— Привет! — Звонкий голос раздался будто из ниоткуда. Коул приглушённо вскрикнул, шарахнулся — и, споткнувшись, растянулся на крыше.

Для мальчишек внизу этот вскрик прозвучал как сигнал тревоги — в испуге они бросились бежать. Напролом сквозь кусты, раздирая лица и руки ветками, добежали до ограды, по очереди перемахнули через стену и врассыпную кинулись наутёк. Прочь от страшного дома!..

— Ты чего? — удивлённо поинтересовался голос. Коул приподнялся на локтях и обернулся. В тени угловой башенки сидел человек. Мальчик — с растрёпанными светлыми волосами, в коричневой куртке не по росту, шея повязана полосатым шарфом; на коленях раскрытая книга. Мальчишка с недоумением смотрел на незваного гостя.

— Т-ты кто? — выдохнул Коул.

— Ринель, — удивлённо ответил паренёк. — Ой, то есть, Ринель Куртуа дель Больд! Слушай, ты б поосторожней… — Коул только сейчас понял, как близко оказался к краю крыши. Он на четвереньках отполз подальше, и неловко поднялся.

— А чего ты тут делаешь? — недоверчиво поинтересовался он. Враз припомнились истории про жутиков. Вроде через парнишку крыша не просвечивает, но кто знает?..

— Читаю. То есть, вообще — живу, а сейчас читаю. А ты?

— Я флюгер хотел сви… — Коул запнулся. «Куртуа дель Больд» означало какую-то из Младших аристократических семей, ветвь Старшей семьи дель Больдов. — Постой, живёшь? Так дом же заброшен!

— И вовсе нет. — Мальчик взглянул на крышу башни. — Что ты там про флюгер говорил?

— А, ничего, забудь! — Коул почувствовал, что ситуация из пугающей стала какой-то неловкой. Осторожно ступая по кровле, он подошёл к парнишке. Ринель захлопнул книгу и тоже поднялся на ноги, оказавшись ростом ниже Коула. Глаза у него были голубовато-серые, а нос вздёрнутый, в россыпях веснушек.

— Я Коул, — протянул руку Коул. — То есть, Коулден Вайс, — поправился он зачем-то.

— Очень рад знакомству… — Ринель неловко пожал руку. Ладошка у него оказалась тёплая, живая, и это окончательно успокоило Коула. Никакой не жутик. — Ты откуда?

— Да с правобережья, — Коул махнул рукой на запад. — С Тёмной стороны, то есть; из простых кварталов.

— С Тёмной стороны? — Удивительно, но в голосе Ринеля прозвучало что-то вроде восторга. — Так ты из трущоб? Из этих… поннеров, да?

— Чего-о? — оскорбился Коул. — Это я-то пон? Совсем стрелки отстали, такое говорить? — «Понами» называли жителей самых бедных районов. В любом городе были свои трущобные гетто, «поннеры», населённые опустившимися оборванцами, до которых у имперского закона руки не доходили. С ребячьими бандами из поннеров ни одна компания не связывалась — трущобная детвора вся злая и подлая, в драке запросто заточку в бок воткнут.

— Ой, прости, — сконфузился Ринель. — Я просто… про трущобы только в книжке читал. — И от этого нелепого признания гнев Коула вдруг прошёл.

— Да ладно, нормально всё, — успокоил он. — Я-то что? Вот пацаны, те за «пона» и в нос дать могут!

— Так ты не один тут?

— Нет, с ребятами! Сейчас. — Коул подошёл к краю крыши, думая подать знак друзьям: мол, всё нормально… И не увидел внизу никого. Двор был пуст. «Разбежались», понял он, и почувствовал глухую досаду. Бросили и сбежали, тоже мне, товарищи…

— Ты чего? — окликнул Ринель. — Потерял что-то?

«Ага. Друзей».

— Не. Я это… прикидываю, как спускаться буду. Виноград не оборвётся?

— Зачем виноград? Тут лестница есть! — Ринель указал на подножие башенки, где виднелась открытая дверца.

— А можно?..

— Конечно. Пошли, я проведу!

Вдвоём они осторожно спустились по винтовой лесенке и вышли в полутёмный коридор. Здесь Коул вновь испытал приступ изумления. Он и подумать не мог, что попадёт в дом аристократов… и тем более не думал, что здесь будет такое убожество.

Наверное, когда-то особняк был полон света и блистал богатым убранством — но теперь повсюду было темно и пыльно. Многие окна были задёрнуты шторами, другие забиты досками. На стенах можно было различить светлые прямоугольники — когда-то тут были картины. В некоторых комнатах мебель была укрыта тюлевыми чехлами, пугающе похожими на коконы каких-то гигантских пауков. И всё подёрнуто серым налётом пыли.

— Зайдём в библиотеку, — пояснил Рин полушёпотом. — Мне надо книжку оставить, а то тётушка не разрешает из библиотеки выносить.

— Тётушка? Тут ещё кто-то есть?

— Ну, да. Графиня Агнетта Куртуа дель Больд, это её дом.

— Так вы вдвоём с тёткой в этой громаде живёте? — Коул потрясённо огляделся.

— Нет, ещё служанка и привратник… Вообще, она мне не тётя, а бабушка, — признался Рин. — Троюродная какая-то, не знаю… Её дети давно разъехались, и за домом ухаживать некому.

Вот, значит, как. А Рокк — «таинственно исче-езли»… Трепло! Коул невольно хмыкнул.

— Что?

— Да просто… Про твой дом знаешь, что брешут? Будто тут жутики водятся, и всё такое.

— Кто-кто водится?

— Жутики. Ну, такие, вроде как люди, только странные с виду; а рукой тронешь — и рука насквозь пройдёт! Потому что не человек, а видимость одна. Тут же таких нет?

— Э-э… нет, конечно. — Почему-то Ринеля этот вопрос озадачил. — Ты имеешь в виду, привидения?

— Да нет! Привидений же не бывает; а вот жутики — бывают…

— Дитя! — Старческий, дребезжащий голос прозвучал так неожиданно, что Коул чуть не подпрыгнул. — Кто это в нашем доме?

Голос принадлежал невысокой, хрупкой женщине в проёме двери. Очень старой женщине: лицо её было сморщенным, как чернослив, с дряблыми щеками и морщинистой шеей, глаза недобро щурились сквозь очки. На ней было старомодное тёмное платье, тоже потёртое и запыленное с виду. В костлявых пальцах старуха сжимала кружевной веер.

— Простите, тётушка! — потупился Ринель. — Э-это Коулден, он… (Коул оцепенел)…пришёл ко мне в гости.

— Гости? — Графиня поджала губы. — Чушь. Гостей принимают только по приглашению, и лишь тех, кто достаточно благовоспитан чтобы сперва послать визитную карточку. А это явно какой-то босяк из трущоб! Наверняка хочет что-то украсть!..

— Я не вор, ваша всеточность, — не выдержал Коул. Обида пересилила испуг: что ж такое, второй раз за день поном обозвали! — И не нищий. Я на заводе работаю, и мать моя честная женщина! И ничего я красть у вас не собирался. — Он даже почти не слукавил.

Старуха подозрительно оглядела Коула от растрёпанной макушки (он невольно пригладил волосы ладонью) до босых ног. Презрительно поморщилась и отвернулась.

— Честный, или вор — без разницы, — бросила она. — Я запрещаю тебе приводить в дом оборванцев. И что это у тебя под мышкой, не книга ли?

— Прошу простить, тётушка. Больше не повторится…

— Дополнительный час уроков, — старуха сложила веер и ткнула в сторону Коула. — И передай привратнику, чтобы больше этого юнца к дому не подпускал! Я пойду: пора принимать лекарство… — И она двинулась по коридору прочь.

— Не волнуйся, — поспешил успокоить Ринель. — Уже завтра всё забудет. Она, м-м… немножко не в себе, если честно.

Коул огляделся, будто не веря глазам. Роскошный особняк, заросший пылью; сумасшедшая старуха-графиня в платье будто из гардероба старого театра; Ринель в бедняцкой одежде…

— Да что с вами такое? — не выдержал он. Ринель недоумённо взглянул на гостя. — Бабка твоя, и вообще всё это! Я думал, знатюки… аристократы с золота едят и в шелка рядятся! А это всё?..

— А, ты вот о чём, — Ринель смущённо отвёл взор. — Понимаешь, тётушка считает, что экономия того… дисциплинирует. Она мне не больше недели на руки даёт, только на еду. Из-за этого и слуги все разбежались.

— Ты и продукты сам покупаешь? — не поверил Коул. Ему самому стало неловко. Подумать только, как мальчику из знатной семьи должно быть стыдно перед гостем за такую грязь в доме. — Ох, ешь меня змей. Ну извини, Рин, я…

— А? — Ринель дёрнулся и уставился на Коула с неожиданным испугом. — Как ты сказал?

— Я говорю — прости, Рин! — удивлённо повторил Коул. — Или тебя нельзя так называть? — Какой-то пуганый пацан: хотя с такой бабкой рядом жить…