Вероятно, ему хотелось бы попросить командира отпустить его искать отца, да вот только толку от этого никакого не будет. Никто не мог сказать, где сейчас находятся Корнеев и Толя Черенко, поэтому всё, что можно было для них сделать – это ждать.

Андрей снова принялся ковырять ножом в банке с тушенкой, собирая остатки сладковатого мяса.

– Нужно что‑то делать. Мы сильно рискуем, сидя здесь, – всё‑таки решился Игорь.

– Это не обсуждается, – твёрдо отрезал Андрей.

Этот разговор уже несколько раз затевался ранее, и каждый прекрасно знал, о чём речь.

– А если они не вернутся? Мы сидим здесь уже четыре часа – за это время они могли бы дважды добраться сюда или хотя бы выйти на связь.

– Ты слышал взрывы? Слышал. А погоню видел? Нет. Это потому, что они справились и теперь идут сюда. А связь… могли потерять в бою, могла поломаться… Мало ли что.

Игорь притих, но лишь на несколько секунд, после которых он снова ринулся в атаку.

– Андрей, включи уже голову – Вурц плох, – продолжил настаивать он. – Если мы срочно что‑то не предпримем – он умрёт. И твой, как ты полагаешь, «рассветовец», кстати, тоже.

– Мой «рассветовец»? – внезапно вскипел Андрей. – Мой?! Он – наш единственный шанс что‑то узнать! Я прошёл плен «Нового порядка», большая часть из нас побывала в подземной лаборатории, находясь в которой не просто стынет кровь в жилах, а хочется застрелиться на месте от страха, мы побывали под кошмарным обстрелом, который выкосил отряд отборного спецназа «рассвета» или кто они там такие. Мы хлебнули горя, но так ничего и не узнали. По‑твоему всё это было зря?

– Если они оба умрут, то да – всё было зря, – незамедлительно ответил Игорь. – «Рассветовец» умрёт, ничего не сказав, а Вурц – Вурц умрёт вообще ни за что.

Андрей со злостью сжал жестяную банку. Она плохо поддавалась, и он размахнулся, собираясь с силой швырнуть её о стену, но, вовремя спохватившись, положил на пол и резким нервным движением отодвинул подальше от себя.

– Что ты предлагаешь? – злым голосом спросил он Игоря.

– Искать ближайшую деревню, где есть врач и медикаменты…

– Чтобы нам там выпустили кишки? – перебил брата Андрей.

– Если нормально заплатим – никто ничего нам не выпустит, – парировал Игорь. – Договоримся.

Андрей задумался. Нельзя было сказать, что Игорь не прав, но и оставлять своих друзей, которые спасли им всем жизни, он тоже не хотел. В голове боролись два утверждения: «мы своих не бросаем» и «нельзя рисковать всеми ради двоих».

В дом вошёл Кирилл. Взглянув на него, Андрей понял, что нужно делать.

– Значит так, собирайтесь, садитесь в машину, и езжайте на юг, вот сюда, – Андрей указал Игорю место на карте. – Если не ошибаюсь – это ближайшее поселение, быть может, вам там помогут. Но будьте осторожны и без разведки на рожон не лезьте. Воробьёв за главного.

– Не понял… – растерялся Игорь.

– Я останусь здесь и дождусь наших ребят. Затем свяжусь с вами, и вы пришлёте за нами машину.

Игорь покачал головой, с упрёком глядя на брата. Такая перспектива его совсем не радовала. Переговорщик из Воробьева был никакой, соответственно договариваться придется кому‑то другому, возможно, даже самому Игорю, а брать на себя ответственность ему хотелось меньше всего – гораздо проще, когда вместо тебя проблемы решает кто‑то другой.

– Нет, так нельзя, – не согласился он. – Ты командир, только ты можешь вести переговоры и решать чем мы можем пожертвовать или на какие уступки идти. Ты не должен бросать свой отряд!

– Вот именно! Я не брошу своих бойцов, поэтому давай, выполняй приказ!

Игорь озадаченно смотрел на брата, Карданов тоже не без интереса наблюдал за их спором.

– Я останусь, командир, – внезапно подал голос Кирилл.

Оба брата взглянули на парня.

– Я останусь, – повторил он. – Мы не должны рисковать всеми ради двоих.

Андрей некоторое время смотрел на Кирилла, обдумывая, как мог молодой Черенко выразить слово в слово его собственную мысль. Возможно, это был знак.

– Хорошо, – согласился он.

Окончательная точка была поставлена, когда в дом, пошатываясь от усталости, вошёл Воробьёв. Вид у него был ужасный: руки чуть ли не по локоть испачканы в крови, лицо осунулось, потухший, блуждающий взгляд медленно обвёл помещение, ненадолго останавливаясь на каждом из присутствующих. По лицу катились капли, которые сначала показались Андрею каплями дождя, но, заметив мокрый блеск в глазах Сергея, он понял, что это слёзы.

– Что случилось? – Игорь, словно ужаленный, первым вскочил с места и бросился к Воробьёву.

Позади, там, где находились раненые, послышался негромкий всхлип Кати, и Воробьев на миг запнулся, но затем всё же ответил.

– Всё, – еле выдавил Сергей. – Он умер.

Толя с Алексеем вернулись спустя всего лишь полчаса после отбытия отряда. Толя хромал, опираясь на длинный шест, но не позволял Корнееву себе помочь. Увидев это, Кирилл бросился к отцу, но и его Толя оттолкнул и, матерясь, проковылял в развалины, где со сдержанным стоном опустился на пол у стены. Корнеев присел неподалёку. Быстро обменялись короткими фразами. Толик рассказал, что они всё сделали, как надо, Кирилл сообщил куда подевался остальной отряд, а затем все умолкли. По выражению лица Кирилла Лёша очень скоро догадался, что произошло. Толя был не столь проницателен.

Когда Кирилл, наконец, рассказал, оба стоически и молча выслушали известие о смерти Вурца, что неприятно удивило Кирилла, но он не решился высказаться об этом. Он не знал, что для Корнеева такое известие, во‑первых, не стало неожиданностью, а во‑вторых, он похоронил уже стольких погибших друзей, что смерть ещё одного никак не могла его потрясти: не будоражила, не вгоняла в тоску, не вызывала оцепенения от осознания того, что Вурца он уже никогда не увидит. То есть, с ним не происходило ровным счётом ничего из того, что происходило в это время с Кириллом.

А вот внешнее равнодушие отца, которое так не понравилось Кириллу, было вызвано исключительно его смертельной усталостью.

Затем Кирилл проводил их к свежему холмику в саду. На холмике лежал шлем – здесь, в поросшем бурьяном и густым кустарником саду, в тени старых яблонь нашёл своё последнее пристанище Вурц. Толя сразу же присел рядом с холмиком, прислонился спиной к яблоне и прикрыл глаза, вызывая в памяти образ Вурца. Ему хотелось навсегда запечатлеть его, чтобы как можно дольше помнить как выглядел их товарищ весельчак. Но он знал, что как бы ни старался, а очень скоро образ потускнеет, а затем постепенно, деталь за деталью полностью сотрётся, оставив в памяти лишь смутные очертания. И ничего с этим не поделать.

Дождь по‑прежнему медленно накапывал, будто оплакивая их погибшего друга, и у Толи навернулась скупая слеза.

«Почему умирают молодые? Те, кто должен отстраивать разваленный мир и давшую огромную трещину цивилизацию?», – размышлял он и тут же в голову пришёл внезапный ответ: «Потому что они как раз таки этим и занимаются. А эта работа без жертв не делается. Жертвы – её топливо».

А затем в голове стрелой пронеслась мысль о том, что и его Кирилл может стать такой же жертвой на алтаре будущего… В сердце болезненно резануло.

«Вертел я такие расклады… Но, если такое случится, то пусть уж лучше после того, как я сам сдохну. Всё что угодно, только бы не видеть, как умирает мой сын, не знать об этом. Хватит с меня, я уже хлебнул этого дерьма…», – с горечью признался он себе.

Толя с удивлением отметил, что хоть ему и больно было думать о таком, но у него больше не было ни страха за Кирилла, ни желания оградить его от риска. Всё это было поначалу, но потом, когда он увидел, как рискуют собой ради общего дела Андрей и остальные, когда осознал и принял ради чего они всё это делают, его взгляды изменились. Повлияли на них и попытки Андрея расследовать причины эпидемии. В это дело Андрей посвятил немногих, но Толя был одним из них и горячо поддерживал парня в его стремлении. Он понимал, что затея граничит с невозможным, что даже если им удастся получить информацию – её, будет тяжело проверить, она может оказаться выдумкой, но всё равно его интересовал этот вопрос.