Что я здесь делаю? Без понятия. Возможно, не стоило не только приходить сюда, но и вмешиваться в ход истории. Так ли я уверена, что поступаю правильно? Рука скользнула к потайному карману и сжала свиток. Я попыталась представить Ала. Это оказалось несложно. Он будто стоял визави и смотрел прямо на меня. Я вообразила, что бы он ответил. Но слова не лезли на ум. В моём сознании не существовало Райли, Огненной Розы. В храме находились только он и я. Мы были у алтаря. И без свидетелей, в совершенном одиночестве клялись быть вместе в радости и горе, пока смерть или амнезия не разлучит нас. Невидимая рука коснулась талии, я положила ладонь на его призрачное плечо. Сердце Алекса пело в унисон с моим. Я прикрыла веки и на губах ощутила легкое покалывание, сравнимое с малым электрическим зарядом. Нереальные мечты, волшебные.

Повинуясь внутреннему ритму, я обхватила его прозрачную кисть и закружилась в танце. Лепестки вихрем кружились вокруг, повторяя каждое движение. Я видела его так ясно, как никогда раньше. Подплыв к вазе, он вынул затерявшую среди дорогих роскошных роз и лилий, ранункулюсов и калл, такую простую, но такую трогательную ромашку. Я аккуратно возложила белую головку к подножию арки. Она слилась с океаном лепестков, но вместе с тем и ярко выделилась на их фоне. Это наш цветок. Наш символ чистоты и веры. И никому более он не принадлежал.

В спину ударил резкий порыв ветра, бросивший прядки волос мне в лицо. Я как по щелчку вышла из оцепенения.

— Вот и ты, — заметил голос. Я обернулась на звук и увидела паренька лет 14-ти, грязного, в потрёпанной одежде и с многочисленными порезами. Он спрыгнул с подоконника — глухой звук эхом отразился от каменных стен — и мягкой, но пружинистой поступью, двинулся к алтарю. Меня так и подмывало спросить: «Мы знакомы?». А даже если, то, как этот человек смог узнать меня с густым гримом на лице? Выходит, это не так сложно. Я покосилась на парня, шестерёнки в могу заскрипели, но не сдвинулись с места. Незнакомый знакомец улыбался и выглядел вполне дружелюбно, думаю, опасности он не представлял. Мальчишка заметил некоторую растерянность и неловкость и по какой-то причине счёл за благо помолчать. Он чего-то ждал или кого-то. Я поняла это, когда он бросил небрежно, будто это не имело ровно никакого значения: «Как же долго я искал вас».

Он заметил не вписывающееся в общую композицию соцветие ромашки, поднял её и аккуратно возложил в руку ангела. Сложив пальцы «рамочкой» и прищурив глаз, он оценил:

— С эстетической точки зрения, так гораздо лучше. А ещё её бы могли раздавить. Не думаю, что это правильно, втаптывать чувства в грязь.

— Грязь? Я думала, это лепестки.

— Фигурально выражаясь. Потому как, если копнуть глубже, то цветы — это вообще половые органы растений. Не думаю, что столь интимными частями следует украшать зал, а уж тем более дарить их девушкам, — брюнет усмехнулся, — но Алекс придерживается другого мнения.

Я впала в ступор. Откуда ему известно о всех тех маленьких букетиках, что так любил дарить принц? Если только он не…

От корней до кончиков волос чужака пробежала рябь. Будто огненный вихрь лизнул его макушку. Черная краска начала пропадать; переливами она стекала с кончиков волос и, зависнув в воздухе, рассеивалась, как дым. Парень взъерошил огненно-рыжую макушку, ещё пуще запутывая волосы, из которых торчали веточки и сучки.

— Возьми это, — он взял меня за запястье и вложил в открытую ладонь, небольшой клочок бумажки.

— Что это?

— Ваш единственный шанс побыть тем, кем вы реально заслуживаете.

Его слова запутали меня окончательно.

— Отдай сестре, она разберётся. А сейчас я, пожалуй, откланяюсь, негоже выглядеть, как дровосек на свадьбе любимого братца.

Я едва не хлопнула себя по лбу, так вот оказывается, с кем я общалась! Мне мгновенно стало так стыдно, что хоть в колодец прыгай охлаждаться от нахлынувшего жара. Тут скрипнула дверь, из проёма выглянула раздражённая круглая физиономия мима. Он жестами приказал мне выходить. Прежде чем это сделать, я окинула взглядом зал — паренька и след простыл.

В связи с моей пропажей, последовала незамедлительная выволочка сначала он сопровождающего, а затем и от начальства. Меня едва не уволили в первый свой рабочий день. Что сказать, с моим везением, я была несказанно рада, что всё ещё жива, хожу на своих двоих и вижу солнце, которое медленно, но верно ползло к горизонту.

— Предсвадебный бал состоится в 5 вечера, мы же выступаем после полуночи, — пояснил брутальный мужчина средних лет, звукорежиссёр.

Я запнулась:

— Вы же говорили, что нам предстоит участвовать в вашем шоу. Для чего мы проходили инструктаж и повторяли отрепетированные слова, трюки?

— Для большей убедительности.

— Ну класс! А я так хотела выступить на королевской сцене! Засиять звёздочкой так ярко, чтоб все ослепли! — возмутилась Лерс. Тут я вспомнила о бумажке, которую дал мне рыжий паренёк и протянула Лере. Прочтя начертанное скачущим и корявым, даже по альянским меркам, почерком, она не смогла сдержать улыбки, — Думаю, такая возможность всё же представится.

***

— Поднимите, s’il vous plaît[2] над головой руки, я сделаю необходимые замеры, — попросил мсье Пьер, наш персональный кутюрье, к которому нас привела записка Райана, — 12 гралей в талии и 14 в бёдрах, — молвил тонкий, как трость, типично французской в нашем представлении наружности мужчина. Юный портняжка быстро закивал и записал результат. Ему относительно повезло, ведь остальные мальчишки и девчонки были заняты тем, что носились по пошивочной, опасно лавируя между ткацкими станками и поднося образцы к мадам Де ля Пон, которая подбирала ткань под тон кожи Леры. Та стояла на платформе и смирено подчинялась малейшей прихоти модных профессионалов. Происходящее вселяло в неё трепетное благоговение.

Я разделяла её энтузиазм только до той поры, пока сама не оказалась на постаменте перед зеркалом в полный рост. В принципе, всё не так плохо, как я ожидала и даже наоборот: в условиях постоянной беготни я слегка похудела, загорела, подкачалась. Однако обмерщик раскритиковал мою фигуру в пух и прах. Если к растущему, только формирующемуся телу Леры отнеслись снисходительно, хоть она и успела изрядно измениться за этот месяц, то ко мне предъявляли куда более жёсткие требования. Оказалось, что я совсем не подходила под стандарт здешней красоты и смотрелась крайне странно в глазах альянцев. Широковатые плечи, пресс, 40-ой размер ноги и наконец, изюминка на кексе — «отпочковывающийся» средний палец правой руки (шучу, я не страдаю полидактилией, это всего лишь вечная и неизменная мозоль от ручки) — всё это казалось недопустимым уродством в глазах утончённого Пьера. Накручивая ус на палец, он обсуждал мой неаристократичный вид с мадам. Время безжалостно утекало, а они начали ожесточённый спор.

— Я не допущу, чтобы une fille [3]появилась на торжестве в парандже! Ты видишь только тёмные стороны, un ignorant[4], не замечая очевидных достоинств. Талия, длинные ножки, маленькая аристократичная грудь — разве это ты считаешь moche[5]?

— Как знаешь, но от меня тогда помощи не жди, chéri[6].

— Вроде не так всё плохо, — я скукожилась, как ёжик, в клубок, практически поверив в то, что говорил мсье Пьер, пропуская слова мадам, мимо ушей.

— Не обращай внимания, — обратила на себя внимание девушка со смоляными косицами, — по мнению супругов Ришелье, если день прожит без ссоры, то прожит он зря.

— Кэсси! — опознала Лера. На нас больше не было старательно наложенного макияжа, так как свою маскировочную роль он уже сыграл, поэтому портняжка мгновенно узнала нас. Но не начавшийся разговор тут же прервали. Мадам и мсье разругались в пух и прах, поэтому каждый, дуясь на своего оппонента, решил распределить ответственность. Пьер взял на себя Леру, а меня — мадам Де ля Пон.

Что из этого вышло, вы увидите на самом балу.

[1] Антрепренёр — менеджер или предприниматель в некоторых видах искусства, содержатель либо арендатор частного зрелищного предприятия (театра, цирка и др.) — антрепризы.