— Ну, что там?

— Смотри. — Коул провёл пальцем по бумаге, и вновь картинка ожила. Рин следил за ней сперва с недоверием, но потом брови его удивлённо приподнялись, и он опёрся на перила рядом с другом.

Сюжет длился недолго — чуть больше минуты: но в него вместилось очень много странного.

…Улица незнакомого города. С первой секунды — мельтешение пёстрых красок, толпы людей: весёлые лица, невероятные и разнообразные костюмы, диковинные причёски. У одних по одеждам бегут живые изображения и надписи, у других глаза скрывают странные очки в виде литых стеклянных забрал или «монеток» на глазах, а над головами вспыхивают в воздухе призрачные картинки, буквы и знаки. Над толпой кружат, будто жуки, маленькие летучие механизмы. Дома невероятных форм, будто паруса, стебли цветов или спирали, и все сверкают сталью и стеклом. И выше всех зданий — тонкая башня-игла, белоснежный обелиск, по которому снизу вверх пробегают цепочки синих огней.

Потом вид вдруг прыгнул куда-то вниз, будто смотрящий взлетел в небо: город уменьшился, слился в сетку улиц-морщин на берегу моря. И лишь башня-игла сияла белой звездой. Вот уже отдалившаяся земля затянулась облаками, и уменьшилась до шара планеты в чёрной пустоте. И по всему шару сверкали белые звёздочки, опоясывая планету неровной, ломаной линией. Цепь башен по всей Земле…

Но вот картинка потускнела. Башни всё так же сияли, но всю остальную планету окутал сумрак. А потом изображения начали сменяться резкими вспышками — все в серых тонах.

…Пустыня, занесённые песком заброшенные строения и ржавые решетчатые вышки, будто с картинок про нефтедобычу. Запрещающий знак на ограждении из колючей проволоки продырявлен пулями, на столбе ограды сидит стервятник.

…Иссохшие от голода чернокожие дети протягивают пустые миски навстречу солдату в невероятных доспехах и с оружием на ремне. В глазах детей жалобная надежда, в глазах солдата — лишь тупое равнодушие.

…Завалившийся на бок ржавый корабль на мелководье, борта зияют ранами пробоин. Разрушенный порт, замершие подъёмные краны, будто скелеты динозавров.

…Город из серых домов-коробок, затянутый дымом и бурым туманом — в котором тонет кровавое закатное солнце.

…Летающий остров сотрясают взрывы, вспухают огненные вспышки, он накреняется и медленно падает, окутанный дымом.

…Толпа разьярённых, беззвучно орущих людей ломится через врата в бетонной стене. Цепь солдат оступает, ощетинившись стволами: но вот сверкают вспышки выстрелов, и белые росчерки прошивают толпу…

И — тьма. Но когда уже казалось, что всё кончилось, во тьме вспыхнула звёздочка, разгорелась янтарным светом и превратилась в камень, зажатый в руке. Камень Времени, хронолит.

Новая картинка. Город в окружении горных склонов, на берегу искрящегося под солнцем озера; кварталы раскинулись кругами и полукольцами меж садов и парков, игрушечные дома с черепичными крышами соседствуют с фантастическими зданиями-кристаллами. Вот мастерская или лаборатория, всё сверкает белизной, расхаживают учёные в голубой форме. Вот они собрались у двери, в круглом окошке которой сияет янтарный свет, и что-то записывают в блокнотах. Вот женщина в защитных очках берёт щипцами из ниши странной машины светящийся хронолит и ставит на подставку, к другим таким же. И, наконец, возникли несколько учёных, и один из них торжественно протягивал зрителю Камень Времени в ладонях.

Картинку затянуло синевой, и на синем поле прорезался золотой рисунок — песочные часы из двух треугольников, заключённые в круг. Потом круг разомкнулся сбоку, а в часах истаяла косая черта, и рисунок превратился в стилизованную букву «S» (больше похожую на отражённую «Z») внутри большой «C». И под ним гордо проступило сияющее слово:

«ChronSortium».

И картинка угасла.

— «КронСорциум»? — растерянно повторил Рин. — Что это?

— А чтоб я знал. — Коул покосился на друга. — Тебе это странным не кажется?

— Ну, это про Бывших. Потрясающе, конечно, но в конце… Погоди. Откуда у них?..

— Ага, — кивнул Коул. — Я, пока шли, тоже подумал. Жрецы учат, что Бывшие до Конца доигрались, потом пришёл Вечный и дал людям власть над временем. А теперь получается, что Бывшие уже умели создавать Камни?

— Точно, — Рин был обескуражен. — Ох! А мы это у Гежчи украли!

— И что? Думаешь, он на нас полицам нажалуется, и сам себя спалит?

— Нет, но!.. А мы-то сами, если вдруг что, как будем объяснять, откуда у нас такое?

Коул поглядел на чёрную бумажку в своей руке. Подумал о том, какое чудо технологий сотворили Бывшие; как ему, фанату всякой техники, всегда хотелось иметь хотя бы одно из их запретных сокровищ… Вздохнул, и разжал пальцы.

Ветер подхватил листок и понёс над каналом; вот он коснулся воды и поплыл. В последний раз он мелькнул в ряби от фонарей на воде, затерялся и пропал из виду.

— А никак не будем, — сказал Коул. — Ну, пойдём уже!

Поезд вползал на станцию Белого района Бомтауна словно бы на последнем издыхании, истратив за время пути весь точно рассчитанный завод маховиков и заряд Камней Времени. Вот он в последний раз содрогнулся, и замер у промежуточной платформы; грохнули металлом тормоза, пневматическая система зашипела, стравливая воздух.

Грузный рабочий-осмотрщик, насвистывая в усы, не спеша шагал вдоль вагонов. Поезд был типичным «скотовозом» из Вест-Шатонска — перевозил продукцию пищефабрик и сезонных рабочих. Поэтому большинство вагонов были старыми, с дощатыми щелястыми стенами. Вот рабочий подошёл к двери первого вагона, вставил в наружный запор стержень-рычаг и отомкнул… Но стоило ему отодвинуть в сторону дверь — как его чуть не сбил с ног выскочивший из вагона человек. Придерживая фуражку, осмотрщик в изумлении попятился.

— Где выход к вокзалу? — отрывисто и без приветствий спросил незнакомец. Вид у него был такой, что осмотрщик невольно вспомнил виденную недавно в стереотеатре пьесу про солдата, вернувшегося с войны слепым инвалидом и мстящего бандитам, захватившим власть в его городке. Гость очень уж походил на того солдата: голова его была перебинтована, порванное и продырявленное кое-где пальто напоминало солдатскую шинель. Глаза скрывались за зелёными очками.

— Вон там, — указал пальцем рабочий. — Постойте, а…

— Отлично, — кивнул Иноканоан Друд, и обернулся к вагону. — Хилл, за мной!

Инспектор Хилл выбрался следом. Его приличный костюм был измят, кое-где к нему пристали соломинки. Вид у инспектора был ошалелый — как у любого, проехавшего от Анкервилла до Бомтауна в скотном вагоне. Пока рабочий собрался с мыслями, чтобы спросить, кто они вообще такие — Друд уже размашисто шагал по платформе; Хилл с трудом нагнал его.

— И часто вы так путешествуете? — на ходу выдохнул инспектор, выразив одной фразой всё впечатление от поездки.

— Постоянно, — бросил Часовой.

Хилл был промышленным инспектором, и за годы работы привык к путешествиям по всей Империи. Но то были неспешные и распланированные поездки в приличных купейных вагонах, со свежим бельём, чаем в стаканах, билетами из хрусткого жёлтого картона с длинными строчками цифр (так как даты и календари были запрещены, железнодорожники пользовались сложными кодами)… Теперь же события неслись вскачь, как укушенная слепнем лошадь.

После схватки на вокзале было много шума и суеты. Друд наотрез отказывался ехать в больницу, и с трудом дождался срочно вызванного врача. Тот, к счастью, оказался хронистом, лишних вопросов задавать не стал, и действовал быстро. В медпункте вокзала он обработал раны Часового, наложил швы и перевязал. Рану на плече он щедро залил коллоидом, остановив кровь, а потом прибег к дару — и заживил, оставив лишь красноватый шрам, похожий на вросшее в кожу уродливое насекомое. Хилл с почтением следил за процедурой. Все хронисты умели воздействовать на неживую материю, но лишь процентов десять из них могли работать с живой. Такие становились врачами… либо Часовыми.