— Вот и всё, а вы боялись, хе-хе! — прокряхтел Доктор, убирая «Руку» обратно в саквояж. Финн довольно кивнул, взял Рина за волосы и приподнял его голову.

— А теперь, дружок, — ласково протянул он, глядя в вытаращенные глаза мальчишки, — мне надо знать, где вы раздобыли столько славных монеток. Там ведь немало ещё осталось, правда? Потому что я хочу ещё. И ты мне расскажешь, если…

— Э-э, капоре! — неожиданно робко прервал его один из бандитов. Пламя от светильников разбежалось по полу, и уже с треском лизало сцену. Отсветы плясали по стенам и потолку. Финн резко переменился в лице.

— Дерьмо змейское. Валим! — коротко бросил он, и первым пошел к выходу. За ним, выпустив мальчишек, потянулись остальные. Один тащил за руку отчаянно голосившую и упиравшуюся танцовщицу.

— Кха!.. Ринель! — Коул помотал головой, и на коленях пополз к съежившемуся на полу другу. — Ты как? Они тебя… Ох. — Рин мелко дрожал, на подбородке его багровела кровь из прокушенной губы.

— Ну, ну. Давай же, пойдём! — Коул с трудом поднял друга на ноги. И, кашляя и зажимая рты, мальчишки покинули затянутый дымом зал.

Лишь клокодеон всё так же продолжал наигрывать весёлые песенки. Пока подступивший огонь не раскалил его нутро, не выбил стёкла витражей из покривившейся оправы, и не расплавил музыкальные цилиндры в ручейки воска…

***

Хоромобиль подкатил к крыльцу трехэтажного здания с каменными львами на ступенях. Друд открыл дверцу, и сошёл на тротуар.

— Я могу…? — жалко пролепетал усатый водитель.

— Не можешь, — оборвал Друд. — Жди здесь, нам могут понадобиться колёса. Как тебя, кстати? Реджи?.. Вот и молодец, сиди жди. Пойдёмте, Хилл!

Инспектор Хилл хоть и заметил над входом вывеску торгового дома, но промолчал и глупых вопросов задавать не стал.

Внутри их встретили освещённые тусклыми лампами коридоры и мутные зеркала на стенах. Часовой уверенно свернул за угол, ещё раз, предъявил свой значок привратнику в ливрее, и тот молча распахнул перед ними дверь… Наконец в полутёмном закутке Друд нажал на большое зеркало на стене, и оно неслышно отъехало в сторону, открыв потайной ход с винтовой лесенкой.

Два хрониста спустились по ступенькам — и окунулись в свет и шум.

В первый миг это место показалось инспектору Хиллу смесью улья и террариума. Они очутились в тесном лабиринте узких проходов и галерей, соединённых железными лесенками, и бесчисленных маленьких кабинетов за стеклянными стенами. Всё вокруг было залито ярким, неживым светом ламп в плафонах. Одни кабинеты просвечивали сквозь другие, и всё пространство казалось намного больше себя самого, будто в зеркальном балагане на ярмарке. Коридоры сходились в большую комнату, заставленную столами и шкафами; по стенам, увешанным картами и меловыми досками, вились трубы пневмопочты.

И повсюду кипела работа. Сотни служащих в серой униформе сгорбились за столами, или сновали меж ними с кипами папок и бумаг, или чертили мелом на досках. Стрекот печатных машинок сливался с лязганьем счетных механизмов-арифмометров. То и дело дребезжали звонки, и почтовые трубы выплёвывали капсулы. Всё тут жило своей сложной и непонятной жизнью.

— Добро пожаловать в нашу паутину, Хилл! — хмыкнул Друд, заметив растерянность инспектора. — Или, точнее, в крысиную нору!

Каждое из двенадцати Ведомств, управлявших страной, помимо официальных резиденций, отделов и кабинетов в городских Магистратах, имело свои подземные «корни». Секретные хранилища и архивы, потайные ходы, и даже конспиративные квартиры, где проводились встречи. Простые граждане жили в счастливом неведении, что порой совсем рядом, за стеной, вершатся судьбы государства.

И только тринадцатое Ведомство — Внутренних Отношений — не имело ни кабинетов, ни офисов. Потому что для простонародья его не существовало. Все помещения госбезопасности были секретными, хитро встроенными в общественные здания или запрятанными под землю. Отсюда и пошло нелестное прозвище, которым сотрудники других Ведомств маскировали страх перед безопасниками — «крысы в стенах»…

Друд подозвал к себе нескольких служащих, и вполголоса отдал им приказания. Те дружно кивнули — и взялись за дело

Хиллу оставалось лишь наблюдать. Даже он, непосвящённый, почувствовал, как изменился ритм работы в зале. Отлаженные цепочки сотрудников включились в выполнение новой задачи. Распахнулись шкафы, выдвинулись ящики картотек. Сотни рук листали документы, сотни глаз пробегали по строкам. Зашуршали по бумаге перья, зевы почтовых труб всосали капсулы — и по тайным каналам связи понеслись команды.

Паук неспроста стал эмблемой Часовых. Тринадцатое Ведомство — не только оперативники-призраки: это в первую очередь гигантская сеть шпионов и информаторов, защищённая паролями и кодами.

И сейчас раскинувшаяся на весь Бомтаун паутина пришла в движение…

***

На одной из улиц Белого Района буква «А» на горящей красным вывеске «БАР» мигает, гаснет и вспыхивает вновь, уже белым. Ничего особенного, но торговец на другой стороне улицы мигом выставляет табличку «Закрыто» и опускает шторку над прилавком…

В мастерской механика игрушечный попугай в клетке под потолком вдруг оживает и начинает стучать клювом о прутья. Хозяин все так же попивает чай и вежливо беседует с клиентом — но рука его под стойкой чиркает карандашом по бумаге. Точка-тире-точка…

В зале игорного клуба, где за столами шлёпают картами, крупье зажигает над стойкой южные бумажные фонари — белый и зелёный. Трое игроков в углу один за другим пасуют, встают и выходят на улицу…

Сотни тайно завербованных спецслужбами людей по всему городу в этот час получили условные знаки. И каждый знак говорит об одном: охота началась.

Агенты Ведомства шагают по улицам, скрываются в подъездах и переулках. В почтовом ящике, мусорной урне, в птичьем гнезде за окном — их уже ждут шифрованные записки с приметами жертв.

«Волосы светлые…»

«…чёрные…»

«…веснушки…»

«…нос с горбинкой…»

«…рост…»

«…одеты…»

«Не должны уйти!»

Задачи поставлены, цели даны. И вот уже дрожат первые нити паутины.

В галеере пассажа «Южный Крест» торговец пончиками отлучается из-за прилавка. Войдя в туалет, оглядывается, достает из-за сливного бачка гаечный ключ и отбивает условный сигнал по трубе…

Под землёй, в одном из закутков тоннеля метро, слепой попрошайка-скрипач снимает тёмные очки — и, щуря совершенно здоровые глаза, царапает карандашом в блокноте донесение…

Стая грегов проносится по тёмной улице на стрекочущих машинах, обдавая витрины светом фар. Последний сбавляет скорость, отстаёт и незаметно для остальных сворачивает в закоулок. Затормозив у деревянной двери, тихонько стучится, и та приоткрывается.

— Ну? — шепчут из темноты.

— Видел таких, — тихо сообщает грег. — Двое парней, точно по описанию. — Он называет место, где их банда встретила беглецов. Из темноты протягивается рука, и в ладонь грега ложится монета-месяц. Парень подносит её к глазам, усмехаясь; в свете монеты блестят колечки и заклёпки на его лице.

— «Бижульки», — шепчет Гвоздь. — Будут тебе бижульки, тварёныш!

Со всех концов паутины летят дрожащие сигналы, ложные и истинные, стекаясь в центр, где ждёт паук…

***

В подземелье отдела работа закипела с новой силой. Поступавшие донесения разбирались, сличались и отправлялись в обработку. Трещали арифмометры, карандаши выплясывали на бумаге строки формул и стрелки схем. В сложнейших расчетах вычислялся путь беглецов по огромному городу. Друд — паук в этой сети — ходил от стола к столу, выслушивал отчеты, то и дело пробегал глазами очередную бумагу, хмурился или ухмылялся.

Среди суеты выделялись три фигуры у истыканной булавками карты Бомтауна на доске. Двое мужчин и женщина, все трое бритоголовые, в чёрно-красных мундирах и в островерхих колпаках. Они просматривали документы, переглядывались и время от времени рисовали на карте стрелку или круг. Хилла поразили их бесстрастные лица и неживой блеск глаз. Впервые видел он легендарных исчислителей — «живые счётные машины», аналитиков, достигших особыми тренировками нечеловеческой ясности ума. Все трое работали как одно целое, и круг на карте всё более сужался. Вот он охватил район, вот — квартал…