглядом.

– Вот и хорошо. Как тебя зовут? – строго обратился к бойцу Андрей.

– Илья, – нехотя ответил тот, с вызовом глядя Андрею в глаза.

– Фамилия, – ещё более жёстким тоном потребовал Андрей.

– Вяткевич, – теперь в его тоне прорезалась дерзость.

В Андрее забурлила злость. Этот наглец не только оскорбил Руми, но ещё и своим небрежным поведением и тоном бросал вызов ему – командиру.

– Слушай сюда, Илья Вяткевич, – стальным голосом продолжил Андрей. – Если ещё раз…

– Да мне похрен, – нагло перебил его боец. – Это в бою я могу твои приказы выполнять, лейтенант. И то мы ещё посмотрим, кто тут будет командовать. А мои тёрки с другими бойцами тебя вообще не касаются, понял?

Это было уже нечто большее, чем дерзость, и даже не вызов – это было фактически объявление войны. Первым порывом стало врезать этому ублюдку прямо сейчас. Втоптать его в землю, уничтожить в назидание остальным. Но Андрей быстро преодолел это желание – он разговаривал на тему дисциплины и субординации с Родионовым и немного с полковником, и знал, что так поступать можно, но нежелательно. По крайней мере, не так сразу и не в такой ситуации. Наверное, не в такой. Но что тогда делать?

– Руми, разыщи и приведи сюда сержанта Буреева. Пожалуйста.

Вяткевич поднялся с земли и стоял напротив Андрея, сверля его презрительным взглядом, как бы говоря: «И что дальше? Что ты теперь собрался делать?». Он явно был уверен, что Буреев станет на его сторону и предвкушал, как этот командир‑молокосос сейчас ещё больше опозорится.

Вскоре появился Буреев с парой своих бойцов. Сержант моментально сориентировался в ситуации и на его лице появилась еле заметная ухмылка. Увидев это, Андрей немного поколебался, но не подал виду. Будь что будет.

– Звал, лейтенант? Что‑то случилось? – вполне миролюбиво сказал Буреев, чем немного снял напряжение с Андрея.

– Да. Случилось. Твой боец позволяет себе оскорбления в адрес командира, неподчинение и нарушение субординации.

Сержант слушал внимательно, но на его лице по мере того, как Андрей говорил, проявлялось выражение сомнений, даже недоверия.

– Не может быть. Это правда? – спросил он Вяткевича.

– Конечно, нет, – ответил тот, ухмыляясь. – Ни одного приказа я не нарушил и даже слова грубого никому не сказал, вот, мужики подтвердят. Не понимаю, почему товарищ лейтенант говорит такое.

Буреев хмыкнул и посмотрел на Андрея с выражением лёгкого упрёка и издёвки. Андрей осмотрелся в поисках Руми, но девушка почему‑то не вернулась вместе с Буреевым.

– Я не понимаю, что должен делать, товарищ лейтенант. И зачем я вообще здесь?

Внутри у Андрея всё кипело, но он прилагал максимум усилий, чтобы удержать свой гнев. Это было очень непросто, но пока что ему это удавалось.

– Ладно, – в крайней степени раздражённо сказал он. – Хорошо. В этот раз ваша взяла. Но раз уж здесь сержант, то я повторю ещё раз то, что ты не дал мне сказать, рядовой Вяткевич.

Вяткевич вскинул подбородок и, чуть заметно ухмыляясь, уставился на Андрея. Андрей старался игнорировать его поведение.

– Я предупреждаю тебя при твоём командире. Тебя, и всех бойцов в подразделении. Надеюсь, сержант, ты передашь мои слова тем, кого тут сейчас нет. И сделаешь так, чтобы до всех дошло.

– Разумеется, товарищ лейтенант, – сержант энергично кивнул, чем вызвал смешок у своих подопечных.

Романов подумал, что вынужден принять это отношение – он просто не знал, что ещё он может сейчас сделать. Устроить показательную порку Вяткевичу? Или Бурееву? Или всему его отделению сразу? Этим он только спровоцирует всеобщую неприязнь, а возможно и открытый силовой конфликт.

– Итак. У нас во взводе есть две женщины – Катя и Руми. Это хорошие, проверенные бойцы, которое через многое прошли вместе с нами и которых мы ценим и уважаем. И никто из нас, ни я, ни остальные – не потерпим неуважительного отношения к ним, распускания рук или пошлых шуточек и намёков. Если ещё хоть раз я услышу от кого‑то что‑то подобное, или увижу, или кто‑то мне донесёт – последствия будут очень жёсткими и хреновыми для виновных.

Андрей сделал паузу и окинул всех хмурым, злым взглядом.

Буреев, вероятно, хотел что‑то сказать, какое‑то очередное завуалированное унижение, но в этот момент из‑за дерева в десятке шагов от них медленно вышел Корнеев. Он вышел так тихо, что Андрей, стоявший к нему спиной, его не услышал, а вот Буреев и его бойцы видели его и благоразумно умерили свой пыл.

Корнеева все опасались и не зря. Пообщавшись с другими бойцами взвода, люди Буреева уже знали, что главными столпами дисциплины в «Анархистах» были Толя Черенко и некто Сева, которых больше нет. За всё время существования «Анархистов» именно эти двое давлением, угрозами или прямым физическим воздействием поддерживали в подразделении порядок, старясь делать это так, чтобы Андрей не видел, но сейчас никого из них здесь нет и по большому счёту некому помочь Андрею. Теоретически, это мог бы быть Бодягин, но он не сильно рвался конфликтовать с половиной взвода. Корнеев же, известный своими навыками, был для них неизвестной переменной, тёмной лошадкой, которая не всегда проявлялась. Лёша почти никогда не встревал в подобные разборки, чаще всего либо отсутствуя, либо игнорируя их, и никто толком не мог понять, что у него на уме и почему он так поступает. Но таким поведением и таинственностью он создавал сильное давление на потенциальных смутьянов.

Сейчас Лёша был тут, и, похоже, слышал их разговор. Раз он решил показаться, то, видимо, хочет поддержать одну из сторон, и почему‑то Буреев был уверен, что не его.