Старикам Ользи пришлась по душе, и на мою просьбу позаботиться о сестре они ответили охотным согласием. Оставленные мною деньги, пообещали сохранить, как приданое. И о женихе для девушке побеспокоиться. Она же у меня ладная, а в ближайших селах ой какие хлопцы имеются. Может, кто девке и глянется. Старики с радостью ухватились за надежду, вдруг кто согласился на хутор перебраться. Если бы молодые руки к хозяйству приложить, с этой земли безбедно жить можно.

Ользи может и надеялась, что я не уйду, останусь с ней, но ни о чём таком не просила. Что сказать, хутор — не дворцовые покои, работа на земле — не безбедное существование мага, зато она жива и сама себе хозяйка.

Сделав для девушки всё возможное. Я отправился в дорогу. Вблизи хутора рвать ткань миров не стал. Попутешествовал на своих двоих да на попутных телегах не один день, пока не добрался до города, рядом с которым находился интернат, много лет бывший мне домом.

Перстень на пальце помог избежать не нужного внимания. Через нашу с учителем связь, я потянулся к нему и стал ждать.

Майлин появился в таверне, где я снимал крохотную комнатку, ближе к ночи. Подсел ко мне за стол, приказав принести себе вина.

— Я больше не ваш слуга, — сказал, протягивая перстень.

— Не слуга, да, — кивнул Майлин Онур, пряча возвращённый мною артефакт. — Сбежал от меня в столице. За чьей-то юбкой погнался, или сманил кто? Понимаю. Столичная жизнь с нашей глухоманью не сравнится. Я тебя не искал. Зачем? К тому же не до того было. Неучтённый маг в империи объявился, приговорённую девицу у палача украл. Шуму было! Но так их и не нашли. Хотя ищут, император ищеек по следу послал. Эти не успокоятся, пока не найдут.

Я задумался, потягивая кислое вино. Жить той жизнью, которая предстояла Ользи, я не хотел. Скучно. Миры, прелесть разнообразия которых я успел оценить, манили меня. Я готов был рискнуть, хоть и понимал, что разорванная мною ткань миров сразу же привлечёт ко мне внимание.

— Можно мне маму навестить?

— Она умерла, два месяца назад.

Сердце сжалось. Майлин накрыл мою дрогнувшую руку.

— Соболезную.

А потом учитель сказал то, что заставило его прикусить до крови губы, превозмогая резкий приступ боли.

— Все ключевые миры, хоть однажды использованные тем самым, не учтённым магом, под наблюдением. Его ждут. И почуют. Прорваться можно. Но если очень быстро, и шагнуть придётся в неизвестность.

— Я понял. Спасибо, учитель. Она в безопасности.

Майлин кивнул.

— Я в тебе не сомневался.

Мы впервые позволили себе такую откровенность. И эти несколько мгновений искренности для нас обоих много значили.

— Иди, мальчик, лёгкой тебе дороги.

— Я никогда его не сниму, — накрыл рукой связывающий нас амулет.

Учитель снова кивнул, улыбнулся, прикоснувшись к своему.

Одним глотком допив вино, он тяжело поднялся и не оборачиваясь вышел из таверны.

Так началось моё скитание по мирам. Больше Майлина Онура я не видел.

Катерина.

С возрастом наши предпочтения меняются. Раньше я любила осень, притом даже самое её ненастье не навевало на меня уныния, скорее настраивало на мечтательный лад. А теперь всё больше радуюсь весне, солнышку.

И книжки раньше читала такие, где мой цепкий ум выискивал занятную для себя информацию, наслаждалась философскими изысками. А сейчас всё больше тянет к эмоциональной встряске, чтоб зацепило, прошлось по нервам, освежило чувственным всплеском. Любви хочется. Если уж не своей, не сложилось как-то у меня с этим, так хоть придуманной.

Но сплошные приключения и взрыв эмоций — это только в книгах бывает. А жизнь заурядного человека, в общем-то, привычно постно-серая. Вот даже не знаю, хотелось бы мне тех самых приключений- потрясений, которыми изобилуют реалии киношно- книжных персонажей?

Потрясений, наверное, не хочется. Любви бы волшебно-неземной! Искренней, всёпоглощающей. И непременно взаимной и счастливой.

Эх, размечталась дура сорокалетняя! И пусть до сорока ещё целых четыре года. А зеркало разбить не так и часто хочется. Я себе чаще нравлюсь, чем прихожу в расстройство от недостатков фигуры и наметившихся под глазами морщинок. Но ничего это не меняет.

И как у некоторых получается, не успела от одного избавиться, другой нарисовался? Я-то чем хуже?! Почему вокруг меня словно зона отчуждения? Где мои поклонники, жаждущие внимания и благосклонности? Как же надоело изо дня в день одиноко коротать вечера в уже опостылевшей мне за двенадцать лет отлично обустроенной квартире, под бурчание включенного для фона телевизора, уткнувшись в экран верного друга ноутбука.

Рой моих жалобно скулящих мыслей резко оборвался у этой самой квартиры, стоило мне с недоумением обнаружить у родного порога незнакомого мужчину, перегородившего доступ к моему жилищу.

Видно не найдя для того лучшего места, незнакомец решил вздремнуть, привалившись спиной к дверям моей квартиры. Он сидел, опустив голову на поднятые к подбородку колени, на прорезиненном коврике предназначенном для вытирания обуви и на моё появление реагировать не спешил.

Пьянь, подумалось мне. Или нет? Алкоголем от него не пахло. Что не особо радовало. Если это наркота его здесь убаюкала, то всё ещё хуже, чем хотелось бы думать.

-Эй, — не сразу решилась позвать приблуду, — вы что здесь делаете?

— Это моя квартира, — зачем-то добавила я, заглянув в распахнувшиеся глаза незнакомца.

Взгляд вполне осмысленный, напряжённо-изучающий, пристальный, холодный. Мне как-то неуютно сразу стало. Страшно? Пожалуй, по-настоящему испугаться я так и не успела. Хотя ситуация к тому располагала. Но подкинутое судьбой чудо у моей двери, вдруг устало вздохнуло, прикрыло глаза и хриплым сдавленным голосом просипело: «Помоги».

И я, то ли книжек перечитав, то ли ещё отчего, поддавшись приступу человеколюбия, бросилась к незнакомому мужику, позабыв свои сомнения и страхи. И не просто помогла ему подняться, но и в свою квартиру его втащила почти волоком, при слабых попытках с его стороны быть полезным в этом трудоёмком процессе.

В прихожей у меня стоит кресло. Низкое, удобное. Вот в него-то я своего гостя и усадила. Лицо его от напряжения покрылось бисеринками пота, на левом виске проступила пульсирующая венка. Он даже губу себе ухитрился прикусить, и она теперь слегка кровоточила.

Я стояла рядом, в полной растерянности разглядывая мужчину, и не понимала, что же дальше? Может скорую вызвать? Идея мне понравилась. Гостю нет.

Он даже напрягся весь, отдав этому порыву последние силы. А потом, к моему ужасу, потерял сознание.

Вот теперь я испугалась. И сделала то, единственно правильное, что требовалось для спасения незнакомца — позвонила Денису.

Денис Бехтерев, мой школьный приятель, жил неподалёку и был моей палочкой-выручалочкой, за которую я привыкла хвататься, когда мой, в общем-то крепкий организм, настойчиво требовал к себе внимания, обрушивая на меня ту или иную хворь.

Денис работал врачом скорой помощи. Жил один, брошенный женой за неспособность обеспечить для семьи достойное существование. У нас с ним сложились взаимовыгодные отношения, я лечила его компьютер, он меня. Всё честно. Кто на что учился, кто что умеет.

Моему незваному гостю повезло, что Ден был дома. К тому времени, как Бехтерев смог прийти, мой умирающий гость успел очнуться и даже выпил немного воды. Его лицо по-прежнему оставалось синюшно- бледным, а тело безвольным. Руку за стаканом он поднимал с трудом. Чтобы утолить жажду ему потребовалась моя помощь. Так что потревожила я Дениса не зря.

Звонок в дверь заставил моего гостя напрячься.

— Это Денис, — поспешила я успокоить его, — Он врач, поможет. Да никому он о тебе не скажет, если это так для тебя важно!

— Да, — соглашаясь, просипел болящий, грозя вновь выпасть из реальности.

Вдвоем с Бехтеревым мы устроили больного на диване. Беглый осмотр показал, что ран, способных довести до такого жалкого состояния на его теле нет. С ним вообще непонятно что случилось. Налицо было отсутствие жизненных сил, без явных признаков телесного повреждения: давление низкое, близкое к критическому, температура тела до тридцати пяти не дотягивала. На манипуляции Дена мужчина не реагировал. Едва его голова коснулась подушки, он прикрыл глаза, и, похоже, снова отключился.