Вскоре выяснилась и причина беспорядка – ночью на город было совершено нападение. Погибло двенадцать бойцов гильдии, ещё семеро получили ранения разной степени тяжести, но при этом никого из нападавших подстрелить не удалось. Более того, не смогли их даже обнаружить. Соответственно, разнилась и оценка произошедшего. Некоторые утверждали, что нападавших было всего двое, остальные нервно смеялись в ответ, и сообщали, что их было куда больше, минимум целый взвод. Это напомнило Андрею одну историю, участником которой он был в Ольховке. Там тоже какой‑то псих натворил дел, и никто не верил, что на такое мог решиться всего лишь один человек. Впрочем, возможно, их действительно было больше.
Косаря солдаты гильдии узнали сразу на входе в город и, игнорируя слабые аргументы Андрея, очень настойчиво потребовали его отпустить. Андрей устал и не особо упорствовал. Видя нервозность торговцев, он лично освободил ехидно ухмыляющегося Косаря, и велел вернуть ему уцелевшее снаряжение.
Эта ситуация тоже напомнила ему случай в Ольховке, когда почти так же безапелляционно у них отхапали Ильченко. И вновь Андрей задумался, не лгал ли ему Косарь. Помнится, Ильченко говорил, что за раскрытие секретной информации в «Рассвете» ставят к стенке, а Косарь больше всего был похож как раз на того, кто к ней и приставляет. А затем спускает курок. В таком случае кому как не ему знать, что такие секреты лучше хранить как можно тщательнее?
Можно было бы, конечно, не отдавать ему ничего, но оружие Косаря было слишком специфическим, чтобы оставлять его себе. Получив и проверив снаряжение, Косарь преобразился. Вновь вернулись его немного надменное отношение к окружающим и нагловатая ухмылочка, которую «анархисты» уже видели. И снова нотки сарказма и откровенного вызова проявились в его речах.
– Ну что, красавчики, спасибо за доставку, – самодовольно улыбаясь, благодарил он. – И за заботу, за нежное и трепетное обращение. Вы такие милашки. Так бы и расцеловал вас всех, да стыдно при людях.
Один из бойцов гильдии прыснул, остальные глупо улыбались.
– Вертел я тебя, понял? Вали уже, клоун, да не попадайся мне больше, – не сдержался Толик.
– Ну, бывайте. Может, свидимся ещё, – Косарь помахал рукой и послал Толе воздушный поцелуй.
Окинув группу беглым взглядом на прощание, он на секунду задержал его на Андрее.
Романов пребывал в подавленном состоянии и не особо наблюдал за Косарём. Ему было уже всё равно. Он смертельно устал от всего: от боёв, от потерь, от неудач и даже от людей. Хотелось побыть одному, просто полежать в чистой кровати под одеялом, отгородившись от всего мира тёплой тканью. Да только где всё это взять?
Последние события стали для него испытанием, которое почти сломило его. Он завёл отряд в западню, допустил гибель Вурца, да и Черенко с Корнеевым тоже чуть не погибли. Они потеряли почти всё оружие, а потом и транспорт, растратили зря бесценные ресурсы ради спасения человека, в котором он ошибся. К тому же они провалили задание, а вдобавок застряли глубоко на чужой территории. Наверное, впервые за то время, что он командует отрядом, он подвёл всех – и своих бойцов, и командование. И даже себя. Впервые с момента первой встречи с Грониным он был по‑настоящему растерян, даже беспомощен, и не знал, что делать дальше. Потеряв все зацепки в поисках отца, а теперь ещё и в поисках информации по эпидемии, потеряв друга и растратив весь запас сил, Андрей чувствовал себя словно игрушка, у которой закончился завод.
Последним гвоздем была реакция на просьбу Андрея о выделении транспорта полковника Соловца – коменданта Лозовой и командира расположившихся здесь торговцев. Он был краток и прямолинеен до неприличия. Даже не ответив на приветствие, прослушав лишь вступление, он махнул рукой и зло выпалил: «Идите на. уй». Никаких просьб или протестов никто слушать не стал, и Андрея чуть ли не вытолкали из здания.
Он вышел из штаба, передал своим бойцам ответ полковника, грузно уселся у стены и, прислонившись затылком к холодным кирпичам, закрыл глаза. Можно было подумать, что он не хотел видеть растерянных лиц своих товарищей, но на деле ему было попросту всё равно. Любой человек имеет предел, и Андрей только что достиг своего, после чего дал волю эмоциям, вернее, пустоте внутри себя. Позволил ей себя поглотить.
Его слова имели эффект разорвавшейся бомбы и повергли всех в уныние. Никак не отреагировал только Корнеев, да по лицу вечно угрюмого Воробьева трудно было определить, что он там себе думает. Даже Руми в этот раз выглядела растерянной, переводя взгляд со спокойного Корнеева на чересчур спокойного Андрея.
Первым, к кому вернулся дар речи, оказался Толик. Злобно нахмурив брови и шумно вдохнув воздух, он решительно заявил, что сейчас пойдёт и всё разъяснит этому ублюдку Соловцу. Он уже почти вошёл в здание, и Корнеев даже сдвинулся с места, намереваясь его остановить, но его опередили Сева с Кириллом.
Толя вырывался и матерился, но его крепко держали и таки сумели оторвать от крыльца. После этого отряд на время превратился в пчелиный улей, и пока не случилось очередного помешательства, Корнеев решил взять дело в свои руки. В отряде по инициативе Андрея давно было установлено правило, что при отсутствии командира все ориентируются на указания Корнеева. Лёша старался всячески избегать подобных ситуаций, но сейчас, видя, что Андрей совсем расклеился, он понял, что обязан что‑то сделать.
Он не осуждал парня – это был не первый случай психологического опустошения, который он наблюдал в своей жизни. Романов и так держался молодцом гораздо дольше, чем изначально предполагал Лёша. Андрей был молод и из‑за этого имел немало недостатков: отсутствие опыта, излишняя эмоциональность, идеализм и ряд других. Но при этом он обладал и нужными для командира качествами: волей, характером, умением трезво мыслить, а главное – желанием учиться. Да, некоторые из этих качеств проявлялись не всегда или не во всех ситуациях, но это со временем исправится. Однако в его случае, как и для любого человека, было лишь вопросом времени, когда его силы иссякнут или произойдет что‑то, что сможет подрубить источник его энергии.
– Отставить балаган! – резко скомандовал Корнеев.
Бойцы умолкли, но скорее от неожиданности.
– Всем проверить снаряжение, посчитать боеприпасы и запасы провизии – по возвращению мне нужен точный доклад. Ответственный за исполнение – Воробьёв.
Четкий голос Корнеева на большинство подействовал отрезвляюще. Но не на всех.
– А чего это ты раскомандовался? – раздраженно спросил Толя, повернувшись к нему.
Его злость на Косаря, Соловца, своё ранение и ещё неведомо на что внезапно получила новую возможность выплеснуться наружу, но Корнеев был неудачным выбором.
– Потому что командиру нужен отдых, а вам нужно успокоиться, – Корнеев сделал два шага навстречу Черенко, пристально глядя ему в глаза. – Есть какие‑то возражения?
Толик буравил Корнеева хмурым взглядом. Правое веко у него подёргивалось, он то и дело сжимал и разжимал кулаки. Севе с Кириллом снова показалось, что Толика сейчас придётся удерживать от глупых и необдуманных действий, но и у самого Толи в памяти всплыли детали его последней стычки с Корнеевым. Подумав немного, он сумел обуздать себя и лишь бросил короткое:
– Да пофиг.
– Разумное решение, – похвалил его Лёша и добавил уже для всех. – А теперь – за дело!
Сказав это, он направился к крыльцу и вошел в штаб.
Лёша не удивлялся, что люди так себя повели. Они выполняли задание, их вёл командир, которому они доверяют, у них было всё необходимое: транспорт, снаряжение, запасы, и все они были уверены в том, что вернутся домой. Но за последние несколько суток они потеряли слишком многое, а теперь и командир явно был на грани срыва. Нет ничего удивительного, что все нервничали, находясь за тысячу километров от дома и имея призрачную возможность вернуться. Так что Корнеев нашёл довольно удачный способ сбить всеобщую панику – заставил людей что‑то делать, вместо того чтобы впустую трепаться.