Два дня. До волчьих земель было ещё два дня пути, когда я отчетливо понял, что нам не уйти. Кто бы не устроил им загонную охоту, он был прекрасным организатором. Будь обстоятельства немного другими и я, пожалуй, даже восхитился бы этим человеком. Достойный враг. Умный, хитрый, настойчивый… любой другой бы уже сдался, потерял след, упал от усталости, но не этот… Нет, не этот. С каждым днём лай собак становился всё ближе, теперь слышимый уже и днём. У преследователей, очевидно, были пристяжные лошади и запасы еды, так что им не приходилось отвлекаться на охоту. И все они были крепкими, сильными, привыкшими к трудностями мужчинами. Будь я один, я легко ушел бы от погони, всё же моя скорость была равна скорости лошади, а вот в выносливости я её заметно превосходил, да и в лесу ориентировался гораздо лучше чужаков. Но Тереза… Тереза к вечеру просто засыпала на моей спине и начинала падать. Будь у меня веревка и я просто привязал бы девушку к себе и бежал всю ночь, оставив преследователей далеко позади. Но веревки не было. Так что приходилось останавливаться, оборачиваться, на руках нести стонущую от боли девушку к ближайшему ручью, ждать, отвернувшись, пока она, удивительно тихая и словно бы выцветшая за эти дни, умоется, разминать ей затекшие плечи и лодыжки и засыпать рядом с ней, обняв и грея своим телом.

Нужно было принимать решение и я, завидев небольшой ручеек не перепрыгнул его как обычно, а повернулся и двинулся вниз по течению. И когда к полудню тот влился в речку побольше лишь облегченно выдохнул. Значит есть надежда, что не ошибся. Есть надежда, что я найду здесь то, что ищу. Искомое нашлось ближе к вечеру, когда речушка вывела его, наконец, к полноводной реке, с которой уже можно было попробовать. Я остановился, когда на песчаной отмели излома русла обнаружил несколько крупных, лишенных коры и сучьев деревьев. Прислушался, собаки лаяли сзади и сбоку. Потеряли след? Возможно, но эта задержка очень кстати и позволит нам выиграть немного времени. Быстно устроил бессильно упавшую с него девушку на мягкой траве, нарезал длинных и гибких ивовых прутьев и начал торопливо вязать простенький плот. Три широких бревна, хорошо закрепленных между собой. Не слишком управляемая конструкция, но на ней вполне можно было уместиться вдвоем и даже вытянуться во весь рост. Я накидал поверх брёвен мягкого лапника и осторожно начал выталкивать плот на большую воду. Когда вода стала мне по пояс, я повернулся и поспешил назад. За своей драгоценной ношей. Плот чуть сдвинулся, но течение здесь, далеко от стремнины, было совсем слабое и я легко положил девушку, совсем ослабевшую от голода и изматывающих нагрузок, на их маленький спасательный плот и погнал его на середину реки. И лишь когда их подхватило и повлекло вперед сильное течение, позволил себе забраться наверх. Нет, я мог бы и всю ночь плыть рядом, но зачем? Конструкция, хоть и была сделана на скорую руку, вполне способна была выдержать двоих, да и управлять, сидя сверху, было удобнее. Мы плыли всю ночь и утром я с трудом смог сдержать облегченный вздох, впервые не услышав привычного собачьего лая.

Я причалил к берегу лишь не надолго: позволить Терезе отойти в сторону по своим делам, да найти для нее несколько съедобных растений. Запасы еды закончились позавчера и сейчас девушка, в ужасе отказывающаяся от сырого мяса, питалась лишь стеблями пУчки, благо её в лесу было с избытком, диким чесноком, да иногда попадающимися одуванчиками, но этого, конечно, было мало. я ругал себя самыми грязными словами за собственную непредусмотрительность, но поделать всё равно ничего не мог. Пару раз мне удавалось находить птичьи гнезда, но девяти яиц, выпитых девушкой было явно недостаточно.

— Мы будем плыть весь день? — Тереза, как ни странно, заметно повеселевшая, села рядом со мной, заставив плот опасно накрениться, и я быстро сместился, удерживая наше плавсредство от переворачивания.

— Думаю да, это, конечно медленнее, зато мы точно движемся к Быстрой, сможем плыть всю ночь и у нас будет средство для того, чтобы перебраться на ту сторону.

Тереза кивнула и спустила босую ногу в прохладную воду, подумала, и добавила к ней вторую. И внезапно призналась:

— Знаешь, а я ведь только сейчас поверила, в то, что мы выберемся, — она посмотрела на меня бесконечно черными глазами и добавила, словно стесняясь, — мне папа приснился. Сказал, что я сделала правильный выбор и ты — тот, кто сможет сделать меня счастливой, — и девушка робко улыбнулась, пожалуй впервые с момента её освобождения и, протянув руку, осторожно погладила меня по плечу, заставляя сердце забиться быстрее и порождая множество непристойных фантазий. Я тряхнул головой, словно это могло помочь забыть мгновенно вставшую перед глазами картинку гибкого тела в капельках пота, распластанного подо мной, открытого мне, покорного мне, подхватил девичьи тонкие пальчики и не отрывая взгляда от черных глаз медленно поднес их к губам и поцеловал. От Терезы полыхнуло смущением с тонкой ноткой желания, девушка стремительно покраснела и потянула руку из моих пальцев. Я со вздохом отпустил её и снова взялся за длинный шест, стараясь не думать о том, какая мягкая сейчас травка на берегу и как сладко будет опрокинуть на нее девушку, сорвать с нее так мешающую мне одежду и сделать, наконец, своей! Не время! Как бы я не хотел этого, еще не время! И не только потому, что на хвосте по прежнему висят лишь чуть-чуть отставшие преследователи. Совсем не поэтому. Просто Тереза достойна того, чтобы я сделал её своей на белоснежных простынях, после долгих ласк и нежных поцелуев, после того, как она забудет в моих объятиях даже собственное имя, а не так, на чужом берегу, на голой земле, торопясь и прислушиваясь к каждому звуку. Нет, она не отказала бы мне, я знал это, чувствовал, но эта близость слишком сильно смахивала бы на насилие, чтобы я мог позволить себе поддаться инстинктам, буквально умоляющим меня поставить, наконец, на белую кожу плеча свою метку. Так что оставалось лишь сжимать зубы и работать шестом, ускоряя наше движение. Чем быстрее мы окажемся в безопасности, тем быстрее эта так сладко пахнущая девушка станет моей уже окончательно.

Тереза.

Я сидела на глпдком бревне, откинувшись на руки и болтая ногами в теплой воде. Впервые с момента начала моего невероятного путешествия в душе воцарился покой. Да и тело, измученное бесконечной гонкой, отдыхало, и хотя мышцы порой всё ещё тянуло так, что на глаза выступали слезы, по сравнению с путешествием верхом на волке, это было почти не заметно. Я прикрыла глаза и из под опущенных ресниц украдкой глянула на оборотня. Всё это время у меня, по сути, даже и времени то не было его как следует рассмотреть. Вечером, когда он обустраивал лагерь и готовился ко сну я без сил валялась на земле и единственное, что могла, так это беззвучно плакать, так крутило и рвало занемевшее тело, а утром, стоило мне уйти к роднику, как встречал меня уже огромный зверь. Ну что сказать. Парень, вернее сказать молодой мужчина, был хорош: правильные черты лица, твердая линия упрямого подбородка, прямой нос, чутко втягивающий в себя мой запах. Мне было так стыдно, когда я это замечала. Хотелось немедленно нырнуть в теплую воду и тщательно отмыться. И вслед за этим приходило понимание, что на это, к сожалению, у нас просто нет времени. Я злилась и почти мгновенно остывала, вспоминая, что это не Вальд забрал меня из родного дома, не позволив взять даже смену белья. И хотя я, по возможности, стирала то, что было, с каждым днем надевать его становилось все противнее. Я чуть пошевелилась, принимая более удобное положение и снова посмотрела на мужчину. Глаза. Вот то, что притягивало меня в его лице. Необычные. Бесконечно синие, как небо ранней весной, и в глазах эти, стоило волку заметить моё обнаженное колено или голое плечо, когда я обтиралась влажным полотенцем, вспыхивало такое темное, всепоглощающее желание, что впервые увидев его я неподвижно замерла, ожидая, что оборотень сейчас опрокинет меня на траву и возьмет прямо здесь. Но шло время и, не смотря на полыхающее в мужчине пламя, он ограничивался лишь мягкими поцелуями, да крепкими объятиями ночью, помогающими мне не замерзнуть, и я упокоилась. Что бы не рассказывали об оборотнях в нашем городке, это, очевидно, не было правдой даже на четверть. Потому что не мог жуткий зверь, одержимый одними инстинктами, вести себя так, как вел этот парень. И вместе с пониманием этого исчезал страх и приходило осознание правильности собственного выбора.