Подтверждая его догадку, вдали хрипло взревел гудок. Будто отозвался на зов сирены.

По воде меж островов, сверкая огнями, скользил болотный катер — стремительный остроносый корабль на поплавках. Громадные воздушные винты за кормой гнали катер вперёд, рубя лопастями дождь. С двух шаров корабль осветили прожектора, поймав в перекрестье лучей и высветив орудийные башни с хищно торчащими стволами.

Боевая канонёрка, одна из многих, что патрулируют северные топи. Она откликнулась на призыв, и на всех пружинах шла на помощь пылающему лагерю.

Ржавого пробрала дрожь, и не от холода. Канонёрка — это уже не обленившаяся лагерная стража, это армия. Солдаты-болотники, уроженцы северных деревень, как никто умеющие выживать в топях; беспощадные гончие Острога, способные унюхать и выследить кого угодно даже среди болот. Если они возьмут его след, побегу конец…

Гром ударил с такой силой, что Ржавый вжался в землю. Вспышка молнии на всё небо озарила клубящиеся тучи — на фоне которых проступили на миг чёрные силуэты воздушных шаров.

Воздушные шары!..

Ржавый повернулся и скользнул с берега в воду.

Дважды ему приходилось нырять с головой, когда луч прожектора проходил слишком близко. И всё же в какой-то миг он выполз на берег — и при вспышке молнии различил впереди островерхий силуэт. Стражник в непромокаемом плаще с надвинутым капюшоном, с ружьём в руках. Неподалёку виднелся вросший в землю каменный блок, от которого уходил вверх канат — прямо к огромной, круглой тени воздушного шара в сумрачных небесах.

Ржавый подполз на локтях чуть ближе, затем ещё ближе. Капюшон стража не дрогнул — держа ружьё наизготовку, тот вглядывался во мрак дождливой ночи.

«Темнее всего под пламенем свечи», прозвучала вдруг в голове Ржавого поговорка, некогда услышанная от отца. Рука парня крепче сжала нож…

Стражник в корзине воздушного шара в очередной раз повёл прожектором влево-вправо и раздражённо сплюнул. Никого; глупо даже думать, что кому-то из негодяев удалось сбежать! Небось, уже достались болотным тварям — в этих топях много чего водится пострашнее пиявок…

Он приложил к глазам бинокль и вгляделся туда, где ещё мерцали огни полыхающего лагеря. Если пришла канонёрка, значит, армейцы в деле. Ох, и влетит начальству! Стражник ухмыльнулся — и в этот миг корзина под ногами вздрогнула. Бинокль выскользнул из рук и полетел вниз.

— Какого?.. — Стражник перегнулся через борт, и осёкся. По канату, стремительно перехватываясь руками и ногами, взбирался полуголый каторжник с зажатым в зубах ножом. Плащ за его спиной трепыхался на ветру, будто флаг.

Опешивший стражник отпрянул было, потом схватился за рукоять пистолета в кобуре… Но Ржавый уже вцепился в бортик корзины, одним рывком закинул себя внутрь и бросился на врага.

В отблесках молний две фигуры в раскачивающейся корзине яростно сцепились друг с другом. В какой-то момент Ржавый сумел высвободиться из захвата — и, откинув голову, ударил врага лбом в лицо. Схватив оглушённого стража за воротник и за пояс, он перевалил его через борт и сбросил вниз. Короткий вопль оборвался всплеском.

Не потрудившись даже взглянуть вниз, беглец отвернулся. Стропы, на которых была подвешена корзина, сходились к горловине шара с закреплённой под ней газовой горелкой. Бьющееся пламя рассеивало ночную темень и озаряло внутренность корзины.

Медлить было нельзя. Ржавый знал, что на воздушных шарах есть аварийное отцепление каната. Должно быть, вот этот тросик — нет, этот… Да!

Отцепленный канат опал и исчез во тьме. Далёкие огни дрогнули и поплыли вниз — освобождённый шар начал подниматься. Слишком медленно, надо сбросить балласт!.. С бортов свисали несколько мешков с отсыревшим песком; Ржавый сбросил их, перепилив ножом верёвки. Затем бросился к горелке, и вывернул подачу топлива на максимум. Пламя воспрянуло — огненный факел с рёвом ударил в горловину.

Облегченный воздушный шар уверенно пошёл вверх.

Вцепившись в стропы, беглец расхохотался. Свободен!.. Пропажи хватятся не сразу, а потом будет уже поздно. Воздушный шар не имел управления, но это было и не нужно — на высоте северный ветер увлечёт его на юг, навстречу утренней заре. Навстречу свободе.

Ржавый запахнул на груди плащ. Пришлось снять его со стражника внизу — юноша знал, как холодно бывает в небе. А уж ему, мокрому и раздетому, холод опасен вдвойне… Оглянулся ещё раз — но отблески далёких огней уже растаяли в пелене ливня.

— Выкусите, сволочи! — прошептал он, и усмехнулся.

Сквозь ночь и ливень, ветер уносил воздушный шар прочь.

* * *

Канонёрка подошла к острову. Солдаты спрыгивали с бортов в воду и шли вброд, подняв ружья высоко над головами.

Пожар догорал: дождь наконец-то пересилил пламя. Стражники бродили среди трупов — выживших бунтовщиков поставили на колени в грязь. Лекарь перевязывал окровавленного и стонущего коменданта лагеря. Учётчик осипшим от волнения голосом раздавал команды и косился на раненого коменданта, в ужасе от того, что главным внезапно стал он, и отвечать придётся ему.

Когда на территорию лагеря ворвались первые солдаты, учётчик развернулся было к ним… И сам пал на колени, лишь завидев в проёме ворот рослую, широкоплечую фигуру в сером плаще. Спустя миг точно так же повалились наземь стражники — кое-кто даже уткнулся в грязь лицом.

В наступившей внезапно тишине, нарушаемой лишь треском пламени, высокий гость тяжело и грузно прошёл меж солдат и стражей. За ним крадучись следовали две сутулые фигуры, сплошь закутанные в серое тряпьё — лишь глаза сверкали на замотанных лицах нечеловеческим, хищным блеском. Прижавшийся к земле учётчик задрожал, когда перед ним остановились сапоги с окованными сталью носами.

— Встань! — прозвучало сверху.

— В-ваше точнейшество!.. — пискнул чиновник. — Господин н-намес…

— Я сказал, встать! — Могучая рука сгребла учётчика за шиворот и подняла на ноги. Несчастный съёжился, не смея взглянуть в лицо собеседнику. — Назови себя.

— Младший учётчик Борниус Карн, господин наместник. П-произошли беспорядки; волнения среди заключённых. — Карн облизнул губы. — Мы не ждали, что вы собственной персоной… такая честь…

— Я возвращался с промысловых баз, и мы приняли ваш сигнал, — перебил рослый. — Сам вижу, что волнения! Как это случилось?

— Это всё он… — прозвучал слабый, прерывистый голос. Комендант лагеря приподнял голову. — Рыжий…

— Что за рыжий? Списки заключённых мне, немедленно! — Наместник шагнул к коменданту. — Говорите.

— Это он… — повторил комендант. — Заключённый из четвёртого барака, кличка Ржавый. Он бросил что-то маленькое в печь… какую-то побрякушку. А потом — взрыв, огонь… Ры-жий, ры-ы… — Комендант зашёлся кашлем.

Наместник взглянул туда, где посредине лагеря всё ещё сочилась дымом яма, а вокруг были размётаны обломки кирпичей. Один из его спутников в серых тряпках приблизился к яме, опустился на четвереньки и принюхался к дыму. Стражники невольно подались назад.

— С-сквер-рно! — гортанным голосом прорычал забинтованный. — Сквер-рно пахнет. Как будто сер-ра, но не она. И ещё какая-то мёр-ртвая др-рянь…

— Алхимическая взрывчатка, — проронил наместник, пнув сапогом обломок кирпича. — Интересное дело.

Подоспевший Борниус Карн сунул наместнику планшетку с листом бумаги. Тот пробежал списки взглядом, ища номер «рыжего» — и вдруг вздрогнул. Не веря себе, уставился в одну из строчек. Не может быть!..

— Где он? — Наместник рывком развернулся к учётчику. У Карна подкосились колени — но рука наместника вцепилась в его мундир и приподняла над землёй… Механическая рука, тускло блестящая стальными и бронзовыми сочленениями. Задыхаясь, Карн уставился в перекошенное бледное лицо наместника, обрамлённое растрёпанными белыми волосами, в его сверкающие красные глаза.

— Заключённый под этим вот номером! — прошипел альбинос. — Как он оказался в вашем лагере?

— А-а… старик Хрущ? Но п-при чём…?

— Отвечай! Кто и когда его перевёл?