С Есенией они проводили вместе почти весь день, и он понимал, что с каждым разом ему все больше и больше хочется остаться с ней навсегда. Ее добрый нрав и любознательность были ему близки, а вдобавок ко всему она так красива… Наверное, Есения еще и сама не понимала, насколько она прекрасна. Какие у нее блестящие рыжие волосы, заплетенные в тугую косу, тонкая белая шейка и удивительные зеленые глаза. А губы… От одной мысли, что он может прикоснуться к ее манящим устам, у Деяна кружилась голова. Вот бы хоть раз поцеловать их…

— Ну так что, ты пойдешь? — спросила Есения, и Деян понял, что не слышал, о чем она говорила до этого. Так был увлечен своими мечтами.

Они сидели на лавке у печи и вместе лущили горох, разговаривая, как обычно обо всем на свете, но в какой-то момент Деян отвлекся.

— Куда? — спросил он.

— Как куда? На празднование Ивана Купалы! Там будет весело, вот увидишь!

— Нет-нет, я не могу…

— Почему?

Он тяжело вздохнул и покачал головой:

— Я же говорил тебе об этом, Есенюшка. Мне скоро придется уйти, я не могу оставаться у вас долго.

— Но ты и не ответил мне, почему. Все эти отговорки про то, что ты “должен”, это твоя “сущность”, меня не устраивают! — твердо заявила она. — Скажи честно, у тебя есть невеста? Ты к ней должен уйти?

Эта версия была единственной, которая крутилась в голове у Есении последние дни. И хотя она всячески старалась гнать ее от себя, нет-нет, ревность предательски колола душу.

— Что? Нет у меня никакой невесты, о чем ты? Я только о тебе думаю. Ты самая прекрасная девушка, кого я когда-либо встречал, лучше тебя нету в целом свете, Есенюшка!

Деян убрал на пол ведро с горохом, которое разделяло их, и взял Есению за руки, понимая, что совершает непоправимую ошибку. Он не должен признаваться ей в чувствах, ведь когда ему придется уйти, им обоим будет больно! Последние дни он то и делал, что уговаривал себя остаться ещё немного, хотя знал, что полностью окреп, а полнолуние уже близится… Однако Деян неожиданно понял, что сбился со счета дней и не помнит, когда он должен будет превратиться в волка. Через два дня? Или три?

Он заметил, что у Есении из косы выбилась прядь, и не сумел удержаться, чтобы заправить ее за ушко. Его пальцы коснулись нежной кожи, и вдруг Есения сжала рукой его ладонь и поднесла к своей щеке. Сердце от этого забилось сильней, а все внутренности будто обожгло огнем.

— Есенюшка, милая моя… — прошептал Деян, понимая, что больше не в силах сдерживать свое желание коснуться поцелуем ее прекрасных розовых губ.

— Пожалуйста, не уходи, — попросила она его. — Останься со мной…

Если бы Деян сейчас был волком, то завыл бы на Луну. Он ведь и сам хотел этого не меньше Есении! Остаться, жить нормальной жизнью и забыть о вечных странствиях… Как бы ему хотелось рассказать ей обо всем, поделиться своей тяжкой ношей! Но у него ещё есть время. Вроде бы есть. Во всяком случае, до Ивана Купалы он мог продержаться.

— Хорошо, я останусь на Купальскую ночь, но потом мне придется на какое-то время покинуть тебя, — наконец, сказал он. — Я очень не хочу этого, но я вынужден…

Вместо ответа Есения стремительно прижалась головой к его груди.

— Обещай, что потом снова вернешься ко мне, — прошептала она.

— Обещаю, — сдался он.

В деревне Есении праздник Ивана Купалы проводили на берегу реки, где обычно собирались все местные жители: от маленьких ребятишек до дряхлых стариков. Девицы плели венки и гадали на суженого, водили хороводы, молодцы пели песни, а повсюду горели костры. В середине одного из них, самого большого, стояло горящее на шесте колесо — символ Солнца. Обычно погруженный в тишину берег реки в Купальскую ночь был окутан звуками песен и веселого смеха.

Белава, Святомир, Есения и Деян пришли на праздник к самому его разгару. Девушки нарядились в красивые сарафаны с красным орнаментом, а парни надели белые кафтаны. У Деяна, конечно, не было своего, вся его одежда состояла из простых штанов и рваной рубахи, но Святомир пришел ему на выручку. Правда, его кафтан был Деяну велик, однако Есения быстро нашла выход и принесла красный тканый пояс, которым он и подпоясался.

— Ох, как весело! — захлопала в ладоши Белава, глядя на праздник. — Идемте же скорее петь и веселиться!

Она, как птичка, упорхнула к хороводу, а Святомир сказал, что пойдет сперва собирать иван-да-марью.

— По поверьям, если сорвать это растение именно в Купальскую ночь и разложить в доме, то в него никогда не проберутся воры, — с важным видом сказал он. — Вы идите с Белавой, а я потом вас найду.

— Ну что, ты готов? — спросила Есения, глядя на своего любимого, когда Святомир ушел.

Деян смотрел на веселящихся людей, среди которых, как он стал считать после обращения в волка, ему не место. Ведь он другой, не такой, как они… Однако по его подсчетам полнолуние должно быть завтра, поэтому у него есть последняя ночь, которую он хотел провести со своей милой Есенией. И почему бы не повеселиться? Что плохого может случиться?

— Готов, — решительно ответил он и взял ее за руку.

Они присоединились к гуляниям, и Деян впервые за последнее время ощутил, каково это — быть среди людей. Быть частью чего-то большого. Особенно, когда они с Есенией и Белавой встали в хоровод с другими парнями и девушками, Деян почувствовал невероятный прилив счастья. Оказалось, что память его сохранила слова купальских песен, которые он пел вместе со всеми.

Купала, Купала,

Где ты летовала?

Летовала я в лесочке

Под ракитовым кусточком,

Под березовым листочком.

Купала, Купала,

Где ты зимовала?

Зимовала на лужочке

Под беленьким снежочком.

А когда солнце скрылось за горизонтом, было объявлено о начале прыжков через костер. Есения с Деяном без всяких сомнений прыгали вместе со всеми так высоко, как только могли, и ни разу руки их не разомкнулись. Белава уверенно заявила, что это к скорой свадьбе.

— Ох, как же хорошо! Как весело! — заливисто смеялась Есения, когда они с Деяном, устав от прыжков, сели под деревом вдали от шумной толпы.

— Очень! — улыбнулся Деян и провел большим пальцем по ее лицу.

От его прикосновений у Есении все внутри задрожало, и она прильнула к Деяну и сама накрыла его губы своими. Ей хотелось, чтобы ночь эта никогда не заканчивалась, и они всегда были вместе, чтобы стали одним целым…

Неожиданно Деян отстранился от нее, и во взгляде его читался страх и ужас.

— Что такое? Что с тобой, милый мой Деян?

Есения взяла его за руку, но он неожиданно отскочил от нее и попятился в темноту леса.

— Я… Мне… мне нужно уйти… — пробормотал он.

— Куда ты? — вскочила за ним Есения.

— Не ходи за мной! Не ходи! — его голос стал злым и грубым.

— Но почему? Деян, я… — начала Есения, но вдруг он сорвался с места и скрылся в лесной чаще.

На траву падал мягкий лунный свет, где-то вдалеке слышались купальские песни и звонкий девичий смех, а Есения изо всех сил звала любимого, но он не отзывался. В бессилии она подняла голову к небу, взывая к помощи Берегини, но на нее смотрел лишь яркий диск Луны, сверкающий на безоблачном небе, и вдруг… Полная Луна, странствия, слова о том, что ему скоро придется уйти, и он не может остаться с ней — неожиданно все это сложилось у Есении в единую картинку. Она вспомнила бабушкины сказки, и поняла. Оборотень. Деян — оборотень!

Неожиданное открытие сперва привело Есению в смятение, но она тут же спросила себя: изменятся ли от этого ее чувства к нему? И сердце ответило твердое “нет”. Нет! Ей все равно, кто он, она будет любить его всегда, потому что он для нее тот самый, единственный.

Ночью лес выглядел грозным и зловещим, темные силуэты деревьев с изогнутыми ветками были похожи на страшных чудовищ из сказок, но Есения знала, что должна войти в темную чащобу и найти Деяна, где бы он ни был. Любовь давала ей силы преодолеть любые преграды.