Коул про себя решил, что мама там прячет фотографию отца, или какую-нибудь вещь в память о нём. А почему бы нет? И не приставал с расспросами. У него самого были тайны, о которых маме не надо было знать. Например, что пару раз он пил пиво в подворотне с заводскими. Или что на прошлый День Всех Бессмертных он не премию получил, а выиграл на крысиных бегах в трущобах…

А работа меж тем кипела. Наконец довели до ума и отладили программный станок. За день до комиссии прошёл слух, что инспектор уже приехал и остановился в лучшей гостинице Светлого города, и что он — не просто чиновник, а настоящий хронист!

— Ешь меня змей, сам видел! — божился Тиль, которого в Светлый город не пустили бы ни за что. — Цепочка из кармана, а на поясе банка со светом! Как на картинке!

«Картинки» — дешёвые открытки, которые продавали девчонки-симовки — изображали хронистов, а также солдат, гвардейцев и прочих. В Анкервилле был всего один хронист, и Коул его видел раз в жизни. Тогда на заводе случилась авария: треснул раздаточный вал третьего цеха. Все станки остановились, замена грозила затянуться, и план был под угрозой… Тогда и прибыл хронист.

Это оказался маленький человечек, небритый и в поношенном пиджачке, совсем непохожий на Повелителя Времени. Но на поясе у него была подвешена хронолампа — стеклянный цилиндр, заполненный словно бы светящейся золотой пылью. Хронист обошёл пострадавший вал, даже сунул палец в трещину и покачал головой, а потом нажал что-то на лампе, закрыл глаза и поднял руку.

И все столпившиеся рабочие увидели, как из хронолампы потянулась в воздух струйка золотого свечения. Хронист сделал странный жест пальцами, и она потекла к валу, окутала его светом… А потом вдруг с металлическим лязгом трещина сомкнулась и исчезла, и вал вновь стал таким, каким был до аварии.

* * *

Наконец настал день проверки. Мама после завтрака заставила Коула причесаться и надеть лучшую рубашку, строго пояснив, что «хороший завод — это не белёные корпуса, а культурные рабочие!».

Выбежав из подъезда, Коул к удивлению своему увидел Рина. Тот одиноко ждал под фонарным столбом, и тоже был одет приличней, чем всегда. Даже волосы расчёсаны на пробор.

— Привет, Ринель! Ты чего вырядился, на свидание, что ли? — Коул хлопнул друга по плечу. — Подружку нашёл? Колись!

— Не. Я с тобой хочу…

— Куда? Я ж на завод!

— Вот именно. — Рин решительно вздохнул. — На работу хочу устроиться.

— Что, к нам?

— Да. Надоело уже, без денег и без дела. Я дома скоро сам с ума сойду. Тётушка всё больше чудит, вчера вообще забыла, кто я — вор, кричит, сейчас полицию позову… — Рин тоскливо шмыгнул носом.

— Во как, — посочувствовал Коул. — Ладно, не раскисай! Пошли, раз так. Только не знаю, получится ли сегодня: комиссия у нас.

По пути им были уготованы сразу две неприятных встречи. На перекрёстке у тротуара была припаркована «консерва», полицейский мобиль с бронированным зарешеченным кузовом. Рядом стояли двое «полицев» в тёмных мундирах и полукруглых белых касках. Один из них остановил мальчишек.

— Что такое, офицер? — спокойно спросил Коул, хотя внутри дрогнуло: от «полицев» добра не жди. — Мы на работу.

— Проверка Часов, — заявил полицейский. — Вчера в поннерах какие-то щенки ограбили господина из Светлого города… Имя! Коул Вайс? Давай руку.

Второй тем временем размотал два провода в тканевой оплётке, идущих от переносной динамо-машины. Коул послушно протянул левую руку. Один полиц закрутил ручку машины, а второй поднёс концы проводов к «гвоздикам»-контактам на пальцах мальчишки. Руку слегка дёрнуло — и циферблат на запястье засветился. Из него ударил вверх тонкий луч и развернулся в веер голубоватого света. И в нём всплыли столбики призрачных цифр, отображавших, сколько времени поступило на счёт или было снято с него.

Коул понятия не имел, как это работает — да и полицейские, наверное, тоже. Наверное, этот секрет знали лишь столичные мастера-часовщики, создававшие Часы. Известно было лишь, что если подать на два нужных контакта искру от динамо-машины, часы покажут свою историю.

— Всё в порядке. — Рина «полицы» проверять не стали, лишь спросили его имя, и уважительно поклонились. Коул даже слегка позавидовал другу.

…А уже подходя к остановке монорельса, они вдруг услышали приближающийся шум — странно ритмичный топот и неразборчивые выкрики. Коул скривился, будто откусил кислого.

Из-за поворота чеканной трусцой выбежала группа ребят, мальчишек и девчонок, в колонну по два. Все они были одеты одинаково — белые рубашки без рукавов, серые шорты, чёрные шейные платки — и бежали в ногу, хором выкрикивая непонятное:

— Мин-час-берж! Мин-час-берж!..

Парень во главе колонны заметил Коула и Рина, и взмахнул рукой. Отряд затормозил, продолжив бег на месте. Вожак что-то выкрикнул, остальные дружно гаркнули «Слушс'!» — и врассыпную разбежались по улице, как будто раскатились колёса какой-то машины. Сам же вожак подбежал к Коулу.

— Кол! Ратвить! — отрывисто выпалил он. — Какжись?

— Привет, Рокк, — преодолев себя, поздоровался Коул. — Нормально, как сам? — Глядя на этого стриженого под ноль симовца с горящими глазами, со значками на рубашке («Отличный стрелок», и «Отличный бегун», и «100 сэкономленных часов», и другие), было трудно узнать в нём бывшего заводилу Рокка.

Во всех городах имелись ячейки Союза Имперской Молодёжи. Симовцы в своих кружках тренировались и состязались, учились стрелять и обращаться с собаками, занимались «общественной работой», ходили в походы и устраивали митинги. Их хвалили и ставили в пример, но втайне симовцев побаивались даже взрослые, считая фанатиками с промытыми мозгами. Ради экономии времени они даже разговаривали на «скороязе», сокращая целые слова до одного-двух слогов. Так, «ратвить» означало «Рад видеть», а непонятное «Мин час берж» — лозунг «Минута час бережёт». К тому же они были стукачами, шпионили за всеми (даже друг за другом) и доносили о малейших проступках.

— Хорш! Новсть слыш? Благдень, марш? Очхорш! Мы тож хоч! — Рокк взглянул вопрошающе. — К нам?

— Нет, Рокк. Я уже говорил: не буду я к вам вступать. Отвяжись!

— Очплох! — бросил Рокк. — Зря трать жись… Слав Вечн'! (Слава Вечному!) — попрощался он, и побежал прочь.

— Ну и жуткий! — поёжился Рин. — Чего он к тебе привязался?

— Мы когда-то приятелями были, — угрюмо бросил Коул. — С тех пор меня переманить пытается…

Словно бы тучка набежала на солнце. Мальчишки подняли головы: в небе над пылающими закатом горами проплывал дирижабль. Пузатый и остроносый, корабль небесных торговцев казался важным жуком, ползущим по золотому витражу неба и облаков. Он неспешно проплыл над седловиной меж горных вершин и скрылся с глаз.

— Да… — протянул Рин, и Коул понял его без слов. Вся земная суета в лабиринтах городских улиц и бесконечных правил вдруг показалась такой мелкой — в сравнении с величием полёта.

Коул втайне думал, что Рина не пропустят дальше проходной. Но сегодня им улыбнулась удача. Не успели мальчишки дойти до ворот, как к шлагбауму подрулил хоромобиль, взметнув клубы пыли (Рин испуганно отдёрнул Коула в сторону). Из машины вывалился рассерженный Геруд, а следом выбрался человек в пальто и высокой шляпе-цилиндре с кокардой-циферблатом. Главный заводской учётчик.

— …Потому что мне плевать! — ярился Геруд, и потрясал какими-то бумагами. — У нас сдача продукта на носу, а вы не можете закрыть отчётность?

— Не хватает кадров, — монотонно твердил учётчик. — Придётся людей с процесса снимать и сажать за бумаги, иначе не справиться.

— Да ну! А раньше, значит, справлялись?

— Раньше был Банджи. Он один за десятерых сообра…

— Не смей говорить про Банджи! — заорал Геруд. — Некому работать, так набирай новых! — Тут он заметил сквозь оседающую пыль мальчишек. — Чего уставились, пошли вон! Погоди-ка, тебя я не помню: ты кто?

— Э… — Рин оробел; Коул толкнул его локтём. — Доброго вечера, господин управитель! Я Ринель Куртуа дель Больд. Я, э, лишь хотел узнать, нельзя ли устроиться к вам на рабо…