Домой Ликана вернулась в расстроенных чувствах. Она и понимала Тасора, и досадовала на то, что он всё же готов уйти, чтобы искать свой легендарный ледяной водопад. Несколько дней девушка ходила мрачная, пока, наконец, не осознала две важные новости, которые все безостановочно обсуждали — в соседнем селе начинается ярмарка и Тасор пропал.

Злые языки ругали парня. Мол, вылечили, выходили, приют над головой дали, от девок своих не погнали, а он ушёл — даже «до свидания» да «спасибо за гостеприимство» не сказал. Одна Ликана догадывалась: не сказал, потому что ушёл на четырёх лапах. Шёл последний день полнолуния, и оборотень, наверняка, далеко уже успел убежать.

Ярмарке девушка обрадовалась — отчего бы не развеяться, не погулять? Беспокоило только одно: она обещала своему жениху не гулять допоздна, а раньше ночи какой же дурак с ярмарки уедет? Но Ликана отмахивалась от этих сомнений: с ней будет отец с братьями, да и другие деревенские рядом поедут. Чего бояться?

День и впрямь прошёл быстро, весело и шумно. Ликана то грызла леденцы, то пила горячий медовый напиток, то кружилась на карусели. Из головы вылетели все тревоги последних дней. Да и парни, посматривающие на веселящихся девиц, были совсем не плохи — румяные, круглолицые и настолько привычные, что Ликане вдруг показалось: никакого Тасора в её жизни и не было.

Домой возвращались глубокой ночью. Мать, тоже в кои-то веки выбравшаяся на праздник, всё перебирала встреченных знакомых. Лукаво посматривая на дочь, она называла и имена парней, которые сегодня глаз с Ликаны не сводили.

— Чем хуже твоего сиротинушки? — в какой-то момент вдруг спросила мать, и Ликана почувствовала угрызения совести: за весь день она ни разу и не вспомнила Тасора.

— Всем хуже! — горячо воскликнула девушка и продолжила шёпотом, потому что со всех сторон на неё заругались. Не дело в ночном лесу орать. Беду можно накликать. — Всем они хуже. Только бахвалятся друг перед другом, а дела-то их каковы? Хвастаются, у кого отец богаче да сноровистее, собственной удалью пока не обзавелись.

— А Тасор-то твой обзавёлся, что ли? — с досадой бросила мать. Как ни любила она свою единственную дочь, а пришлый парень всё равно ей не нравился.

— Тасор умеет душу чувствовать, — прижав руку к груди, ответила девушка. — Пусть его и рядом нет, а всё равно есть что-то здесь, отчего тепло мне. Вспомню голос его, глаза, как помогал — и улыбаться хочется.

— Неужто ты и впрямь влюбилась? — грустно улыбнулась мать. — Так что же он, такой хороший, без слова доброго от людей сбежал?

— Есть у него обет, матушка, который прежде исполнить нужно. Зиму и весну велел ждать его, а потом, если не вернётся, значит, совсем пропал.

— Тяжело ждать-то будет. Многим ты сегодня приглянулась. Как от женихов отбиваться станешь?

— А вот это им покажу, — и Ликана продемонстрировала матери браслет, который сама обнаружила неожиданно. Поначалу девушка рассердилась, что Тасор без её позволения украшение надел. Но после, вспоминая ушедшего оборотня, улыбалась и гладила пальцами незатейливый узор.

Мать ахнула, прижав руки к щекам. Протянула было руку, чтобы проверить, настоящий ли браслет показывает ей дочь, но прикоснуться не решилась.

— Откуда же это?! — шёпотом спросила она.

— Тасор перед своим уходом мне на руку надел, — гордо ответила девушка. — Теперь до конца весны ждать его буду, а уж если не вернётся, тогда о другом женихе и поговорим.

Мать только покачала головой.

— Ликана, Ликана. Выросла ты, голубка моя, а жизни всё равно не знаешь. Помню, встречала я девушек с такими же браслетами. Поверь, ни снять, ни другим браслетом его не перекрыть. И хозяин, сколь долго бы его ни было, всё чувствовать и знать будет — и где ты, и что с тобой, и с кем ты в рощу ближнюю пошла.

— Что это ты хочешь сказать?! — Ликана, впрочем, и сама уже почти догадалась.

— Только то, что и впрямь твой Тасор не так прост, как мы о нём думали. Не вздумай никому свой браслет показывать!

— А кто же такие браслеты своим девушкам дарит?

— А только те, кто боятся их потерять, когда время особое приходит. Жених-то твой — оборотень!

Ликане стоило больших усилий спрятать опасный подарок. Если мать её знала, кто магические браслеты надевает на руку суженой, то отец, немало повидавший, тоже мог признать хитрую вещицу.

Время шло своим чередом. Слякотная осень сменилась снежной зимой. Нескольких своих подруг Ликана проводила в дальние деревни — они вышли туда замуж. Те, кто помоложе, вечерами собирались то в одном дворе, то в другом, играли, пели песни, веселились. Девушки пряли нитки — каждой из них предстояло готовить себе приданое. Парни мастерили, кто во что горазд — свистульки, игрушки, веретёнца, шкатулки, плели из соломки разные безделушки и многое другое.

Смех и разговор не смолкали до поздней ночи, когда и месяц уходил на покой. Одна только Ликана старалась садиться в угол потемнее, говорила тихо и мало, а на подмигивания парней отвечала строгим взглядом. Подруги оборачивались на неё, удивлялись — все ждали, что осенью Ликана станет женой если не найдёныша, так справного парня из другой деревни. Но время шло, и ничего не менялось.

Отгремели зимние праздники, землю сковал мороз. За ним и весна пожаловала. С каждым днём солнце становилось теплее, лучи его прогревали землю всё глубже, а в сердце Ликаны всё чаще звучала странная тоскливая песня, точно ветер воет за окном или волк выводит свои тоскливые переливы.

Под радостные песни первых весенних птиц отгуляли волну новых свадеб. Ликана смотрела на веселящихся подруг и молчаливо кусала губы. Порой ей и самой хотелось бросить всё, забыть все свои слова и тоже отдаться тому безудержному веселью, от которого загоралась кровь и кружилась голова. И ей хотелось ощутить себя красивой, в венке из чудом сохранившихся за зиму цветов, в нарядном вышитом платье. Хотелось улыбаться весёлому румяному парню, который потом увезёт её за тридевять земель, как злобный дракон, и сделает своей женой. И в такие моменты она искренне начинала ненавидеть кусок железа, который тянул её руку к земле.

Браслет вообще вёл себя очень странно. Чаще всего Ликана о нём и не вспоминала вовсе, точно он был частью руки. Однако вот в такие мгновения, когда в душе просыпалась зависть и к женатым подругам, и к совсем молоденьким, еще не встретившим своего любимого, браслет, казалось, делался неподъёмным. Он сжимался на запястье, почти врастая в плоть, и причинял множество неудобств, точно хотел напомнить — держи своё слово.

Однако бывали и дни, когда Ликана уходила на берег реки и предавалась воспоминаниям о недолгих вечерах с Тасором, о словах, которые они сказали друг другу и которые не успели ещё произнести. Вот тут-то браслет словно становился зеркалом, по которому неясными видениями проносились то тень волка, то черты лица Тасора, точно кованый металл был способен связать между собой тех, кто когда-то держал его в руках.

— Он не вернётся! — в один голос убеждали девушку деревенские. — Поигрался и сбежал. Хорошо ещё, не наградил никого ребятёночком с волчьей шерстью или хвостом.

Однако Ликана не слушала, и с каждым днём приближения к лету ждать ей становилось всё легче и легче, точно Тасор уже был недалеко.

Серый волк, намного больше обычного зверя, бежал день и ночь, пока ему позволяла это полная луна. На бегу он охотился и быстро проглатывал свою пищу, боясь задержаться хоть на мгновение. Даже мешок, болтавшийся на шее, не мешал ему. За эти несколько дней он преодолел достаточное расстояние, но устал безмерно.

Едва полная луна пошла на убыль, зверь скорчился, словно сдулся, и обернулся человеком. Тасор, а это был он, пригладил растрёпанные волосы, с трудом добрёл до воды и буквально рухнул на берегу ручья. Усталость, неведомая человеку в зверином облике, навалилась на него с небывалой силой. Надо было найти укрытие или хотя бы влезть на ближайшее дерево, но сил даже на это не было.