— Конечно, помогу, без вопросов! Только рыбу мою возьмите, — отозвался Святомир.

Друзья двинулись в путь через лес по тропинке, которая вела прямиком в Вислянку, а Есения то и дело поглядывала на спасенного парня и мысленно просила потерпеть его немного, не сдаваться. Но все же, кто мог на него напасть? Неужели, в их лесах появились разбойники? Почему-то мысли о новом разговоре с Деяном вызывали у Есении сладостный трепет, а в груди будто что-то сжималось.

Наконец, они через калитку вошли во двор, где проворно бегали пятнистые курочки, а на грубо сколоченной скамейке сидела бабушка Есении и перебирала разложенные на подоле высушенные травы.

— Бабулечка, милая! — воскликнула Есения.

Лукерья Агафоновна подняла взгляд, и в ее ясных голубых глазах появилось волнение. Не спрашивая ни слова, она тотчас сказала Святомиру нести раненого юношу в горницу, где его уложили на широкую лавку.

Порванную рубаху было решено снять, и хотя Есения уже видела тело Деяна, снова смутилась, заметив ярко выраженные мускулы и широкие плечи. И что с ней такое? Почему в груди так жарко, когда она смотрит на него?

Есения вкратце рассказала бабушке всю историю, и Лукерья Агафоновна похвалила внучку, что та вовремя остановила кровь, а затем скрылась за печной занавеской, чтобы найти нужные лекарственные травы. В этот момент незнакомец зашевелился, и Есения, повинуясь внутреннему порыву, с трепетом сжала его руку.

— Он очнулся! — воскликнула она. — Потерпи немного, пожалуйста, бабушка тебе поможет! Она всем помогает! Все будет хорошо!

— Пить… — практически беззвучно прошептал он.

— Святомир, ну что ты застыл, как каменное изваяние! У тебя ведь есть вода! — воскликнула Белава, толкнув друга в бок.

Немного замявшись, Святомир снял с пояса флягу с водой, но Есения тотчас ее отобрала и сама приложила к губам юноши, который с трудом сделал пару глотков.

— Где я? — спросил Деян.

— В нашем с бабушкой доме, она у меня травница, всех лечит, и тебя обязательно вылечит! У тебя рана в боку, не очень серьезная, конечно, но все равно…

Есения хотела еще спросить, кто на него напал, но ее опередили Святомир с Белавой:

— Откуда ты? Как оказался в наших краях?

— Кто напал на тебя?

Деян собрался что-то ответить, но, видимо, у него не хватило сил, и он сомкнул веки.

— И чего вы накинулись на человека со своими расспросами? Видите же, что ему нужно отдохнуть! — строго сказала Есения, глядя на друзей.

— Внучка права, не нужно сейчас молодца беспокоить, слаб он совсем, — вернулась к ним Лукерья Агафоновна, держа в руках настойку мутно-зеленого цвета.

Бабушке с внучкой было не впервой принимать раненых путников. Всех больных приводили к Лукерье Агафоновне, никому она не отказывала в помощи. Некоторые предостерегали ее, мол, бродяги могут запросто обокрасть, или вообще убить, но бабушка Есении отвечала, что лечить людей — ее предназначение, а если у кого, кто попадает в ее дом, недобрые намерения, пусть берут, что хотят, ей не жалко. Однако никто ничего у них не воровал, а лишь благодарили от всей души за помощь. В Вислянке говорили, что богиня Берегиня хранит дом Лукерьи Агафоновны от бед и напастей.

Вскоре Белава и Святомир ушли, а Есения с бабушкой обработали травами рану Деяна и перевязали чистыми тряпицами. Лукерья Агафоновна подтвердила, что рана у него не опасная, однако парень потерял много крови, и ему понадобится время, чтобы восстановить силы.

День клонился к закату. Теплые лучи заходящего солнца плясали над макушками деревьев, и в горницу попадали их золотистые отблески. Есения сидела рядом с Деяном и водила рукой по его темным волосам. Она чувствовала, что неслучайно они встретились, и даже порванный сарафан стоил того. Странно, ведь она почти не знала Деяна, а сердце почему-то начинало быстрее биться, когда смотрела на него. Ей хотелось поговорить с ним, узнать, кто он, откуда пришел, как попал в этот овраг — вопросов было столько, что все не умещались в голове. И главное, почему не хотел, чтобы она ему помогала?

— Есенюшка, помоги мне зрелки перебрать! — послышался со двора голос бабушки.

— Сейчас иду, бабулечка! — крикнула в ответ Есения, с сожалением отнимая руку от волос Деяна. Будь ее воля, она бы всю ночь просидела рядом с ним, только бы он поправился. — Ты спи, отдыхай, а я бабушке помогу и вернусь, — прошептала ему она, легонько коснулась губами его лба и ушла.

Деян не спал уже давно и чувствовал, как нежные девичьи руки гладят по голове. А когда Есения поцеловала его, пусть даже только в лоб, он чуть не открыл глаза и не поцеловал ее в ответ, однако вовремя сдержал себя. Ему не хотелось спугнуть эту робкую близость, от которой становилось так тепло!

Однако Деян знал, что не мог полагаться лишь на чувства. В его голове то и дело пульсировала мысль: «Бежать! И как можно скорее!». Да, Есения и ее бабушка сделали для него очень многое, но нельзя было допустить, чтобы о нем узнали в деревне, ведь тогда придется объяснять, кто он и откуда. А сделать это Деян не мог. Среди людей он жил от полнолуния до полнолуния, а как только луна достигает высоты нового чертога, то его тело разрывалось на части, и он… становился оборотнем.

Тот злополучный день, когда жизнь его изменилась раз и навсегда, Деян запомнил очень хорошо. Он стоял у колодца и набирал воду, как вдруг за спиной у него раздался негромкий старческий голос:

— Добрый молодец, не нальешь немного воды старухе? Пить хочется мочи нет!

Деян обернулся и увидел нищенку в лохмотьях, которая протягивала ему облезлую плошку. Старуха та была жутко уродливой: нос картошкой, на лице бородавки, а руки такие худые, как крюки. Глядя на нее, Деяна обуяло отвращение. С чего он должен ей помогать?

— Нет у меня лишней воды, старуха. Сама доставай! — огрызнулся он.

— Так как же я достану, у меня сил не хватит! А у тебя вода уже есть в ведре. Поделись, молодец, — прокряхтела она.

— Слишком много вас, оборванцев, развелось! Всех не напоишь! Отойди с дороги!

В порыве злости Деян оттолкнул нищенку, и она упала прямиком в грязь. Тут же глаза ее загорелись недобрым огнем.

— Злой ты, молодец, и жестокий, — прошипела она, глядя на Деяна. — Как волк жестокий. Так будь же им до тех пор, пока в ночь, когда солнце пойдет на зиму, а лето — на жару, не признается тебе в любви девушка, чистая сердцем и душой! Только тогда сможешь ты исцелиться и вернуть себе человеческий облик!

Старуха ещё что-то кричала ему вслед, но Деян ей тогда не поверил. Мало ли, что говорят бродяги? Однако вскоре проклятие сбылось.

Как-то ночью Деян проснулся от странного ощущения в груди. Казалось, будто кости ломаются, а сердце билось быстро-быстро. Отец, мать, маленькие братишки и сестренка — все спали, лишь через окно на пол падал луч лунного света. Деяну казалось, что ему стало трудно дышать, и он вышел во двор, ловя ртом обжигающий холодом ночной воздух, однако ничего не помогало, а сердце все ускоряло и ускоряло свой ритм… Деян ощутил, как страх окутывает все его существо, и он пошел, куда глаза глядят, затем перешел на бег, а потом бежал все быстрее и быстрее…

То, что происходило дальше, Деян помнил смутно. Лишь переполняющее чувство злости и невероятная легкость в конечностях — вот то, что сохранилось в его памяти. Очнулся он у реки и никак не мог понять, где находится и как сюда попал. Неужели, ночью так далеко забрел и уснул прямо в траве? По знакомой тропинке через лес Деян дошел до дома, и уж было собрался выйти из-за березы, росшей неподалеку от ограды, как вдруг услышал голоса.

— Ну, полно, Зоряна, полно плакать! Не вернуть так Деяна, — сказал отец.

— Две недели уж прошло, а его все нет… Куда он мог пропасть? Куда, Радомир? — плакала мать.

Деян замер. Его не было две недели? Целых две недели?

— Не знаю, лада моя, не знаю… — вздохнул отец. — Еще и волк повадился ходить у наших ворот, прямо-таки напасть какая-то!