— Три, — наконец произнес один из аналитиков. Друд рывком подался к нему. — Три наиболее вероятных места, где может быть цель, — голос чёрно-красного был таким же спокойным и неживым, как взгляд.

— С разбросом вероятности от пятидесяти до семидесяти семи процентов, — добавила женщина, кучно поставив на карте три крестика.

— Это предместья, — пригляделся Друд.

— Логически обосновано, — подтвердил третий аналитик. — Беглецы ищут убежища, где можно залечь на дно.

— Незнакомы со специфическими правилами и нормами Бомтауна, — подхватила женщина. Исчислители не только действовали, но и говорили, как один, продолжая друг за другом. От этого поневоле делалось не по себе.

— Будут стремиться туда, где соблюдение установленных правил сведено к минимуму.

— Где не будут выделяться.

— Что означает предместья.

— В числе возможных мест, во-первых, Ночлежная Слобода. Вероятность мала.

— Слишком высок риск криминала.

— Во-вторых, гостиницы на Камышовой Улице.

— В-третьих… — Звонок прервал исчислителя, и в трубу почты упала капсула. Один из служащих вскрыл её.

— Срочная новость! — обернулся он. — Пожар в северных предместьях. Горит мюзик-холл «Чёрное Сердце»!

Настало молчание. Под взглядом Друда, исчислитель медленно воткнул булавку в третий крестик.

— Это они, — тихо сказал Часовой.

Зал сгоревшего мюзик-холла походил на пещеру. Стены были черны от копоти, с потолка свисали каплющие пенные сталактиты. Под ногами хлюпало при каждом шаге, ботинки тонули в чёрной воде с наплывами пены.

— Вечный помилуй… Кто-нибудь погиб? — Хилл стоял на ступенях, зажимая нос платком.

— Не думаю, — отозвался Друд. Он обвёл помещение лучом фонаря; свет рассеивался в дымном мареве. Огонь умер, задушенный химикатами, оставив лишь едкий дым. Луч выхватил из мрака сцену — за сгоревшим экраном скрючились почерневшие железки, и трудно было представить, что совсем недавно они творили для публики волшебную историю. Остов клокодеона оброс изнутри бахромой восковых потёков от растаявших цилиндров.

Друд погасил фонарь и отвернулся. Вместе с Хиллом они поднялись на улицу, озарённую светом фар. Пожарные в серых робах и блестящих касках уже заканчивали сматывать длинные рукава шлангов, грузили в кузов тяжёлые баллоны-распылители с пенными химикатами. В лужах на мостовой отражались уличные огни.

Свидетелей было всего трое. Толстяк-хозяин сидел в луже, обхватив голову руками, и мёртвым взглядом смотрел в выгоревший провал дверей. Поодаль жались друг к другу две зарёванные девицы в нарядах танцовщиц. Друд опустился на одно колено возле хозяина:

— Ты был там. Кто это сделал? — он тронул толстяка за плечо. Тот даже не шелохнулся. — Слышишь меня? — повысил голос Друд. — Кто?..

— Я знаю, мастер, — окликнул его сорванный от рыданий голос. Девушка в перьевом уборе отпустила подругу и шагнула вперёд. Друд приблизился к ней. Глаза танцовщицы блестели, на щеках чернели потёки от слёз и туши.

— Говори.

— Это была банда Пижона Финна, — девушка дрожала и запиналась. — Порджи им платил за крышу, и зажал деньги, скотина. Они всё громили, потом — огонь…

— Там были двое парней? Один чернявый, второй светленький, с веснушками? — Друд достал из кармана помятые фототипии. — Видела таких?

— Э… да! Финн с ними говорил о чём-то, потом его уроды их сграбастали, и… Не знаю. Мы побежали, но они… забрали Энни! — танцовщица всхлипнула.

— Кого?

— Энелин, сестру мою. Мы с ней и Вике, — она кивнула на подругу, — из Шатонска приехали. За славой, за деньгами… дуры.

— А их? Тоже забрали?

— Не знаю… Простите, мастер Часовой, мне так страшно! — девушка шмыгнула носом. Помедлив, Друд достал носовой платок — неожиданно чистый и аккуратно сложенный — и подал ей.

— Как тебя зовут?

— Триш.

— Куда они увезли твою сестру, Триш? Ты знаешь?

— Знаю, — девушка замешкалась лишь на миг. — Старое депо на севере. Они однажды меня саму туда возили, Финн захотел, чтоб я его развлекла… — голос её дрогнул от ненависти. — С завязанными глазами везли, но я всё равно узнала.

— Ясно, — процедил Друд. — Сержант! — подозвал он к себе полица. — Передайте в штаб моё приказание… — Часовой понизил голос и что-то тихо произнёс. Сержант растерянно кивнул шлемом.

— А мы поедем. Триш, садись, показывай дорогу.

Девушка устроилась на заднем сиденье, рядом с Хиллом. Инспектор поглядел сочувственно, стянул пиджак и набросил ей на голые плечи.

— Поехали, Реджи! — велел Друд, хлопнув дверцей. — Эй, ты чего такой унылый? — Реджи с несчастным видом пялился перед собой, явно гадая, как он в такое влип. — Ну, не дрейфь. У тебя сегодня настоящее приключение! Смотри веселей!

Водитель вымученно улыбнулся.

Машина скользила по тёмным улицам предместий, и свет фар облизывал стены домов на поворотах. Триш зябко куталась в пиджак и жалась к Хиллу; тот приобнял её за плечи.

— Что-то грустно едем, — неожиданно заявил Друд. — Реджи, у тебя музычка есть?

— Мастер Друд, разумно ли привлекать внимание? — осторожно заметил Хилл.

— Вот как раз тихо едущая машина и привлекает, — возразил Друд. — А так всё нормально. Зачем господа из приличных районов в трущобы ездят? Веселиться же! Вот и пусть думают, что мы кутить едем! — Он достал из ящичка меж сиденьями небольшой музыкальный цилиндр и всунул его в гнездо фонографа. Из маленьких рупоров полилась весёлая мелодия:

Ты счастливая звезда,

Ты светишь мне в ночи всегда!

Тебя лишь вспомню я -

И душа моя

Светом вся полна:

Мне лишь ты нужна.

Звёзды! В ночи

Горят твои лучи:

Счастья звезда,

Свети же мне всегда!

Друд с улыбкой замурлыкал в такт, отбивая пальцами ритм по дверце. Хиллу же песня показалась пошлой до оскомины, но он смолчал.

— Что невеселы, инспектор? — Друд взглянул на него в зеркало. Ветер трепал волосы Часового, выбившиеся из-под повязок.

— Не понимаю, — честно признался Хилл. — Они же разгромили и сожгли заведение… Куда полиция смотрит, раз тут такое творится?

Теперь уже Триш поглядела на него с сочувствием.

— Это Бомтаун, мастер, — молвила она. — Тут и не такое творится!

— Полиция, Хилл, — Друд порылся в ящичке и достал жестянку с мятными тянучками, — смотрит в рот господину Мулеру. Который очень славно договорился с синдикатами тик-такеров, отдав им на откуп предместья за хороший процент. Полиция только в «цветных» районах сильна, а в предместьях порядок поддерживают банды… своими методами. Триш, почему ты в полицию не пошла, когда они тебя забрали?

— Вы что? — поразилась девушка. — Это же сам Пижон Финн!

— Вот. — Друд высыпал в рот сразу половину тянучек. — Симптом того, что общество больно — когда люди боятся бандитов больше, чем власти. И это плохо. Только власть должна внушать страх!

— Простите, — неожиданно робко вмешался в разговор Реджи. — Но как так? Власть же не бандиты…

— Разве? — усмехнулся Друд. — А что создаёт порядок, как не страх? Страх наказания заставляет слушаться правил — и становится законом. Страх за свой дом и близких поднимает солдата в атаку — и зовётся отвагой. Страх одиночества вынуждает искать себе пару — и мы называем его любовью… Страх создал нас, людей.

Реджи не решился ответить, да и Хилл не нашёл слов.

— У тебя ещё конфетки есть? — Друд опять полез в бардачок. — Ого! — вдруг присвистнул он, и вытащил маленький, но настоящий пистолетик с серебряной гравировкой на стволе. — Хороша игрушка.

— Я-я! у меня есть разрешение! — всполошился Реджи.

— Ладно, ладно.

Мобиль наконец-то подъехал к воротам в низкой каменной ограде, за которой темнели в ночи приземистые здания с покатыми крышами. Из ворот по мостовой расходились ржавые рельсы.

— Приехали. — Часовой взглянул на вделанный в рукоять пистолета манометр, проверил пулю в стволе: обычная, «белая». Пули для пневматического оружия негласно делились на «белые» свинцовые — и «красные», боевые, в медной оболочке. — Хилл, стрелять умеете?