— Я всё-таки не пойму, — задумчиво говорил Рин. — Зачем в этот «пузырь» машину целиком сбрасывать? Проще ведь камень из двигателя выкрутить, и туда бросить!
— Можно было бы, — согласился Коул. — Только опасно. Треснутый камень начнёшь вытаскивать, а он и рванёт! Да и вообще, машины, в которых камень «потёк» — они вроде как заражённые считаются: подвергшиеся временной нестабильности, во! Безопасней всю разом сбросить.
— Ага, с водителем — бр-р! Слушай, а как думаешь, почему там темно?
— Это всё физика. Мне Гай рассказывал. В общем, свет — он же поток частиц, да? Этих… фаэтонов.
— Фотонов.
— Угу. Они от всего отражаются, потому мы и видим. А в остановленном времени ничего ведь не движется — и фотоны тоже! Значит, и света там быть не может.
За разговором они свернули на очередную улочку. Во многих домах окна уже были закрыты ставнями или занавешены жалюзи — люди в Светлом городе могли себе позволить ложиться спать пораньше. Улица заканчивалась у кованых ворот в низкой каменной ограде, за которой зеленели кроны деревьев. Арку ворот украшал какой-то ажурный герб, уже почти раскрошившийся от ржавчины.
За стеной раскинулся сад — такой заросший и запущенный, что походил на настоящий лес. Узкая аллея вела от ворот туда, где над деревьями вздымались черепичные крыши старого особняка. Древесные кроны сплетались над аллеей так, что она походила на коридор в гуще листвы.
— Ну, вот и пришли. — Рин обернулся к Коулу. — Спасибо, что проводил… и вообще. Зайдёшь?
— Не, мамка на ужин ждёт. Пойду я…
— Дитя! — прервал их скрипучий голос. Из боковой аллеи показалось плетёное кресло-каталка на колёсах, которое толкала сзади немолодая грузная тётка-служанка. В кресле ссутулилась древняя старуха с пышной седой причёской и обрюзгшим лицом; иссохшие руки покоились на укрытых пледом коленях.
— Дитя, ты снова сбегаешь из дома, — продребезжала старуха, подслеповато щурясь на Рина сквозь очки. — Как раз тогда, когда у тебя урок музыки! Что я говорила тебе о пунктуальности?
— Виноват, тётушка, — смиренно склонил голову Рин. — Вы, тётушка, изволили говорить: «Распорядок дня есть первый признак благовоспитанного человека».
— Видимо, говорила зря, — прервала его бабка. — А это что за оборванец?
— Это Коул, графиня. Я его уже как-то приглашал к нам.
— Не помню такого! — отрезала графиня. — Тебе не подобает связываться с низким людом. Я запрещаю тебе впредь водиться с этим… Хаулом, так и знай! А теперь иди же, и не опаздывай к уроку. Ох, у меня снова разыгралась мигрень… — Старуха прижала к вискам сухие пальцы. Угрюмая служанка развернула кресло и укатила вглубь парка.
— Не бери в голову, — сказал Рин. — Ты же её знаешь…
— Ещё как, — кивнул Коул. — Ну, ладно, бывай: тебя музыка ждёт! — Рин скорчил страдальческую гримасу, вывалив язык, и оба они расхохотались.
На прощанье они хлопнули друг друга по ладоням, и Рин зашагал по аллее к дому: маленькая фигурка под сводами зелёного тоннеля. Коул взглянул ему вслед — и в памяти вдруг всплыл день, когда они познакомились…
* * *
Особняк на окраине Светлого города принадлежал какому-то аристократическому роду, и одно это отпугивало от него воров. Красть у «знатюков» считалось гиблым делом. Говорят, они на все свои вещи ставят алхимические метки: сопрёшь такую, и полицейские хронисты возьмут твой след. Тогда исправительными работами не отделаешься — депортация, а то и на север сошлют…
— …Тише ты! Услышат! — цыкнул Коул, когда Гвид зацепился рукавом за ветку и с треском её обломал. Мальчишки пробирались сквозь буйные заросли сада, давно не знавшие ножниц садовника. Ветви лезли в лицо и хватали за одежду, но выбираться на открытое место было опасно. Вот и приходилось пригибаться, а то и ползти на карачках.
— Кто услышит-то? — боязливо шепнул Гвид. — Вы ж сами говорили, тут только сторож на воротах.
— Мало ли кто! — не оборачиваясь, властно отрезал Рокк. — Ещё ра-аз шум поднимешь, Гвидеон — назад пойдёшь! Один.
Да, за кражу из дома аристократов сурово карали. Но мальчишек с Тёмной стороны это не остановило. Во-первых, дом считался давно заброшенным: они всё заранее разведали и убедились, что из всей охраны тут лишь пара отставных полицев на воротах, да обленившийся старый пёс. А во-вторых, они и не собирались красть — забраться в сад уже подвиг! За такое даже ребята с Плотин их зауважают.
Мальчишки по очереди продрались сквозь кусты и наконец вышли на поляну. Это был задний двор; справа под низкой каменной стеной было свалено какое-то барахло, скрытое в траве. А прямо перед ними поднимались кирпичные стены особняка, увенчанные тёмно-серыми крышами.
Ребята задрали головы, разглядывая дом в невольном почтении. Многие окна были заколочены досками, другие зияли тёмными провалами. Плющ и дикий виноград заплели стены от земли до самых крыш.
— Ничёсе хатка, — прошептал Лигби. — Что здесь случилось-то, раз всё бросили?
— Кто зна-ает, Лигбен, — проронил Рокк, привычно растягивая слова. В их шайке он был главным, и не раз доказывал своё лидерство в драках. — Говоря-ат, хозяева одна-ажды просто исчезли. Легли в постели, а к завтраку слуги при-ишли будить — а никого, только оде-ежда пустая…
— Хорош стращать, Рокк! — шёпотом взмолился Гвид. — Пошли уже отсюда!
— Не торопи стре-елки, Гвидеон! Кто нам поверит, что были тут, если с пустыми рука-ами уйдём?
— Что? — развернулся к нему Коул. — Ты же сказал, ничего воровать не будем!
— Не, Рокки, это уже слишком! — поддержал кто-то. — За такое знаешь, чё будет? Я на север не пойду! — Раздался ропот.
— А ну, тихо! — оборвал Рокк. — Споко-ойно, Коулден. Никто про кра-ажу не говорил, чего ты стру-усил? — От его насмешливого тона у Коула вспыхнуло лицо.
— Кра-асть не будем. А вот флюгер с крыши свинтить — это не кража. Решат, что ветром сорвало, а на-ам трофей будет… — Рокк взглянул наверх, где на шпиле низкой башенки красовался ржавый флюгер. — Ну, кто смелый?
Настало неловкое молчание. Это был вызов, и Коул понял, что другого шанса смыть обвинение в трусости не будет.
— Я полезу, — тихо сказал он.
— Ты? А спра-авишься? — усомнился Рокк. В ответ Коул лишь похлопал себя по сумочке на поясе, где хранил свои сокровища — инструменты.
Под взглядами приятелей, он приблизился к стене. Ему повезло — здесь из кладки выступали в два ряда бронзовые арматурные штыри. Наверное, когда-то планировали делать пристройку… Коул расстегнул сандалии и повесил на пояс, затем ухватился за один из штырей, подтянулся и упёрся ногой. Рывок! — перехватился, ещё рывок!..
Первый и второй этажи он одолел на удивление легко. Арматура служила отличными ступеньками. Коул запретил себе думать, что будет, если его фигуру на стене заметят охранники. Лишь он, кирпичная стена перед носом и стержни в ладонях и под босыми подошвами. Раз! — перехват, ещё раз! — пере…
Нога, вроде бы поставленная твёрдо, вдруг сорвалась с опоры. Коул не успел вовремя ухватиться — и повис на одной руке и одной ноге. Снизу донёсся слитный испуганный вздох.
У Коула дыханье спёрло в горле. Мышцы вдруг ослабли, в них вступила предательская дрожь. Вот сейчас и вторая рука не выдержит, и… Нет! Мальчишка стиснул зубы, превозмогая страх, подтянулся и ухватился за штырь второй рукой. Вот так! Что угодно, только не струсить.
Ещё выше штыри заканчивались, но Коул уже успел приметить рядом виноградные лозы, увившие карниз: крепкие стебли были толщиной в запястье. Выбора не было. Он аккуратно поставил стопу в перекрестье лоз, ухватился и перенёс вес тела. Вперёд!.. Лоза с шорохом подалась было под ногами, но он уже ухватился за карниз, подтянулся — и выбрался на крышу.
С минуту он просто не мог отдышаться, наслаждаясь твёрдой опорой под собой. Вот так приключение… Потом всё же поднялся на ноги и с нарочно бравым видом помахал парням внизу — те замахали в ответ.
Коул огляделся, чувствуя себя альпинистом, покорившим вершину. Двускатная кровля, по углам увенчанная башенками, была вся в разводах птичьего помёта, кое-где черепица зияла дырами. Ладно, вон та башня, на которой флю…
