Эйс подошла к трибуне. Кинула короткий взгляд в сторону подсудимого. Емельянов стоял, опустив взгляд в землю.

— Этот пришлый к нам человек по имени Саша посмел поднять руку на жителя нашей деревни, дружинника Рикса. Он нанес ему два удара, повредив лицо. Рикс, прошу тебя, выйди. — Из толпы появился Рикс. Правая щека, вся распухшая, была чуть ли не в два раза больше левой, а под глазом синел огромный кровоподтек. По толпе прошла волна возмущенных возгласов. — Он не просто покалечил одного из нас, он нарушил закон гостеприимства. Будучи гостем, он нанес всем нам оскорбление. На него никто не нападал, его действия не были ни самозащитой, ни ответом на агрессию. Я считаю, что этот варвар заслуживает жестокого наказания.

— Спасибо, Эйс, — произнес Крамис. — Как вы поняли, Саша нарушил наш закон. Мы все должны вынести решение: наказывать его или простить. Перед тем как приступить к голосованию, нарушителю закона дается слово. И мы дадим ему сказать. Но сначала, хоть у нас это и не принято, я хочу предоставить слово друзьям нарушителя, по их просьбе.

К трибуне подошел Олег. Окинул взглядом толпу. На него взирали не меньше сотни горящих глаз, в которых читалось желание наказать. Ученый передернул плечом. Ему еще ни разу не приходилось играть роль адвоката, но жизнь Емельянова висела на волоске, зависела от решения этих обозлившихся людей.

— Уважаемые собравшиеся, — начал Олег. — Саша — наш друг. Он, как и я, и мои дети, попал сюда в ваш мир издалека. Вместе с нами он проделал нелегкий путь и доказал, что он добрый и надежный товарищ. Просто так он никого не обидит. И этот случай — всего лишь недоразумение. Саша не понял намерений вашего соратника, и сам того не ожидая, напал на него. Но я уверен, что он глубоко раскаивается. Поэтому, я прошу вас, проявите к нему снисхождение, простите моего друга.

Люди молча продолжали глядеть на Олега. Смог ли он хоть как-то смягчить их гнев? Олег не умел произносить защитных речей, и был совсем не уверен, что его слова тронули сердца этих далеких от цивилизации людей.

— Теперь предоставляется слово подсудимому, — известил Крамис.

Жители повернули головы в сторону Емельянова. Тот, вобрав в себя воздух, поднял голову, встретился глазами с недружественными взглядами.

— Мне нечего тут сказать, — голос мордоворота прозвучал твердо и четко. — Этот ваш Рикс посмел оскорбить моих богов, чем вызвал мой гнев. И я считаю, что он получил по заслугам. Я раскаиваюсь только в одном, что не смог сдержать себя. Но в том, что не дал Риксу продолжать себя оскорблять, я раскаиваться не собираюсь. Зла я на вас не держу. Если считаете нужным, наказывайте. Если решите лишить меня жизни, прошу об одном, что бы это сделала Эйс.

Емельянов глянул в сторону девушки. У Эйс глаза вспыхнули, поймав взгляд громилы, а щеки окрасились легким румянцем. Не выдержав, она отвернулась.

— Переходим к голосованию, — произнес старейшина. — Каждый из вас должен поставить на жетоне знак с наказанием или знак помилования. Подходите по одному.

С этими словами Крамис извлек из-под трибуны емкость, напоминающую таз, наполненную деревянными кругляшками, величиною чуть меньше ладони. Рядом он поставил другую емкость, похожую на большую кастрюлю, накрытую крышкой. В крышке имелась прорезь. Люди начали подходить. Каждый брал кругляш, что-то нацарапывал на нем куском черного камня и опускал в «кастрюлю». Процедура длилась долго. Олег уже устал стоять. Он отошел к высохшему дереву, оперся о широкий ствол. Рядом примостились Настя, Артем и Лика. Солнце к тому времени поднялось высоко и вовсю палило. Неизвестно откуда появились жирные черные мухи. Они садились на потную шею, норовили залезть в уши и нос. Олегу пришлось отгонять надоедливых насекомых.

Наконец, последний жетон был опущен в импровизированную урну. Собравшиеся люди вновь заняли свои места и устремили взгляды на трибуну. Крамис открыл крышку. Достал первый жетон.

— Изгнать, — произнес он и положил жетон на столешницу трибуны. Достал еще один. — Казнить.

Второй жетон лег рядом. Затем старейшина доставал жетоны по одному и складывал их стопочками: в одну — со знаком «Казнить», во вторую — «Изгнать», в третью — «Отсечь руку». Постепенно все три стопки вырастали, превращаясь в столбики. Время от времени то одна стопка становилась выше всех, то другая, то третья. Все наблюдали за действиями старейшины в полном молчании. Олег отошел от дерева и тоже следил за тем, какое же наказание достанется его товарищу. Он уже не замечал жужжащих перед лицом мух, от волнения еще больше вспотев.

Настал момент, когда все три столбика выровнялись. Крамис наклонился к «кастрюле» и выудил последний жетон. Все вокруг замерли. Олег не сводил глаз с руки старейшины.

— Помиловать, — произнес Крамис, рассмотрев начертанный на кругляшке знак. Это был единственный жетон, на котором было изъявлено желание о помиловании. По толпе прокатился гул. Старейшина держал жетон в ладони, словно взвешивая его. Он явно колебался, не решаясь объявить окончательный вердикт. — Поскольку «помиловать» ближе к «изгнать», чем «казнить» или «отсечь руку», я объявляю, что Саша, а вместе с ним и его друзья должны покинуть нашу деревню.

Олег бросился к Емельянову, в порыве радости обхватил его могучие плечи. Руки у охранника все еще были связаны. На лице громилы нарисовалась улыбка.

— Что, Куропаткин, пришлось понервничать? — пробасил Емельянов.

— Не то слово, Санек. Я уже строил планы, как выручать тебя.

Дети тоже подошли к Александру с сияющими лицами.

— Изгнание — это не помилование, — произнес Крамис, оказавшись рядом. — До ухода из деревни Саша должен находиться в карцере.

Олег хотел было возразить, но Емельянов опередил его:

— Сидеть в тюрьме, зная, что скоро выйдешь на свободу куда приятнее, чем в ожидании казни. Так что я готов немного потерпеть.

Конвоиры увели арестанта. Громила шел с независимым видом, подняв голову и широко ступая. Олег и дети проводили его долгими взглядами.

— Вы должны покинуть деревню до заката, — сообщил Крамис Олегу.

— Да, конечно. Мы не будем задерживаться.

Гости вернулись в дом старейшины.

— Я обещал изготовить для вас оружие, но случай с вашим другом все спутал. Изготовлением оружия у нас заведует Эйс, и она отменила мой заказ. Тем не менее, я хочу сделать подарок лично вам, Олег, от меня.

С этими словами Крамис удалился из гостиной и вернулся, неся в руках ремень с ножнами, откуда торчала рукоять меча.

— Благодарю вас, — Олег осторожно принял амуницию. — Правда, из меня боец как бык из таракана. И такими штуками я никогда не пользовался.

— Если вы направляетесь к зиндам, вам этот меч может пригодиться. К сожалению, больше ничего вам дать не могу.

Крамис пригласил гостей отобедать перед дорогой.

— А как же Саша? — спросил Олег.

— Не беспокойтесь, его накормят.

Сразу после обеда Олег и дети вышли из дома. Их лошади все также паслись во дворе старейшины. Лика вскочила на свою Милку, Артем и Настя водрузились на Черныша. Олег подал сыну два копья, одно взял сам.

— Идите на край деревни, вашего друга приведут к вам, — сказал Крамис. Олег еще раз поблагодарил старейшину за гостеприимство и извинился за своего товарища.

Отец и дети вместе с Ликой быстро добрались до последних домов, где улица превращалась в широкую тропу, уходящую в поля. Ждать пришлось недолго. С дальнего конца улицы показался Емельянов в сопровождении двух конвоиров. Рядом с ними шагала Эйс. Они приблизились к поджидавшим их Олегу и детям. Уже за пределами деревни арестанту развязали руки.

— Ну что, помощник богов, — произнесла Эйс. — Прощай.

Емельянов ничего не ответил. Он глянул на девушку. Впился глазами в смуглое лицо. Эйс вновь не выдержала взгляда, отвела глаза в сторону. Громила нагло пялился на юную воительницу, не решаясь двинуться к спутникам, которым уже не терпелось двинуться в путь.