- Да, в начале, - улыбается Кайфолом, - пожалуй, ты сейчас о том единственном разе рассказываешь, когда тебе не пришлось платить за секс.

Лебедь показывает ему два пальца знаком V:

- О, а разве это не тогда было, когда ты прибежал ко мне, как собака, и умолял о наркотиках?

Кайфолом корчится на стуле и закрывает рот. Все молчат. Пожалуй, сейчас всех охватило это знакомое ощущение - когда хуй стоит в штанах, давно не использующийся и просящий о действии. В случае Молли и Одри мы, конечно, говорим о жадных влагалищах, которые, возможно, и принимали радушно многих, но почти ничего при этом не чувствовали.

Мы еще немного говорим о нашем обычном дерьме. Однако вся компания уже немного устала, о чем свидетельствует наше бесконечная зевота, которая обычно становится сигналом перерыву на кофе - самую маслянистую смолистую жидкость, которую только можно представить. Кофеина в ней было столько, что он бил по мозгу с силой изрядной порции спида. И все это - под песочное печенье с сигаретами. Почти все здесь заработали себе серьезную никотиновую зависимость, даже Том от нее страдает. Поэтому ко мне здесь относятся с подозрением - я ненавижу сигаретный дым.

Обожаю такие перерывы. За это время люди обычно успевают рассказать краткую историю своей жизни. Кроме Одри – именно поэтому она нравится мне за свою осмотрительность. Кайфолом с малой Марией Андерсон разошлись, когда ее мать выпустили из в тюрьме - и забрала ее к своему брату, в Ноттингем. Кайфолом тогда очень обиделся.

- Они обвинили меня в том, что я якобы был ее сутенером, - ноет он Сикеру. - Да, без наркоты люди быстро впадают в истерику и видят очень, очень жуткие галлюцинации.

- Лучший способ удержать сучку под своим контролем, - отмечает Сикер, с этого момента я снова начинаю его бояться, - это - подсадить ее на героин.

Так можно целый гарем держать. Ты просто переводишь их за невидимую линию, а затем отпускаешь, когда тебе надоест.

Кайфолом презрительно морщится, хотя ему обычно и нравятся все эти женофобские приколы от Сикера. Молли бесится от этой болтовни, и Том пытается отвлечь ее и заводит с ней разговор. Но она не обращает на его потуги внимания, поворачивается к Сикеру и говорит:

- Господи, ты просто дно, ниже тебя уже ничего нет!

- Чего? Очень высокая и надменная речь от такой шлюхи, как ты, - усмехается он, а затем добавляет: - Наверное, именно так случилось у тебя с твоим дружком, да?

- Ты ничего о нас не знаешь!

Кайфолом нетерпеливо смотрит на нее:

- Да, одно мы знаем наверняка - что ты только и делала, что раздвигала ноги перед хуями всех размеров и цветов, но он первым предложил тебе героин.

- Брэндон был болен. Что еще нам оставалось делать?

- Вот смотрю, у тебя от него мозг совсем наперекосяк, хорошо он тебя выдрессировал, тот парень, - одобрительно смотрит на нее Сикер. - Обошелся с тобой, как сам того хотел. Молли прижимает ладони себе к груди, будто пытаясь извлечь оттуда болезненное копье. Она взрывается слезами, разворачивается на каблуках и выбегает из столовой в свою комнату.

- Таким образом вы ей не поможете, - говорит Сикеру Том и встает, чтобы пойти за ней, но Кайфолом останавливает его, видя в этом свой шанс.

Остальные допивают кофе, и мы возвращаемся к групповой работе. Через несколько минут к нам присоединяются Молли и Кайфолом. Он меня разочаровал - я-то думал, что именно сейчас он забирается в ее трусы. Мы говорим о том, что чувствуем под героином, и кто-то предлагает ему другое название - «анестетик». Том сразу цепляется за это слово:

- Если героин занимает вашу боль, то от чего у нас вообще с появляется боль?

Когда ты стал одним из нас, Мистер Большой-Белый-Главарь?

Этот мудак разделяет нас на две группы, выдает нам по маркеру и по листу бумаги и приглашает нас устроить коллективное обсуждение, во время которого мы должны записывать каждую свою идею. Первая группа состояла из Кочерыжки, Одри, Молли, Теда и Кизбо. Во вторую вошли все «проблемные мальчики»: я, Сикер, Кайфолом, Лебедь и Скрил.

В конце этой работы каждая группа должна выдвинуть собственное предложение и записать его на голубых листах, прикрепленных к стене.

ГРУППА 1

ОБЩЕСТВО

ЖИЗНЕННЫЕ ИСПЫТАНИЯ

ДРУГИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ТРУДНОСТИ

ВЫМЕРАЮЩИЕ ЖИВОТНЫЕ

(ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЖАДНОСТЬ)

КРАСНЫЕ КАРТЫ

НАНИМАТЬСЯ НА РАБОТУ И ДОЛГИ

ПОЛИТИКИ

СКУКА

ПРОИГРЫШ ФУТБОЛЬНОЙ

КОМАНДЫ

АНГЛИЙСКИЕ КОММЕНТАТОРЫ

BIAS NEWS МЕДИА

ПОДРУЖКИ / БОЙФРЕНДЫ

СЕМЕЙНЫЕ ССОРЫ      

ГРУППА 2

ЛЮДИ

ЛЖЕЦЫ

АМБИЦИИ

ДЕНЬГИ

МАШИНЫ

КОМПЬЮТЕРЫ

ТЕЛЕФОНЫ

ТЕЛЕВИДЕНИЕ

ДАНТИСТЫ

ВРЕМЯ

ПРОСТРАНСТВО

МУЗЫКА

СЕКС

ИСТОРИЯ

ДЖАМБО

РЕГБИ

БОРОДЫ

ТАПОЧКИ

РЕАБИЛИТАЦИЯ

Том изучает эти списки, комично потирая подбородок рукой с будто с озадаченным выражением. - Кто из первой группы хочет высказаться от имени всей группы?..

Кочерыжку выдвигают спикером, он встает и ноет о своих ебаных животных:

- Когда я вижу, как они страдают, то очень сильно огорчаюсь, ребята. Не могу ничего с собой сделать, типа. Как подумаю, что животные вымирают исключительно из-за человеческой жадности ...

Мы тихонько посмеиваемся, но просим Кочерыжку продолжать. Кажется, свою речь он обязательный завершит «ссорами».

- Поэтому я считаю, - подводит итоги он, -в всем виноваты ссоры, типа.

Когда очередь доходит до нашей группы, никто не хочет брать на себя этот тупую обязанность и выступать от имени всех нас. Мы сидим в полной тишине. Том вызывает нас одного за другим, но мы все даже и не шелохнулись.

В конце концов, Кочерыжка хочет поддержать нас, указывает пальцем в сторону плода нашего творения и говорит:

- Согласен с компьютерами, настоящая хуйня; типа, полная хуйня, когда из-за безработицы тебя отправляют на ебаные курсы.

Начинается длинная, мерзкая дискуссия о безработице и все эти учебных курсах, мы все болтаем и болтаем, не зная конца и края.

В часах на стене сдохли батарейки, они все время показывают четыре тридцать. Вдруг заметно уставший Том призывает нас прервать заседание, а после перерыва мы должны перейти к следующему мероприятию в нашем расписании.

Результат.

Кайфолом сразу исчезает куда-то вместе с Молли. Никогда не сомневался в этом любящем поебаться мудиле.

«Я держу его так, он входит в меня спереди, чтобы чувствовать аромат моей груди, да, его сердце бешено стучит, и да - я говорю ему: да; я говорю: да».

Вернувшись в свою комнату, я ставлю Город мертвых Игги Попа и Джеймса Уильямсона и устраиваюсь на кровати с плеером в руках. Особое возбуждение я чувствую, когда перехожу к песне «Джоанна», которая сразу напоминает мне о Джоанне Дансмер.

Я едва хуя себе не отрываю, когда дрочу, представляя себе ее тело.

Я порчу стенку туалета, вырисовывая там огромное лого просто ради того, чтобы мы на следующий день начали дебаты о граффити.

Начинается очередной пасмурное утро, но по крайней мере хотя бы дождь прекратился. Как и всегда, на пути мне попадается только Сикер, еще одна ранняя пташка, и мы молча делаем упражнения с гантелями.

Остаток утра я пишу, пишу, пишу. Обожаю этот тоненький резкий скрип, с которым ручка оставляет буквы на листе бумаги. Я начинаю даже думать, что все, что я пишу здесь, каким бы тривиальным и хуевым оно ни было, имеет какой-то смысл. Пока я писал эту заметку в журнале вчера, то вспомнил, что почти сразу после того Рождества, которого мы сфотографировались все вместе в футболках «Волков», «Хиббс» побили «Хартс» со счетом 7: 0 в Тайнкасле. Мы тогда вышли на улицу только для того, чтобы сфотографироваться - там было очень холодно. После Нового года Билли поехал в Бутс в Кикрейт, чтобы проявить праздничные снимки. Но я никогда не видел своими глазами этой фотки в футболках «Волков». Помню, Бэгби еще тогда спросил меня о ней в школе и прописал мне праздничных пиздюлей, когда я ответил ему, что фотка вышла плохая. Думал, наебываю его.